Игры сильнейших
Шрифт:
***
Дочитав на латыни заклинание, парень взял нож и резко сделал себе порез вдоль ладони левой руки, после чего поднёс руку к пламени костра и сжал её в кулак. Капли крови стали стекать по руке прямо в огонь. Последний компонент черномагического заклинания, последние секунды его боли. Ему было слишком больно. В один миг всё внутри словно рухнуло. Он знал, чем всё это закончится для него: он начнёт пить, попытается забыться в мимолётных ласках шлюх, лишь бы не ощущать боли и образовавшейся за счёт неё пустоты. Он не мог допустить повторения истории. Не мог позволить себе быть слабым. Только не теперь. Война была в самом разгаре, и в ней он играл немаловажную роль. Роль лидера. Он не мог просто так отступить, сдаться, когда столько было пройдено, столько
Вспомнились слова из одной из книг, которые парень раньше так часто читал: «Чувства разрушают, любовь губит; и порой мы бессильны перед своими эмоциями. Мы рабы любви. Мы рабы тех, кто дарит нам счастье. Отняв его, у нас могут отнять и весь смысл нашей жизни». Так сегодня случилось и с ним. Казалось, словно сердце пронзили насквозь, пару раз повернув в нём кинжал и оставив его там, чтобы боль не уходила, не давала о себе забыть. Внешне холодный, однако парню сейчас хотелось просто бессильно упасть и сдаться, хотя бы раз в своей жизни, но он не мог. Не мог позволить себе такую слабость, не мог позволить себе опуститься, не мог этого допустить…
В последний раз с силой сжав кулак, парень убрал его от языков пламени, вновь начав читать заклинание на латыни. Две строчки, пара десятков букв, и слизеринец резко закрыл глаза. Открыв их уже через секунду, он кинул взгляд на огонь. Сейчас он ничего не ощущал. Боль исчезла, испарилась, словно её и не было. Прищурив глаза, Малфой усмехнулся, кинув взгляд вглубь леса, где он сейчас и находился. Дикие звери разбегались прочь от костра. Сейчас он был в безопасности. Бояться теперь стоило им, ведь только что в этом лесу зародился новый бесчувственный зверь…
Глава 23
POV Драко Малфой
Кто сказал, что мужчины не плачут? Не страдают? Не любят? Кто сказал, что мы не мучаемся из-за любви? Мы лишь притворяемся сильными, ведь вам нужны защитники, опора и поддержка, и этой опорой должны стать мы. Мы не можем так открыто показывать свои эмоции, плакаться в жилетку близкому человеку, показывать на публику нашу боль. Согласитесь, второй вариант в его воплощении был бы даже смешон. Для нас это проявление слабости, а мы – мужчины, и мы должны быть сильными, несмотря ни на что. Мы не можем открыто показывать боль, открыто показывать свои слёзы; мы можем лишь выйти покурить, спрятаться от всех и забыться в алкоголе. Мы тоже страдаем. Нам тоже бывает больно, пусто, плохо, и хуже всего, когда мы остаёмся одни.
Человеку нужен человек, иначе он просто невозможен. Мы также влюбляемся, впускаем вас в нашу жизнь, но порой вы уходите, причиняя боль, и мы не должны открыто показывать слабость, да и не можем, даже если мы остались одни и уже сломлены. Мы всегда должны быть сильными, стойкими, несмотря ни на что, всегда должны, подняв голову и не смея опускать глаз, превозмогая душевную боль и пустоту, идти вперёд, демонстрируя, что ничто не способно нас сломать. Такими вы хотите нас видеть, такие мы вам нужны, и такими мы будем, как бы ни было тяжело, даже если для этого придётся переступить через себя…
***
POV Гермиона Грейнджер
Время тянулось слишком медленно. Порой казалось, что стрелки часов замедляют свой ход. Две недели превратились в два месяца. Так мне казалось. Мы не общались с ним, не пересекались, а если и сталкивались где-то в коридоре или в лектории после лекции, мне казалось, что я не существую. Он просто не замечал меня, словно не было того проведённого вместе времени, словно не было никаких «нас»… Уже на следующий день после того разговора я увидела его с другой. Малфой заигрывал с какой-то когтевранкой. Увиденное отдалось болью в сердце и огромной обидой. Давно я не ощущала подобного. Давно. Я словно перестала для него существовать. Каждый день
он был с другой все те шесть дней. Одна за другой первые красавицы школы сменялись в его постели. Сплетни быстро разносились, и меньше всего мне хотелось слушать очередную, но не слышать их было невозможно. Эти слухи были повсюду. Многие с интересом наблюдали за нами. Распад такой пары стало огромной новостью для всего Хогвартса.В первый день я замечала на себе даже взгляды МакГонагалл и Флитвика. Все наблюдали за нами, всем было интересно, а мне было больно… Хуже всего было в моменты, когда Малфой вновь заходил в общую гостиную и садился в проходе, совсем рядом со мной, но так далеко… Он не замечал меня. Меня словно не было для него. Я не существовала. Джинни и Гарри, стараясь обходить болезненный для меня разговор, всё чаще проводили со мной время, порой даже отказываясь от тренировок. Они поддерживали меня. В очередной раз я понимала, как мне в этой жизни повезло с друзьями, и насколько они мне дороги. За них я была благодарна судьбе, но не за всё остальное. Худшим кошмаром для меня стала картина, как Малфой и Панси целовались в коридоре.
Открыв глаза и увидев меня, Паркинсон тогда одарила меня на удивление обычным взглядом. В нём не было даже ожидаемого мною самодовольства. Она просто смотрела. Не выдержав этой сцены, я убежала. Я не могла на них смотреть, но словно назло мне они везде стали появляться вместе. Драко вернулся к ней. Да, Панси светилась в это время от счастья. Её мечта сбылась: Малфой снова был с ней, я же с болью, порождающей порой и ненависть, опускала глаза. Я не хотела видеть их вместе. Только не с ней… В такие моменты друзья не знали, что делать. Они понимали, как больно мне было видеть такие сцены, но не могли ничего поделать. Они лишь уводили меня куда-то, пытаясь отвлечь. Я не могла без него. Просто не могла, но не могла быть и с ним. Своим секундным выбором я стала чужая Малфою, и его абсолютное безразличие убивало. Я не думала, что он способен быть таким жестоким. Только не ко мне.
Он просто не замечал меня, даже не смотрел в мою сторону. Порой я смотрела на свои руки, чтобы убедиться, что я не невидимка, и каждый раз разочаровывалась в увиденном, ведь я существовала, но не для Малфоя. Ночью я не могла уснуть без слёз всю первую неделю. Лишь на вторую мне удавалось заснуть, но только после горьких размышлений. Было больно и тяжело, и я с трудом справлялась с этим, всеми силами стараясь проявлять стойкость и не показывать свою слабость при других, особенно при нём. Разве он бы этого оценил?! Ведь я же стала невидимкой, и хуже всего было то, что я не ожидала подобного, но разрушила всё сама. С утра я каждый день запудривала мешки под глазами. Несколько раз он снился мне, хотя он и не мог не сниться, ведь я каждый вечер думала о прошлом и том времени, когда мы были вместе. Как быстро всё рухнуло, словно карточный домик. Как же непрочно счастье…
***
– Как ты? – спросила Полумна, подойдя к гриффиндорке, стоявшей на Астрономической башне.
– Нормально, - соврала та, кинув взгляд на подругу, но тут же отвернувшись.
– Это хорошо, если ты серьёзно, - сказала рейвенкловка, подойдя и став рядом, после чего посмотрела вдаль.
– Больно, если честно. Когда я шла сюда, то боялась столкнуться здесь с Малфоем. Раньше он часто приходил в это место покурить, - тихо призналась Грейнджер, опустив голову.
– Боялась или надеялась? – беззаботно поинтересовалась догадливая Лавгуд.
– И надеялась где-то в глубине души тоже, - тихо согласилась гриффиндорка, отведя взгляд.
– Не стоит жить прошлым, его нужно уметь отпускать, но удастся тебе это сделать нескоро, - произнесла девушка, смотря вдаль.
– Я уже отпускаю, - соврала Гермиона, хотя и понимала для себя, что только прошлым в последнее время она и жила.
– Не нужно мне врать. Мне ещё не разбивали так сильно сердце, но я могу попытаться представить, насколько это болезненно и как долго затягиваются подобные раны. Вы же любили друг друга, - посмотрев своими бездонными глазами на подругу, сказала Полумна, чуть склонив голову.