Игры скучающих купидонов
Шрифт:
— Работнички! — набегавшись по периметру забора, получив свою порцию приятных похвал от толпившихся вокруг дома жителей поселка, Амур сунул голову в дверь. — А делом когда займемся?
— Заходи. И глаза уже можешь открыть, — откликнулся Ассис откуда-то из кухни.
Амур взял за привычку предупреждать о своем появлении и на всякий случай зажмуриваться. Вид лучащейся от счастья парочки ослеплял.
Ассис пил кофе и задумчиво смотрел в окно.
— А когда это Проф успел выйти? — удивился стажер.
— Пока ты с соседской собакой на заднем дворе обнюхивался.
Если
«Как бы не опростоволоситься и не впасть в больший грех», — переживал он, но на Ассиса с Профом не обижался. Сам же и заварил эту кашу.
Через час вернулся Проф.
— Пришлось местным сказать, что пробы воды в реке беру, — поделился он с подельниками, сгружая в коридоре коловорот. — На реке только в одном месте отмель, туда и заведем Горелова.
Амур насторожил уши.
— Топить будем?
— Да. Я в нескольких местах лед пробурил и отпугивающие маячки поставил, чтобы другие стороной обходили. Под весом Никиты он обязательно проломится. Твоя задача, — Проф внимательно посмотрел на стажера, отвлекшегося на лай за окном, — завести Горелова на эту отмель.
— Не заболеет? — пса передернуло, когда он представил, как Никита по пояс провалится в ледяную воду.
— Непременно.
За несколько дней до Нового года Никита Горелов нашел записку, воткнутую в его дверь. На альбомном листке разномастными буквами, явно вырезанными из цветного журнала, было набрано:
«Если вам дорога школьная дружба, приходите 31 декабря ровно в 11:00 утра по адресу поселок Тихие воды, улица Горшечников, 2. Топнуть три раза и прокричать «Рапунцель, спусти свои волосы!». Если не откроют, навалиться плечом и выломать дверь к чертовой матери.
В случае неповиновения будем вынуждены принять решительные меры. Аноним».
— Галка, это твои шуточки? Или вы на пару с Ключевой изощряетесь?
— Нет больше Ключевой, — печально вздохнула Галка.
— К-к-как это?
— Со вчерашнего дня она Замкова. В Лас-Вегас ее увезли и там окольцевали. А говорили, что едут на недельку в карты поиграть…
— Ничего не понимаю.
— Куда уж тебе, Никита. Ты у нас человек серьезный, делом занятый. А мы, балаболки, только и можем, что о чуде мечтать да за исполнителями мечт в ночь бежать.
— Э-э-э, насколько я знаю, тамошний брак не действительный.
— Дурак ты, Никита. Какая разница, действительный — не действительный? Браки — они ведь на небесах заключаются, — Галка опять тяжело вздохнула. — Выбыл из нашего строя один боец.
— Ты, случайно, не выпила?
— Я в печали. Скоро Новый год, а я одна-одинешенька….
Часовой монолог Романовой закончился вымученным обещанием Никиты, что он все-таки заскочит к ней перед тем как уйти в Новогоднюю ночь и порадует какой-нибудь безделушкой, что так приятно получить страдающей женщине (был назван бренд любимых духов), а уж она точно отдарится новой глиняной поделкой, которую не стыдно показать и королеве английской…
Короче, с Горелова было взято твердое слово, что он появится в Тихих водах, обменяется подарками с подругой детства и только потом
сможет ступать на все четыре стороны.31 декабря Никита стоял у своей Берты (так ласково он называл BMW X6) и гадал, как это он очутился по другую сторону реки от поселка Тихие воды.
До обеда он собирался сгонять к Галке, подарить ей духи, разузнать, действительно ли Женя завела себе друга (тут сердце сжалось, как и зубы, которые выдали характерный скрип ревнующего мужчины), или это повод завлечь Никиту к себе, а уж потом, если слухи о ее счастливом времяпровождении с Замковым-младшим подтвердятся, пуститься во все тяжкие. Неважно где. В родном городе или в столице, но непременно с какой-нибудь красоткой, что в изобилии крутятся возле него — перспективного бизнесмена. И ведь им не мешают ни его невысокий рост, ни квадратная фигура, ни рыжие вихры.
Вроде и бензозаправку миновал, и свернул на указателе, а поди ж ты очутился в чистом поле, где снега по грудь, а вожделенные огни деревни (черт, уже стемнело!) дразнятся почему-то из-за реки, утянутой в корсет из крутых берегов. Знать бы еще, встал ли лед, а то так недолго очутиться в компании русалок.
«Интересно, а они празднуют Новый год?»
Да, Никита был уже нетрезв. Выехал из Москвы как стеклышко, а тут уже набрался. От холода и отчаяния. Уже и бензин на исходе, а он все утюжил и утюжил левый берег реки и никак не мог в этой снежной круговерти найти мост или какую другую переправу. Ведь был же мост? Не перелетела же Берта на другую сторону по воздуху?
Бутылка дорогого коньяка, подаренная субподрядчиком, кусок пирога с капустой и яйцами, заботливо подсунутый Ириной Аристарховной — старейшей сметчицей, помнящей счеты-абак, и ящик купленных еще в Москве мандаринов — вот и все, с чем Горелову предстояло встретить Новый год.
Он уже ясно представлял, как раскопают по весне его машину, а в ней обнаружат труп, обложенный мандаринами и добро политый коньячком.
Никита хмыкнул. Именно так выглядел рождественский гусь на противне, что вкусно готовила бабка. А ведь хотел на обратном пути и к ней заскочить. Вон и гостинец приготовил — конфеты ее любимые и шубу в пол. Стара бабушка стала, все время мерзнет…
Вспомнив, что есть-таки теплая вещица в его машине, Горелов пошел разворошил сверток, стянутый бантом, и накинул шубейку на плечи словно кавказскую бурку. Застегнул на пуговицу-брошь под шеей.
А ветер крепчал и норовил содрать пушистый полог.
Нет, Никита помирать не собирался. Он не он, если не перейдет этот чертов Рубикон. Надо только постараться шею не сломать, спускаясь по крутому берегу, а там хоть перебежками, хоть ползком, но выберется.
— Гав! — сказали рядом.
— Волк, что ли? — вытаращил глаза Горелов и на всякий случай переложил бутылку в руке по-другому, не обращая внимания, что льющийся из горлышка коньяк портит и шубу, и дорогой костюм.
«А еще, блин, вместо крепких ботинок, в которых привык по стройке ходить, напялил туфли лаковые. Пижон. Ногами отбиться не получится».
Почудилось то или нет, а может свет фар и ветер подшутили над отягощенным спиртным зрением, но волк укоризненно покачал головой. А потом произнес (вот тут точно коньяк виноват):