Игрушка для босса. Трилогия

Заречный неторопливо достает из кожаной папки кипу бумаг, просматривает.

Поскольку есть я больше не хочу, то жестом зову стюардессу, прошу убрать со стола. Как только поверхность приводят в порядок, принимаемся за дела.

Громкий женский голос, льющийся из динамиков, просит пассажиров вернуть кресла в вертикальное положение и пристегнуть ремни, так как самолет идет на посадку. Выполняем требования, готовимся к приземлению.

К моему огромному удивлению, из железной птицы выпархиваем не мы одни. В прохладном зале аэропорта замечаю двух знакомых парней из отдела продаж и девушку из экономического.

Все же Заречный не обманул: делегация в сборе, только Полины и Глеба нет. Но вот комфортом обласкана была лишь я одна, остальные ребята такой чести не удостоились. Любопытно! — Рассаживаемся по машинам, поданным заранее: мы с Заречным — в черный «Мерседес», остальные — в микроавтобус.

— Насть, ты с вещами не определилась? — мужчина бросает взгляд на золотые часы на запястье. Не дожидаясь моего ответа, продолжает: — Тогда в течение дня купим. Заодно поможешь мне подарки сестре и матери выбрать, а то съедят с потрохами, если чего-нибудь не привезу. — Открываю глаза от изучаемого документа, киваю в знак согласия.

Я не знаю, когда климат между нами изменился и пошла оттепель, но разговаривает и смотрит на меня кареглазый совсем по-иному, теплее, дружелюбнее как-то. Да и мне в его компании сейчас вполне уютно и нестрашно.

Думаю, мой пьяный бред пошел заму генерального на пользу. Надеюсь, он все- таки обсудит с Грановским продажу акций, чтобы стать полноценным партнером, разделить ответственность. Это поможет не только их отношениям, но и фирме, которая довольно сильно страдает из-за конфликта руководителей.

Только я этих изменений, к сожалению, уже не увижу, потому что уволюсь сразу, как вернемся в Москву. Мне больше в этой компании делать нечего. Видимо, история репки подошла к концу, настало время незаметно покинуть сказку.

Остаток дня пролетает незаметно. Гуляем по магазинам, мирно общаемся на отвлеченные темы, заселяемся в отель. Заречный попыток ухаживания не предпринимает, держится дружелюбно и корректно.

Наутро прилетает Глеб Викторович, но без Полины. Оказывается, рыжая беременна и попала в больницу с угрозой выкидыша — теперь недели две пролежит на сохранении. Об этом мне по секрету сообщает Заречный перед самой встречей.

Рада за них, надеюсь, все обойдется и малыш будет в порядке.

Наш юрист заметно нервничает на переговорах и отправляется в аэропорт сразу, как только заканчивается деловая встреча. Мы же проводим еще один чудесный день на курорте и только в четверг вечером возвращаемся в дождливую Москву.

Итак, завтра пятница и я намерена подать заявление на увольнение. Надеюсь, Заречный не откажет и подпишет его сам. Я не знаю, придется ли мне отрабатывать две недели, как предусмотрено законодательством, или сможем «договориться». Верю, что зам. генерального войдет в мое положение и отпустит с миром.

Больно… Мне до сих пор безумно больно, потому что ничего поделать с собой не могу — очень ЕГО люблю. И это так унизительно, отвратительно, мерзко, что хочется вырвать из груди стонущее сердце и выбросить в океан. Стать холодной и бесчувственной, как снежная королева. Навсегда разучиться любить…

Я приложу свои ладони.

К стеклу сейчас.

И положу на подоконник

В вечерний час

Моих стихов неисполнимость,

Моих обид

И старых бед-неотвратимость.

Еще болит

Моя душа. Но за окошком

Нет никого.

От книжки только лишь обложка.

В ней — ничего.

У подоконника застыла-

Смотрю во тьму.

Все было ни к чему, мой милый…

Все ни к чему…

ГЛАВА 31. Герман

Герман

— Уважаемые пассажиры, самолет входит в зону турбулентности, просим занять свои места и пристегнуть ремни, — монотонный женский голос, льющийся из динамиков, заставляет приоткрыть глаза, нащупать рукой застежку и пряжку.

На мобильнике половина шестого утра, в воздухе я почти семь часов. Колено неприятно ноет, хотя кресло, в котором дремлю, раскладывается полностью, превращаясь в просторное ложе. Но это не помогает- верчусь из стороны в сторону, пытаюсь найти удобное положение, но все без толку.

Вдобавок желудок неприятно рычит: в дороге я ничего не ем — так легче переношу дальние поездки.

Снова прикрыв ресницы и запустив пятерню в волосы, проваливаюсь в свои мысли, коих в голове целый рой. Хелен… Какого хрена она опять ворвалась в мою жизнь спустя год после развода? Нагло ввалилась в квартиру, да еще и с пузом. Вся такая покорная и ласковая с виду… По-хозяйски расселась на моем диване и небось невесть что наговорила Насте, напугав малышку… От этих воспоминаний становится неприятно, просыпается чувство злобы.

Как же я жалею, что спустился так поздно и не слышал их диалог. Что она наговорила мышке, сколько грязи успела вылить? В тот момент я хотел только одного — огородить мою девочку от этой ведьмы, чтобы не навредила, не обидела.

Попросил Настю поехать домой и подождать меня там. Но не знаю, слышала она меня или нет, потому что смотрела так зло и агрессивно, что я опешил. Пару раз уточнил, есть ли у нее наличка на такси, но она словно воды в рот набрала. Поэтому решил дать ей купюру, побоявшись, что моя малявка снова по пути вляпается в приключения, которые постоянно, словно магнит, притягивает к себе.

Остался наедине с Хелен, которая тут же с издевкой выдала, смотря в сторону кухни, где до сих пор лежала немытая посуда: «Неужели Грановский так обнищал, что стал сам себе готовить?» Но на меня ее сарказм впечатление не произвел, а вот заявление, что она беременна от меня, вызвало такую ярость, что еле сдержался.

Хрена с два я ей поверил, меня-то не обманешь: знаю, сколько гнили хранится в этой прелестной головке. Дай только повод рот открыть — сразу яд польется рекой. Да и ложь — конек Хелен, она на нем всегда скакала, как настоящий профессионал… — Меня слегка передергивает от неприятных воспоминаний. Громко вздохнув, переворачиваюсь на другой бок. — Ну почему в моей жизни все так «вовремя»? Только я стал в себя приходить, только оклемался, и на тебе — ведьма снова на пороге.