Игрушка Плюшевых мишек
Шрифт:
Я тогда была так напугана и возбуждена, что толком ни одного мужского лица не запомнила.
— Ну? Чего стоишь на месте? Не видишь, у меня бокал пустой. Налей. Давай, пошевеливай булками, сучка.
Вместо того, чтобы подойти к мерзавцу, я отступила в сторону спасительной двери. В этой комнате я не хотела больше оставаться.
«Бежать! Как можно дальше бежать!»
Что я и сделала. Быстро развернувшись, рванула из столовой. Бежала, не замечая дороги.
«С меня хватит! Я не обязана платить за отцовские грехи!»
Послышался громкий раскатистый смех. Похоже, ужин я сегодня пропущу.
Не помню, как влетела на второй этаж. Но дверь
— Лиза, что случилось? — обеспокоенно спросил Борис.
Видимо, любимый уже полностью отошёл после небольшого эмоционального взрыва. И теперь он стал прежним: заботливым, добрым плюшевым мишкой.
— Я хочу уйти. Я хочу домой, — прошептала, уткнувшись мокрым от слёз лицом в мужскую грудь.
— Лиза, я ещё раз спрашиваю, что с тобой случилось?
— Там в столовой твой отец.
— Понятно, — лишь только и сказал Борис… — Он мне отчим. Хотя воспитывал меня с двух лет. Не обращай на него внимания. У него крайне скверный характер. Депутат думает, что ему всё позволено. Так сказать, слуга народа.
— Он чудовище, — пробурчала я.
— Что он сказал такого, что тебя это так расстроило? — голос Бориса был ровным и каким-то отстраненным.
Я подняла голову и посмотрела в стального цвета глаза. Этот взгляд был жёстким, колючим. Поежилась. Я, как маленькая девочка, прибежала прятаться под юбку к маме. Как когда-то в детстве, когда меня обижали. Я всегда так делала. Искала защиты у родного человека.
Артём был прав. Я действительно всю свою сознательную жизнь прожила в своём болоте. Где меня окружали книги, музыка, любящая семья. Где были бабушкины пирожки, когда она приезжала к нам в гости. А ещё мне рассказывали сказки про отважных рыцарей и не очень умных, зато красивых принцесс. И, дожив до своих лет, не знала, что мир колюч и настолько жесток, что готов не только обидеть, но и, вытерев ноги, жестоко унизить.
Отцу как-то удавалось не нести в дом то, с чем он каждый день сталкивался. За время моего взросления жизнь наша потихоньку менялась и, увы, не в лучшую сторону. Мы перестали ездить на море, ходить в парк и кино. Папа всё больше хмурился, а мама по ночам плакала. Но все семьи сталкиваются с трудностями. Ведь так? И ничего, и к нам в дом придет белая полоса. Мы так все думали. Мы на это надеялись.
И чтобы поправить финансовое положение, отец начал играть. Когда он выигрывал, у нас в доме был праздник. А когда проигрывал, затягивали потуже пояса. Мама с отцом по вечерам ругалась. Она хотела с ним развестись. Но останавливало то, что дочерям нужен любящий отец. И папа клялся, что бросит пить и что больше не будет играть. Но, опрокинув в себя пару стопок, его тянуло на подвиги. И вот что получилось в итоге. Он просто доигрался до того, что выставил меня на кон. Хорошо, что не смертельно, как любит говорить Борис. Да, только унижение не хуже ли смерти?
Нет. Не хуже. Это можно вынести, перетерпеть, подняться, отряхнуться и пойти дальше. А смерть бесповоротна и окончательна.
— Сказал, что отец продавал домашнее видео с моим участием. Но Артём это опроверг. Твой отчим тоже был в кабинете?
— Да, был. Эта сделка была совместной, — я громко сглотнула. — Именно отчим тогда предложил выкупить долг твоего отца.
— Я туда не вернусь, — покачала головой.
Борис взял сильными пальцами меня за подбородок и, не давая
отвести голову в сторону, произнес:— Ты слишком мягкая, слишком впечатлительная и совершенно неподготовленная к жизни. А жизнь не стоит на месте, она движется вперёд. Я понимаю, что тебе страшно и больно. И хочется зарыться с головой в песок. Но так нельзя. Понимаешь? Нельзя. Тебе нужно в себе воспитывать внутренний стержень. Я не всегда буду рядом, чтобы тебя защитить и оградить от всех бед. Ты должна сама бороться с трудностями и принимать верные решения. А поэтому, хочешь ты того или нет, мы идём вместе в столовую. И там, не смотря ни на что, ужинаем. Не обращая внимания на слова и отношение моего отчима. Ты не будешь плакать, а лишь только улыбаться. Отчима бесит, когда люди его не боятся. Это его слабость. Такие люди, как мой отчим, воспринимают лишь сопротивление и принимают силу. Ты женщина и от природы эмоционально гораздо сильнее. Ты сильная, Лиза. Я в тебя верю! А теперь вытрем твои слезы, — Борис достал платок из кармана брюк и вытер слезы с моих щёк. — Знаешь что?
— Что? — спросила у него.
— А давай завтра в обед прошвырнёмся по магазинам и купим тебе одежду? Ну, или то, что ты захочешь? Так сказать, для души и тела.
— Ну, давай, — неуверенно согласилась с ним. — А тебе разве не нужно быть на работе?
— Артём меня заменит. А теперь пойдем, а то я голоден как волк. Готов съесть все, что попадется на глаза.
— Даже своего отчима? — я улыбнулась.
— Увы, этого старого козла не прожуешь. Поперек горла станет. Да и зачем мне несварение желудка?
Глава 16
Мы спускались по лестнице, и Борис придерживал меня за руку. И несмотря на то, что мои ноги не хотели идти в столовую и я не желала встречаться с отчимом Бориса. Я всё-таки шла. Потому что рядом со мной был мой защитник, моя стена. Хотя разумом понимала, что всё это временно. И всё может быстро измениться.
Я получила маленькое удовольствие, когда увидела лицо Станислава Степановича. Постаралась скрыть улыбку, когда его красивое холеное лицо перекосилось от гнева.
— Прислуге здесь не место! — громко сказал мужчина.
Я с содроганием в сердце ждала ответ Бориса. Прежде чем ответить, он подвёл меня к столу и усадил справа от центрального стула. Артём сел по левую сторону. Борис же опустился на стул, который стоял в начале стола.
— Она не прислуга, и у нас в стране не крепостной строй. Лиза в этом доме гостья. Как, впрочем, и ты, отец.
— Я хотел поговорить о деле. И разговор не для чужих ушей.
— А я устал и хочу есть. Тебе тоже стоит подкрепиться. Нервничать вредно. Сердце может не выдержать.
Борис говорил с уважением, но без тепла в голосе. Станислав Степанович, отодвинув стул, сел напротив Бориса. Я была несказанно рада, что этот мужчина не смотрит на меня прямо. А иначе бы кусок в горло не полез. Ели молча, никому не хотелось говорить. Когда ужин подошёл к концу, и Борис встал из-за стола. То он обратился не ко мне, а к Артёму:
— Будь любезен, брат. Проводи Лизу в её комнату. Ей сегодня нездоровилось. И останься с ней. Я обсужу с отцом дела и присоединюсь к вам.
Борис чеканил каждое слово, и голос его звенел. Я чувствовала в его тоне проблески гнева. Но на кого он злился? На меня? Или отчима? В столовой мы с Артёмом не задержались. Наш уход походил на бегство, по крайней мере, с моей стороны. Я торопилась покинуть столовую. И на пороге запнулась, выходя из двери. Но жилистая рука Артёма не позволила мне упасть.