Игрок

— Ах ты, маленький… — сказал Гурдже, пытаясь подняться, но тут же был снова отброшен назад.

Он сидел на земле в недоумении, не веря происходящему. Никогда еще машина не применяла против него силу. Это было неслыханно. Он снова попытался подняться; в груди рождался крик, полный гнева и раздражения.

Он обмяк. Крик замер во рту.

Он почувствовал, как его отбросило на траву.

Он лежал, глядя на черные тучи. Он мог двигать только глазами — ничем больше.

Он вспомнил перестрелку с ракетами: когда число попаданий в него выросло сверх всякой меры, скафандр не давал ему пошевелиться. Теперь было еще хуже.

Это был паралич. Он не мог ничего.

Он боялся, что остановится дыхание, остановится сердце, язык западет в дыхательное горло, откажет сфинктер.

В поле зрения вплыл Маврин-Скел.

— Послушайте меня, Жерно Гурдже. — Несколько холодных капель дождя упало на траву и на лицо человека. — Послушайте меня… Вы мне поможете, хотите вы или нет. Весь наш разговор, каждое ваше слово, каждый ваш жест этим утром записан. Если вы мне не поможете, эта запись будет обнародована. Все будут знать, что вы выиграли у Ольц Хап с помощью мошенничества. — Машина помолчала. — Вы меня понимаете, Жерно Гурдже? Вам все ясно? Вы понимаете, что я сказал? Есть название, старое название тому, что я делаю, если вы еще не догадались. Это называется шантаж.

Машина сошла с ума. Любой человек мог создать все, что угодно — звук, живые картинки, запах, прикосновение… были машины, специально для этого предназначенные. Их можно было заказать в магазине и писать какие угодно картины — неподвижные или подвижные, а если хватало времени и терпения, вы могли придать им правдоподобие, словно это было снято обычной камерой. Вы попросту могли создать любой киноэпизод по вашему желанию.

Некоторые пользовались подобными машинами ради удовольствия или ради мести, фабрикуя истории, в которых с их врагами или друзьями случались жуткие или смешные происшествия. Там, где подлинность того или иного события не могла быть доказана, шантаж становился бессмысленным и невозможным; в обществе наподобие Культуры, где было разрешено почти все, а власть отдельного человека и деньги практически перестали существовать, шантаж был вдвойне неуместен.

Машина и в самом деле сошла с ума. Уж не собирается ли она убить его? Гурдже покрутил эту мысль у себя в голове, заставляя себя поверить в то, что такое возможно.

— Я знаю, что происходит у вас в голове, Гурдже, — продолжал автономник. — Вы думаете, что у меня нет доказательств, я, мол, мог все это сфабриковать и мне никто не поверит. Ошибаетесь. У меня была связь в реальном времени с моим приятелем, одним из Разумов ОО, сочувствующих мне: он всегда знал, что из меня вышел бы превосходный оперативник, и добивался моей реабилитации. То, что происходило между нами сегодня утром, записано в мельчайших подробностях Разумом, имеющим безупречную нравственную репутацию, и на уровне безукоризненной достоверности, обеспечиваемой существующими средствами связи… То, что у меня есть против вас, не может быть сфальсифицировано, Гурдже. Если не верите, спросите у вашего друга Амалк-нея. Он подтвердит вам все, что говорю я. Он, может, глуп и невежествен, но, по крайней мере, должен знать, где искать истину.

Капли дождя ударили по беспомощному, расслабленному лицу Гурдже. Челюсть у него отвисла, рот был открыт, и он опасался, что может в конце концов захлебнуться — захлебнуться в хлынувшем дожде.

Над ним двигалось небольшое тело автономника, обдаваемое струями дождя, которые становились все толще и хлестали Гурдже все сильнее.

— Вы хотите знать, что именно мне от вас надо? — спросил автономник.

Гурдже попытался пошевелить глазами — ответить «нет», чтобы досадить автономнику, но тот, казалось, ничего не заметил.

— Помощь, — сказал Маврин-Скел, — мне нужна ваша помощь. Мне нужно, чтобы вы замолвили за меня словечко. Мне нужно, чтобы вы отправились в Контакт и присоединились к тем, кто требует моего возвращения к активной деятельности.

Машина резко приблизилась к его лицу, и он почувствовал, что его тянут за ворот пальто. Голова и верхняя часть туловища Гурдже приподнялись над мокрой землей, он беспомощно смотрел на вороненый корпус маленькой машины. «Карманный размер», — подумал он, жалея, что никак не может моргнуть; и еще он подумал, что если уж не может моргнуть, то остается только радоваться дождю. Карманный размер — автономника вполне можно было бы засунуть в один из больших карманов пальто.

Гурдже разбирал смех.

— Вы что, не понимаете, что они со мной сделали? — сказала машина, встряхнув его. — Меня кастрировали, выхолостили, парализовали! Как вы теперь себя чувствуете — полная беспомощность, но при этом вы знаете, что не лишены конечностей, хотя и не можете пошевелить ими! Именно это чувствую и я, но при этом знаю, что и конечностей у меня нет. Можете это понять? Можете? Вам известно, что в нашей истории люди лишались конечностей целиком и навсегда? Вы помните историю вашего общества, мой маленький Жерно Гурдже? Помните? — Машина встряхнула его, ему показалось, что он слышит лязг собственных зубов. — Вы помните калек, у которых руки и ноги не успели отрасти? В давние времена люди теряли конечности — после взрыва, несчастного случая, ампутации, — но им казалось, что конечности у них остались, казалось, что они все еще чувствуют их. Фантомные ощущения — вот как это называлось. Эти несуществующие руки или ноги могли чесаться, могли болеть, но пользоваться ими было нельзя. Можете это представить? Можете себе представить это, вы, человек Культуры с возможностями регенерации, зафиксированными на генном уровне, с реконструированным сердцем, модифицированными железами, мозгом, в сосудах которого никогда не образуются тромбы, безупречными зубами и совершенной иммунной системой? Можете?!

Машина отпустила Гурдже, и он снова упал на землю. Зубы лязгнули и прикусили кончик языка. Солоноватый вкус заполнил рот. «Теперь я и в самом деле захлебнусь, — подумал он, — в собственной крови». Он ждал настоящего ужаса. Дождь заливал ему глаза, но он не мог плакать.

— Ну, так вот, представьте это, только в десять раз, во много раз хуже, представьте, что чувствую я, созданный, чтобы стать хорошим солдатом, сражаться за все, что нам дорого, находить и сокрушать варваров вокруг нас! Всего этого нет, Жерно Гурдже, все уничтожено, исчезло. Мои сенсорные системы, мое оружие, мой объем памяти — все это урезано, сведено на нет, искалечено. Я заглядываю в ракушки стрикена, я могу уложить вас на землю своим восьмикратным полем и удерживать так с помощью электромагнитного эффектора… но это ничто, Жерно Гурдже, сущее ничто. Слабый отзвук, тень того, что было. Ничто.

Машина отлетела вверх и слегка в сторону.

Она вернула ему способность владеть телом. Гурдже с трудом поднялся с влажной земли и пальцами потрогал язык. Кровотечение прекратилось, кровь свернулась. Он сел. Голова слегка кружилась; он пощупал затылок там, где ударился им о землю, — никаких повреждений. Он посмотрел на маленький, весь в каплях корпус машины, парящей над тропинкой.

— Мне терять нечего, Гурдже, — сказал автономник. — Помогите мне, или я погублю вашу репутацию. Только не думайте, что это пустые слова. Даже если это для вас ничего не значит — хотя я и сомневаюсь, — я сделаю это просто ради удовольствия доставить вам несколько неприятных минут. Если же это для вас значит всё и вы на самом деле покончите с собой — в чем я тоже очень сильно сомневаюсь, — то я все равно сделаю это. Я еще никогда не убивал человека. Наверное, мне дали бы такую возможность где-нибудь, когда-нибудь, если бы приняли в ОО… но меня устроит и доведение до самоубийства.

Гурдже протянул руку к машине. Пальто на нем стало тяжелым. Штаны пропитались водой.

— Я вам верю. Хорошо. Что я могу сделать?

— Я уже сказал, — ответил автономник, перекрывая голосом вой ветра в кронах деревьев и шуршание дождя в траве. — Замолвите за меня слово. Вы влиятельнее, чем вам кажется. Воспользуйтесь своим влиянием.

— Но я не…

— Я видел вашу почту, Гурдже, — устало сказал автономник. — Вы что — не знаете, что такое приглашение с ВСК? Считайте, что Контакт предлагает вам должность. Неужели вас не учили ничему, кроме игр? Вы нужны Контакту. Официально Контакт никогда не охотится за мозгами — вы сами должны подать заявление, а если уж вас примут, тогда дело другое. Чтобы попасть в 00, вы должны ждать приглашения. Но вы им нужны, это точно… Боги милостивые, неужели вы не понимаете намеков?!

— Даже если вы правы, что, по-вашему, я должен делать? Пойти в Контакт и сказать: «Возьмите этого автономника назад»? Не будьте глупцом. Я даже не знал бы, с чего начать.

Он не хотел ничего говорить о визите автономника из Контакта тем вечером. Но этого и не потребовалось.

— А разве они уже не связывались с вами? — спросил Маврин-Скел. — Позапрошлым вечером?

Гурдже с трудом поднялся на ноги, отряхнул песок с пальто. Ветер налетал порывами, снося капли дождя. Деревенька на берегу и ветхий домишко его детства были почти невидимы за темной завесой ливня.