Игрывыгры

– Во-первых, совсем не безобразного. – Пушистые отверстия поглотили ножки приглашающей стороны, и эта многовыпуклая в разные стороны сторона с невероятно ободряющей улыбкой протянула приглашаемой пару обычных шлепанцев большого размера. – В произошедшем есть и моя вина. А во-вторых, нет никакого друга. Я одна.

Одна? И так рискует – не боится среди ночи ввести неизвестного в небедное гнездышко?

– Вы, наверное, замерзли? – всполошилась маленькая хозяйка. – Сейчас чайник поставлю. Вы, Михаил, проходите, ванная слева. Ополоснитесь. После моей подгазовки, уверяю, не помешает. Полотенце берите любое. Халат накиньте. Пожалуйста, заходите, не бойтесь, а я пока с делами закончу.

Он послушно вошел в шикарную ванную, ранее не вообразимую и во сне. Все было замечательно, все прекрасно, все сказочно. Неужели бывают такие отделочные материалы? Надо запомнить на будущее, вдруг руки дойдут дома похожее сотворить.

Многое казалось непривычным, например, что внутри нет ни защелки, ни ширмы. Он слышал о подобной моде, а столкнулся впервые. Впрочем, от кого запираться? Одна. Вот ведь. И так спокойно впустила приблудившегося по случаю постороннего. Возможно, видеонаблюдение включено, и неподалеку охрана не дремлет. Или девица настолько доверяет людям? Или – именно ему, чем-то понравившемуся?

Да о чем он опять, взрослый женатый человек, думает?

А о том, что не запираемая изнутри дверь вдруг откроется…

Брысь, негодные мысли, и без вас тошно.

Полилась вода, Михаил избавился, наконец, от медицинского халата, пострадавшего в борьбе с человеческой глупостью, и под струей кипятка ладони взялись отдраивать подмерзшую кожу.

Вчера с друзьями он, конечно, перебрал. Последнее время это почему-то происходило все чаще. А все тоска по потерянной молодости и несбывшимся надеждам.

Жизнь остановилась. Когда-то он мечтал. Теперь – вспоминает. Когда-то жаждал перевернуть мир. Теперь мир переворачивает его по собственному усмотрению. Дети подрастают, жилье имеется, машина не светит, перспектив никаких. Стена. Лоб уперся в нее, а жизнь понеслась дальше. А он, Михаил, весь из себя хороший, правильный и порядочный, остался. Чем еще успокоить душу, которая зудит и чешется?

Такие дела. Но вчера, видимо, переоценил возможности, иначе как мог оказаться в морге? И почему наши доблестные медики не заметили, что он еще жив?

Еще жив. Вот ведь сказалось. Как там ныне пенсионный возраст именуется – период доживания или дожития? Вот-вот. И пусть не пенсионер, но под данное определение уже прекрасно подпадает.

Дожитие…

Как же хочется жить, а не доживать.

4

Ступни утопали в пушистом коврике, полотенце по нежности могло сравниться с лаской невесты, от него исходил запах чего-то цветочного и отвлеченно-чувственного. Впрочем, могучее амбре от полочки под зеркалом напрочь забивало прочее. Таким ассортиментом баночек, тюбиков и флаконов не всякий магазин похвастается. Длинная французская ванна, для впихивания которой в помещение строителям пришлось выдолбить часть стены, предлагала насладиться гидромассажем, но Михаил обошелся душем. Когда мылся, на уровне глаз оказалась подпотолочная сушилка с развешанными носочками и трусиками. На невиданной стиральной машине лежала стопка футболок и, опять же, трусиков (ох уж эти девчонки…), а единственный халат оказался, естественно, тоже девичьим, даже до колен не достал. Усмехнувшись, что шило на мыло сменил, Михаил подпоясался, взгляд критически обежал неказистую фигуру и заросшую щетиной физиономию, отразившиеся в категорически отказывавшемся запотевать зеркале. Кстати, мелочь, а приятно, очень удобно в сырых помещениях. Почему такие не продают повсеместно? Он бы домой купил. Впрочем… вопрос цены. За деньги, которые могут попросить за мелкое повышение комфорта, можно пожизненно нанять человека. С зеркалом, возможно, все не так плохо, но на других технических причудах обжигаться уже приходилось.

Щелчок захлопнувшейся за ним двери нарушил тишину, из спальни на звук выглянула хозяйка, серьезные глаза потеплели. Она успела сменить кофточку на футболку, темные локоны с вечно сбивающейся челкой превратились в хвостик. Бюстиком девушка не пользовалась, и ей шло. Надпись на футболке восклицала что-то по-иностранному. Или призывала к чему-то. Языков Михаил не знал. Из всего англоязычного прочитать получалось лишь матерное, знакомое по заборам, но в наборах букв, что расползлись по атакующему фронту девушки, известные сочетания отсутствовали.

– Не боишься посторонних в такой дом приглашать? – Надо бы образумить беззаботную пигалицу. – Люди разные бывают.

Его смерил пристальный взгляд. Будь на столе закуска, таким взглядом бутерброды можно нарезать.

– А что, – со странным задором усмехнулась девушка, – собираетесь меня изнасиловать?

Негодница. Ей опытный зрелый человек, годящийся почти в деды, достойный совет дает, а у нее на уме все хихоньки да хахоньки.

– Я – нет. Но вот другие…

– Других я сюда не вожу. – Лукаво прищурившись, Жанна вильнула одновременно телом и темой и направилась в кухню. – Вам чай или кофе? Или?..

Он понял мгновенно.

– Или. Чуть-чуть.

Вот чего сейчас не хватало. Молодец, девчонка. Понимает, чего душа просит.

– Хорошо. А я тогда – винца, за компанию.

Кухня соответствовала остальной квартире. Как и хозяйке. Как она сказала на входе? «Стараюсь, чтоб у меня все было красиво».

Подставив стул, Жанна полезла в навесной кухонный шкафчик. Она опасно балансировала и так сильно покачивалась, что Михаилу хотелось броситься на помощь, чтобы подхватить в момент возможного падения… или чуть раньше. Но он сдержался. А она не упала.

Девичьими стараниями на добротном столе нарисовался пейзаж из двух бутылок и пары бокалов.

– Присаживайтесь. И не переживайте за меня.

Пальцы сразу цапнули долгожданную белую емкость… Михаил все же пересилил позыв, отнял руку и сначала налил белого вина партнерше по церемонии. Затем из другой бутыли плеснул себе. Впрочем, плеснул – не то слово. Налил. До краев.

– Жизнь наша – замкнутый круг, – завел он один из привычных тостов, – живешь – выпить хочется, выпил – жить хочется…

Сидевшая напротив девушка с кислой миной улыбнулась, для нее жизнь являлась чем-то другим. Скорее всего, казалась бесконечной дорогой вверх, сияющей, чувственной и волшебной. Что ж, ему тоже когда-то казалось так. В ее возрасте.

Жанна исправила ситуацию, приведя к взаимоприемлемому общему знаменателю.

– За знакомство? – сказала она.

Капкан тонких пальцев не клацнул, не сжался, даже не обнял… он любовно принял в себя хрустальную ножку, утонувшую в жарком плену, и скосившиеся на жидкость глаза горели столь же невыразимой страстью, как и сотворенный жест, и вся поза. Если любви к жизни понадобится фотография на паспорт, отныне Михаил знал, с кого ее делать.

Бокалы поднялись и на краткий миг соприкоснулись. Животворящая влага потекла по пищеводу, даря ощущение счастья.

– Учишься? – Выдохнув, Михаил поставил опустевший бокал на стол.

Работать красотулечке, судя по возрасту, рановато.

– Угу, – беззаботно кивнула она. – А то все твердят, что я красивая… Кстати – не врут ли?

Собеседница приняла позу фотомодели из мужского журнала, верх выпятился, низ аппетитно оттопырился. До этого Жанна олицетворяла искушение, теперь – животный зов. Михаил поперхнулся.