Игры богов

– Дай обзор! – рявкнул я.

Видимо, яхта уже получила приказание слушаться не только хозяйку. Прямо над столом, в воздухе, развернулся огромный экран.

Изображение, воссоздаваемое компьютером, было более совершенным, чем в «окнах». Здесь свет солнца глушился лучше, не в ущерб видимости. И потому сразу стала заметна одинокая точка, движущаяся на фоне звезд.

– Классификация?

Блонди не замедлила с ответом:

– Малый патрульный катер типа «Сторожевик-С».

Мы с Наташей переглянулись.

– Это люди Михеля, – высказал я то, что было и так очевидно. – Блонди, сколько до входа в гипер?

– Четыре минуты одиннадцать секунд, – отчеканил голос.

– Гм. Вполне достаточно, чтобы при желании стереть яхту в порошок. На «Сторожевике-С», если мне не изменяет память, восемь тяжелых орудий…

– Алексей, – мягко остановила меня Наташа, – чтобы стереть в порошок мою яхту, четырех минут не хватит. Блонди, продолжай двигаться к точке входа.

– Хорошо.

Некоторое время мы молча наблюдали за преследователем. Я уже начал жалеть о том, что не поддался чувству ярости и оставил-таки Михеля в живых. Кто знает, сколько еще проблем у меня из-за него возникнет.

Он ведь не отпустит нас просто так.

– Получено сообщение, – вдруг доложила яхта. – Передача в поле ограниченного радиуса, до миллиона километров. Экстренно. Конфиденциально.

И мы услышали голос Михеля.

– Алексей, – мой враг говорил медленно, слова явно давались ему с трудом. – Я недооценил вас, посчитав, будто сбежать вы не сможете. Что ж, смогли – Бог с вами! Уходите. И помните: Компания вас не тронет. Теперь я знаю точно, что мы расстаемся навсегда. Вы не воспользовались моим беззащитным положением, а значит, не представляете для нас опасности. Судя по всему, вы постараетесь просто забыть о Компании. Раз так, вот вам мое слово: и я постараюсь забыть о вас. Может, вы мне не поверите. Но помните: нам с вами нечего делить. Прощайте!

– Конец сообщения, – добавила Блонди. – Внимание, корабль прекратил преследование и уходит за пределы видимости.

Мы с Наташей переглянулись.

– Ты что-нибудь понимаешь? – поинтересовался я. – Как-то на Михеля не похоже. Может, у него случился приступ альтруизма?.. Блонди, убери обзор.

Изображение над столом тут же исчезло.

– Мне кажется, он говорил искренне, – высказала свое мнение Наташа. Я хмыкнул:

– Ну да! В искренность Михеля я поверю только в случае, если у него не будет выхода. Как ты думаешь, он гнал корабль специально для того, чтобы попрощаться с нами?

– Мы вошли в гиперпространство. – вставила яхта. – Переход займет чуть больше пяти часов.

Моя собеседница пропустила доклад Блонди мимо ушей.

– Алексей, я знаю, для чего он гнал корабль. Он хотел сохранить секреты Компании.

– Каким образом? – удивился я, но тут же сам понял, – Хм. Возможно, Наташа.

Единственная логическая причина, по которой новый Отец не мог нас отпустить на все четырнадцать сторон, – именно сохранение тайны. Мы могли проболтаться. И привлечь к Компании нежелательное внимание. Этого, конечно, лучше не допускать.

Самый надежный способ заставить нас замолчать – ну, понятно какой. Однако мы ведь понимаем это не хуже самого Михеля. Посему, убравшись подальше, попытаемся перестраховаться – сделать так, чтобы все известное нам стало достоянием как можно большего числа людей.

То есть нечто противоположное тому, чего хочет бывший телохранитель.

Значит, ему остается лишь побыстрее заверить нас в отсутствии претензий с его стороны. Тогда мы, возможно, и оставим секреты при себе.

– Но у Михеля был и другой мотив, – продолжила Наташа, пригубив кофе. – Он чувствовал себя в долгу перед тобой.

– Ты шутишь?

– Нет, Алексей. Он человек жестокий, но не беспринципный. Мне даже кажется, что у Компании наконец появился достойный руководитель.

– Возможно. Однако этому «достойному руководителю» я никогда не смогу простить смерть Марго у меня на руках.

Моя собеседница кивнула:

– Но, несмотря на это, ты оставил его в живых. Я уверена, что он оценил твой жест. И поспешил возвратить долг.

Я задумался. В чистую благодарность Михеля мне не верилось. А вот если ее выражение совпало с интересами новоявленного Отца – тогда все может быть. В самом деле, почему бы не сделать широкий жест, если это сулит некоторые выгоды.

Тогда выходит, что со стороны Компании нам опасаться все-таки нечего.

При условии, конечно, что бывший телохранитель не передумает и не забудет о своем долге.

После кофе мне вдруг остро захотелось побыть, наедине с самим собой. Я извинился перед Наташей и ушел в свою каюту, сославшись на сонливость.

Однако уснуть я едва ли смог бы, даже изрядно постаравшись. Перед моими глазами вновь и вновь мелькали образы-воспоминания с участием Марго – то первая наша встреча у нее дома на Менигуэне, то разговор в парке, то вечер в ресторане… Моя память теперь работала против меня, услужливо воспроизводя мельчайшие подробности и оттенки минувших событий и оттого словно возвращая их в реальность. Тем горше было осознавать, что все ушло безвозвратно, осталось только безжизненное тело на моих руках.

Я поверил в сказку. Но сказка кончилась. Когда Блонди сообщила о выходе из гиперпространства, я решил сходить на смотровую палубу.

Звезды, звезды… Как вас много! Как влечете вы к себе одинокого странника – бесконечно далекие пылающие огоньки среди вечной тьмы космоса! Как маните неразгаданными тайнами и сокрытыми возможностями!

Черная бездна пространства… Я стою здесь, у самого твоего края. Заставь меня сделать еще один шаг, прими в свои объятья! Подари истомленному скитальцу утешение и покой… и забытье…

Опершись на поручень, я смотрел в невообразимую даль, а в это время откуда-то из глубин, моего сознания рождались строки: 

Смолкает суета,Стелится звездный свет,И стынет темнотаВ объятьях долгих лет.Свобода и печаль —Два слова и судьба.Ломается и сталь,Но светит нам звезда.И этот звездный светКоснется наших глаз,Рисуя нам ответИ призывая нас.Где море, там волна,Где вечность, там покой,А жизнь тревог полна,Не бойся, я с тобой.И камень в синеву,И слезы в тишине.Не бойся, я приду,И ты поможешь мне.На этом островкеСреди прозрачных водМы словно вдалекеОт всех мирских забот.Загадочны пути,Но их не тронет лед.Ты только не грусти:Кто верит, тот поймет.И вновь звенит хрусталь,И вновь поет вода.Сломается и сталь,Но чертит путь звезда.И этот звездный светКоснется наших глаз,Прошепчет нам советИ успокоит нас…Прошествуют годаПод шепот гордой тьмы —И догорит звезда,Но вечно будем мы. 

Я смотрел на Галактику.

Догорит звезда. Догорят все звезды. Вечность – слишком много даже для них. Но ты ошибался, неизвестный и давно забытый поэт, чьи стихи случайно запечатлелись в моей памяти.

Ибо для «нас» отведен в сей жизни лишь самый краткий миг, соразмерный с одним ударом сердца, и обречен он оборваться в пустоту ничтожества. Ибо «мы» – это мотылек, летящий на пламя свечи и не ведающий своей судьбы.

А звезды – эти большие свечи, в чьем пламени сгорела не одна сотня мотыльков-однодневок, – они, наверное, втихомолку посмеиваются над твоими наивными словами. Ты говорил о вечности, не познав даже мгновения; и сколь же самонадеянным виделось это со стороны…