Игры мажоров. Соблазнить училку

Они продолжают препираться, когда я вижу высокую русую мужскую макушку, и сердце камнем летит вниз.

Я, как завороженная, слежу за тем, как этот человек разворачивается, и мысленно прикидываю варианты того, что буду делать, если это действительно окажется он.

Пульс учащается, а лоб покрывается капельками пота. Кажется, что весь мир замедляется, когда мужчина оборачивается и я выдыхаю.

– Ну ты и мудак, Тимур, – слышу, словно морок, голос Полины.

– Не претендовал тебе нравиться, – усмехается он.

– Какого черта ты вообще влез в это?

– Ольга Александровна! Вам плохо? – доносится голос Залесского.

– Все в порядке, – говорю сдавленно. – Наверное, это из-за духоты.

Вдох-выдох, беру себя в руки.

– Ребят, обсудите, пожалуйста, мирно между собой, что именно хотите видеть в своём фильме, и, когда определитесь, дайте мне знать. Благодарю за увлекательный день. Увидимся в университете.

Впервые за долгое время я вспоминаю, как опасно может быть находиться на многолюдных мероприятиях. Поэтому спешу заползти в свое укрытие и не высовываться.

Только сев в такси, я ощущаю, как напряжение отпускает меня. В голове ни одной мысли о просмотренных фильмах, а только страх и проклятое предчувствие надвигающейся беды.

Но как только машина отдаляется от кинотеатра, меня начинает отпускать. И, добравшись до дома, я снова верю, что мне удастся построить здесь нормальную жизнь.

Так продолжается несколько дней. Я нахожу равновесие, которое никто не в состоянии пошатнуть. Не обращаю внимания даже на мрачные взгляды Руднева и его абсолютный отказ реабилитироваться в моих глазах на парах, вследствие чего он не получает допуск к сессии. Отстраненно общаюсь с Залесским, который каким-то чудом убедил наших активистов подключить к проекту своего режиссера.

Моё “хорошо и стабильно” длится до вторника.

– Ольга Александровна, – говорит Мария Иосифовна, застав меня за рабочим столом на кафедре, – зайдите, пожалуйста, к декану. Он искал вас.

– Хорошо, – говорю я, совершенно не подозревая, что именно меня там ждет…

Глава 15

Денис

– Где это видано, чтобы не получить даже допуск к экзаменам! – лютует отец.

Как и обычно, я сижу от него по правую руку за обеденным столом, по левую находится мама. На столе вкусный ужин, который приготовила кухарка Лиза.

Я еще вижу, как от утки идет пар, а запах выпечки, доносящийся с кухни, просто сводил меня с ума весь вечер.

Но вот теперь смотрю на красного, словно вареный рак, отца, кричащего так, что его, наверное, слышно через весь материк, и плюющегося от гнева, будто я не просто допуск на экзамен не получил, а убил кого-то и попросил меня отмазать.

– Щенок! Только и умеешь, что позорить моё имя!

Сказать, будто я не ожидал подобной вспышки, – значит солгать. Я прекрасно понимал, какой скандал последует за моим проступком. А в понимании отца это не просто какая-то ничего не значащая деталь – это катастрофа.

Сын Руднева Виктора Валерьевича должен быть лучшим студентом, самым послушным сыном и безэмоциональным роботом, не имеющим права на собственные желания.

Но я не такой. Я отказываюсь жить по его нормам, и поэтому для отца я лишь пятно, грязная мазутная клякса, что никак не отмыть от одежды.

– Вместо того чтобы заниматься, ты только и делаешь, что таскаешься со своими дружками-недоумками да притворяешься великим музыкантом! Хотя то, что ты записываешь у себя в студии, заслуживает лишь звание шума!

Я терпеливо слушаю поток грязи, изливающийся из его рта, потому что привык к его реакциям на любое мое действие, как и привык к тому, что мать не смеет заступиться за меня, как и в принципе разговаривать без разрешения.

В любой другой день я, скорее всего, разозлился бы. Но сегодня мне кое-что от него нужно, и это кое-что напрямую вытекает из причины сегодняшнего скандала.

– Мне как людям в глаза смотреть? Снова краснеть, что у меня сын – раздолбай и шут гороховый!

– А ты не красней, – не выдержав, огрызаюсь я.

– Что? – щурится он. – Не красней, значит? Да я тебя без копейки оставлю! Пойдешь у меня побираться!

– И как тогда будешь людям в глаза смотреть? Единственного сына заставил попрошайничать. От такого лучше краснеть?

– А ты не дерзи! – вижу, как он вскипает, будто чайник, и раздувается, как рыба фугу.

– Так, может, ты мне дашь право высказаться в свою защиту? – смотрю ему прямо в глаза, выдерживая пристальный взгляд.

– Какая защита?

– Обыкновенная. Как у любого обвиняемого, – говорю спокойно.

Отец шумно втягивает воздух и выдыхает. Мои слова явно горят у него в голове кислотой, разъедающей мозг. Ведь на защиту в этом доме никто не имеет права, только на обвинение и приговор.

– У тебя ровно три минуты! – выплевывает с презрением.

– Слушай, дело в том, что эта преподша предвзято ко мне относится.

– Конечно, потому что ты тупица и клоун!

Сжимаю крепче челюсть, чтобы не похерить все, ради чего эта ситуация затевалась. Жду, когда отец заткнется.

– Могу дальше рассказывать? – смотрю на него.

– Говори, – рявкает он.

– Я не знаю, по какой именно причине она на меня взъелась, но смысла мне появляться на ее занятиях нет, потому что она отказывается меня воспринимать серьезно.

– Хочешь сказать, у вас работает какая-то непрофессиональная дрянь, чье качество работы зависит от личных симпатий?

– Я так не думаю.

– Тогда что, твою мать, ты пытаешься сказать?! – отцу не хватает терпения надолго. – Я сейчас позвоню в твою богадельню и всех разнесу к херам.

– Не надо, – резко обрываю его. – Ты же сам говоришь, что я всего должен добиваться сам, а не через фамилию.

Господин прокурор снова начинает пыхтеть.

– И что ты предлагаешь? – уже чуть менее дергано спрашивает он.

– Я думаю, что мне просто нужно взять несколько частных уроков и, может, тогда она изменит свое отношение.

– Так возьми! В чем проблема?

– В этом-то и загвоздка. Нельзя преподавателю-предметнику заниматься репетиторством со своими студентами. Есть вероятность предвзятого отношения. Но раз она изначально меня недолюбливает, то вряд ли выставит завышенный бал.