Игрушка Ворона

Так и здесь. Вадим мне очень нравился, рядом с ним я чувствовала себя другой, не такой, какой я бываю с друзьями или остальными людьми. Эти перемены хорошо на мне сказывались. Но, несмотря на это, я отчетливо понимаю, что не сделала ничего такого, чтобы меня подзывали к хозяину как какую-то собачонку. В этом плане, я уже скорей кошка, гуляющая сама по себе. Меня взбесил приказной тон Вадима, ведь я знаю, что он умеет быть другим, по крайней мере, со мной.

Короче, провалявшись в кровати без сна до самого утра, я начала собираться на работу, понимая, что уже нет смысла пытаться уснуть. Чашка кофе немного бодрит меня и я снова готова работать. Оставив разогретый завтрак на плите, я подготовила для Пети таблетки и сироп, зная, что сам мой дружок ничего не сделает, и ушла на работу.

Снова этот блядский мороз и снова я прячу нос и рот в складках шарфа, чтобы не окоченеть в край и не умереть от превращения в сосульку. Когда же уже придет весна и можно будет попрощаться с холодом? В трамвае значительно теплей, чем на улице. Привычная толкучка и, кажется, что мне сейчас все органы в кашу превратят, настолько сильно меня сдавили со всех сторон. Ни одна утренняя поездка, конечно же, не обходится без ворчливой бабки. Я себе запретила лишний раз материться, вроде как в приличном месте теперь работаю, надо бы воспитанной быть. Но после того, как бабка пару разочков хорошенько меня пнула ногой и сказала, что я курица слепая, тут мое и без того шаткое терпение треснуло по швам. Две остановки мы ругались и в конечном итоге, я выдержал этот бой, а бабка, фыркнув, вышла из трамвая, проклиная меня.

На центральной остановке люди высыпаются на улицу целой кучей. Будешь зевать на ходу – растопчут. Выскочив из трамвая, я чуть не грохнулась на ровном месте, поскользнувшись на замёрзшей луже. Отхожу в сторону, чтобы меня никто из пассажиров не сбил и замечаю маленькую девочку. Она плачет просто на разрыв и, кажется, кого-то пытается найти в толпе. Малой лет пять, миленькое личико, большие заплаканные глазища. Все проходят мимо девочки, будто им и дела нет до чужих слез. Метусь к ней как настоящий спасатель.

– Чего ревешь? – присаживаюсь на корточки перед ребенком.

– Маму потеряла, - всхлипывает и вытирает нос, из которого сопли пузырями идут.

– И где же ты ее потеряла?

– Вышли и потеряла, - продолжает реветь и мне становится девочку та жалко, что у самой что-то в груди начинает дрожать.

– Ладно, иди сюда, - беру ребенка на руки. – Посмотри внимательно, где твоя мама?

Девочка шмыгает носом и вертит головой в разные стороны.

– Вот она! – тыкает крошечным пальчиком и улыбается.

К нам уже метется худющая женщина в темной шубке и на каблуках. Судя по ее физиономии – злющая, точно мегера. Да уж…

– Хорошо, - вытаскиваю из кармана куртки конфету и протягиваю ребенку.

– Отпусти моего ребенка! – визжит женщина и дергает девочку так сильно, что ребенок чуть ли не падает на землю.

– Успокойтесь, - ставлю малую на ноги. – Она потерялась, я просто хотела помочь.

– Ага! Как же! На органы детей продаете! Знаю я вас, благодетелей! Иди отсюда, пока полицию не вызвала!

– Угомонись! – рявкаю. – Иначе нос твой горбатый разобью! – смотрю на женщину широко распахнутыми глазами, знаю, что такое зрелище не из приятных.

Мымра ничего не отвечает, хватает девочку за руку и утаскивает за собой. А малая мне улыбается и машет на прощание конфетой. Я тоже улыбаюсь ребенку, и прилив гнева тут же отпускает. Нечего злиться, будто в первый раз натыкаюсь на таких истеричек.

Перехожу дорогу и замечаю «Мерседес», припаркованный рядом с входом в «Корвин». Первая мысль – Воронов прилетел за моей душонкой, чтобы отомстить за отказ. Такое предположение вместо того, чтобы напугать меня, смешит. Сдалась я Вадиму. Захотел бы проучить, еще вчера наведался к нам в квартиру.

Спешу к ресторану, из машины неожиданно выходит Ирина. И все-таки, какая же она красивая! Стройная, высокая и черты лица у нее добрые. Она мне понравилась сразу же, как только впервые ее увидела на том вечере, куда меня приволок Воронов. Ирина улыбается, заметив меня. Белая короткая шубка ей очень идет. Вот на такую женщину я бы хотела быть похожа. Но в душе я тот еще пацан и подобную красоту всё равно носить не смогла бы, даже если и купила ее.

– Доброе утро, - здоровается Ирина.

– Здравствуйте, - останавливаюсь и чувствую себя рядом с ней до жути неловко.

– Вадим Олегович просил меня приехать за тобой.

– Зачем? – хмурюсь.

– Он передо мной не отчитывается, но могу сказать точно, сейчас Вадим Олегович нуждается в твоей компании.

Я насторожилась. Что-то мне в голосе Ирины не понравилось. Уж очень она осторожничает, будто стараясь не сказать лишнего.

– Что с ним? – спрашиваю в лоб.

– Садись в машину, - Ирина даже дверцу машины для меня открыла.

Я ничего не ответила и быстро юркнула внутрь.

16.

Я старалась себя не накручивать, но не самые радужные мысли уже вовсю хозяйничали в моей голове. Вадим еще вчера мне звонил, значит, с ним всё было в норме. Или нет? А с чего я вообще взяла, что с Вороновым что-то не так? Меня будто швыряло от ощущения беспокойства к чувству, напоминающему злость с примесью нервозности.

Ирина больше ничего не сказала, так и ехала молча на переднем сидении, что-то быстро печатая на своем ноутбуке. Я понимала ее, если не велено болтать лишнего, то так и надо делать. Но меня вымораживало то, что я находилась за бортом основной жизни Вадима. Нет, с одной стороны это, конечно, хорошо – я вдали от любой опасности, что определенно существует в мире Воронова. Но вместе с тем, меня бесила эта дистанция. Что может случиться такого, о чем я не знаю? Вроде на кисейную барышню не похожа, немного несдержанная, иногда веду себя как дикарка, но в целом-то, стойкая ко многим пинкам со стороны судьбы.

Уставившись в окно «Мерседеса», я отчетливо поняла, что, то странное, неописуемое обычными человеческими словами чувство, которое во мне поселил Вадим, делает меня эгоисткой. Самой настоящей эгоисткой, страшным человеком! Меня ломает только от одного осознания, что дверь в жизнь Воронова для меня всего лишь приоткрыта на пару сантиметров. А мне хочется большего. И эта нездоровая жажда того самого «большего» выжигает меня. Хочется ударить Вадима за его трехнедельное молчание, вчерашний приказной тон и то, что меня сейчас везут к нему, а я даже понятия не имею, всё ли с ним нормально. Но в то же время хочется его зацеловать до удушья, обнять так сильно, чтобы косточки захрустели, запустить пальцы в идеально причесанные черные волосы с проседью и уничтожить такую ненавистную мне прическу. Это вообще нормально? Нормально, когда один и тот же человек вызывает в тебе противоположные друг другу чувства?

«Мерседес» остановился у знакомой уже мне высотки. Лифт, холл, знакомая дверь. Ирина открывает ее для меня, пропуская внутрь. Я переступила порог, легкие сжались, не получалось дышать, потому что, я не понимала, чего мне ожидать. Через секунду в коридоре появился Вадим. Почему-то немного бледный, одетый в неизменные черные брюки и белую рубашку. Живой, хотя я почему-то думала, что застану его при других обстоятельствах, например, лежащего в кровати. Но, к счастью, нет.

– Доставила в целостности и сохранности, - заявила Ирина, будто настоящий солдат, который отчитывается перед своим капитаном.