Игрушка для босса. Трилогия

И чего я так расхрабрилась, перья распушила? Раньше в присутствии начальства даже не дышала. Плохо на меня Грановский влияет, неправильно. Чувствую себя женщиной, которую от всех невзгод, проблем и плохих людей защитит ее мужчина. А это не так. Потому что ОН не мой! — глубокий вздох сожаления вырывается из груди сам собой. — Пора перестать витать в облаках! — Подхватываю сумку, поднимаюсь на ноги. Лавочная прогулка закончена, пора шлепать домой.

Открываю скрипучую, тяжелую дверь, захожу в плохо освещенное пространство, устало бреду по ступеням, ладонью отряхиваю испачканные в мелу брюки. Видимо, детки развлекались.

На втором этаже лестничной площадки звездой развалился пьяный бомж. Ворчит что-то на своем матно-русском, размазался по поверхности. Всплескиваю руками, раздосадованно притормаживаю. Как же он сюда пробрался, вроде на двери кодовый замок? — Понимаю, что это препятствие так просто не преодолеть. Оглядываюсь назад, не знаю, как быть. — Может, еще немного погуляю, он за это время уползет куда-нибудь. Или девочкам позвоню. Хотя, чем они помогут? Только ныть возьмутся.

Недолго думая, легкой шустрой ланью перескакиваю через вонючку, словно в классики играю. А сама причитаю себе под нос, жалею бедняжечку, которой и так сегодня досталось по пятое число от всей души.

Практически у подножия ступенек, ведущих наверх, когда уже посчитала, будто камень преткновения позади, этот бездомный экземпляр, завидев непонятную тень перед глазами, шустро хватает меня грязными пальцами за тонкую лодыжку.

Истерично взвизгиваю. Пошатнувшись, дергаю худенькой конечностью, ногтями впиваюсь в крашеную стену, чтобы не упасть. Но беспардонный индивидуум, видимо решив, что я ствол дерева, повисает на моих брюках. Цепляясь за плотную ткань ручищами с загнутыми черными ногтями, как за скалолазную стену, силится по мне подняться на ноги.

Возмущена до предела! Шиплю на мужика ядовито, угрожаю жуткой расправой, отбиваюсь от чудища подъездного, а штаны крепко ладонями держу, чтобы не стащил, туфлей на шпильке отбрыкиваюсь. Но ему все как с гуся вода: орет нараспев, обстреливает нецензурной лексикой.

Тут сверху неожиданно раздается звонкий собачий лай, а по ступеням кто-то активно спускается. Поднимаю глаза, испуганно присматриваюсь, очень надеюсь, что не «корешки» этого скунса.

Через пару секунд на горизонте появляется суровый божий одуванчик в теплой вязаной кофте в мелкие катышки и расписном красном платке.

От увиденной сцены на лице пожилой красавицы вспыхивает хищная улыбка. Пухлые бока кулачками подпирает, на глазах возмущенно раздувается, хохлится. Клюкой на безобразника замахивается, голосит так, что эхо от стен отражается и рикошетом по ушам бьет.

— Ах ты, паразит такой, дармоед ходячий. Ты зачем девочку пугаешь? Совсем совесть потерял! — подбирается ближе, бадиком тыкает, причитает, пакетом с мусором на него замахивается. А длинная такса вокруг бабульки круги нарезает, лает, пританцовывает. Счастливая, довольная — наконец-то в центре событий. Бомжу рыком угрожает, оскалом белозубым, но близко не подходит.

— Давай руку, лапонька, — хватает меня за предплечье, на себя тянет. А у меня в голове мысль проскакивает, что это не лучшая идея. — А ну пусти, архаровец подлый. Сейчас тебя Мария Петровна научит уму разуму, — но в этот момент бомж странно изворачивается, меня выпускает из хищного захвата, но зато цапает за ногу бойкую старушку. С воплем: «Петрович, ты вернулся!» — радостно беззубо щерится.

Я лечу назад, с громким шлепком падаю на мягкое место. Успеваю только ахнуть, потому что дальнейшее развитие событий происходит как в кино.

Словно Пизанская башня, пышная пенсионерка, вереща, размахивая отходами, заваливается сверху на бомжа. При этом тащит за поводок испуганно визжащую сосиску-таксу, которая плюхается теплым пузом прямо алкашу на лицо.

Не ожидавший такого сюрприза пьяница, придавленный грузным телом, взвывает. Отчаянно сквернословит в эфир. Активно брыкается, ерзает, норовит скинуть с себя мохнатое существо в придачу с тучной бабкой. И не замечает, как приближается к опасному спуску.

Поскользнувшись на грязной, сальной одежде, вверх тормашками, словно бобслеист, стартует вниз. С вскриком: «Петрович, ну ты чего?» — Обиженно прыгает по крупным горбатым ступеням. А на нем верхом, как на санях костяных, старушка с псом едут, завывают отчаянно. Напуганы оба до полусмерти.

Седой цветочек хуже бомжа бранится. Да еще пакет с отходами взмывает ввысь, разрывается, и оттуда градом разноцветным в воздухе рассыпается пищевой утиль.

Я сижу с отвисшей челюстью, медленно хлопаю ресницами. Ошарашено наблюдаю, как шкурка от банана падает псу на морду, и тот отчаянно вгрызается в нее зубами, терзает, мотая носом в разные стороны. Пластиковая бутылка из-под молока опускается прямо бабке в руки, и она отшвыривает ее в стену. При этом брызги, остатки прокисшей жидкости, долетают даже до меня. А острая жестяная консервная банка от шпрот больно долбает бомжа в лоб, поэтому из его глаза выкатывается скупая полупрозрачная слезинка, а лицо мучительно перекашивается. Он широко распахивает беззубый рот, чтобы втянуть кислород, но туда, экстравагантно покачиваясь, опускается скользкая шкурка от сливочной сосиски.

Остальной мусор разлетается по периметру, повисает на перилах, прилипает к выкрашенным в зеленый цвет бетонным стенам, оседает на полу.

Если вы думаете, что на этом мои фееричные приключения закончились, то хочу вас глубоко разочаровать. Потому что по какой-то непонятной причине всем людям достался режиссер как режиссер, а мне, по-моему, паршивый комик.

Эта странная, ревущая благим матом неустойчивая конструкция, долетев до следующего пролета, со всей силы врезается в противоположную стену и активно разваливается на отдельные элементы.

Бедная, перепуганная шавка, видимо, находясь в состоянии аффекта, не знаю уж за какие такие земные грехи, первым делом вцепляется острыми зубами в руку собственной хозяйки. А та, отчаянно визжа, немедля бьет сардельку по длинной морде и, схватив за кожу в районе спины, отшвыривает в мою сторону.

Обиженно скуля, гладкошерстная такса плюхается на пол, быстро перебирая короткими лапками, переворачивается на живот и кидается ко мне. Я не успеваю ничего понять, только вижу, что псина проносится мимо, а в боку неприятно жжет.

О себе думать нет времени, потому что снизу доносятся истошные стоны. Людям, уверена, очень плохо. Поэтому незамедлительно хватаюсь за сумку, ищу мобильник, чтобы вызвать скорую помощь. Рассеянно объясняю оператору, что бабка на бомже скатилась по ступеням вниз, и они протаранили стену многоквартирной пятиэтажки. Не знаю, отчего на том конце странная женщина подхихикивает в голос. Ведь мне не смешно: там, внизу, старушка с бездомным никак расползтись не могут, опять драться начали.

Прошу на всякий случай вызвать к нам полицию, потому что, если вдруг вернется некий ранее упомянутый Петрович, то ситуация усложнится не на шутку. — Хватаюсь лапками за перила, поднимаюсь на тонкие конечности, смотрю вниз на воюющих, не понимаю, что делать дальше. Благо, на площадку разбуженный нашими истошными воплями выскакивает сонный, в майке и семейных трусах сосед из квартиры 107. Оценив ситуацию и окинув меня изучающим взглядом, сбегает к пострадавшей парочке.