Их позвал Ашт
Шрифт:
***
– Это то самое платье? То есть то, что осталось? – миссис Полстейн брезгливо подцепила ногтем с безупречным перламутровым маникюром кромку и тут же отдернула руку, словно нечаянно коснулась опасной живности: вот-вот цапнет.
Экономка с готовностью закивала. Она стыдилась несдержанности, грубости, неуклюжести, но хуже всего – не оправдать ожиданий хозяйки.
– Не надо было резать его ножницами, – вынесла, наконец, Дора Полстейн вердикт.
– Но как же? – забормотала старая женщина, – дуреха ответила черной
– Говоришь, в Черный Коршун?
Экономка сжалась:
– Меня совсем не слушает, от рук отбилась, из ума выжила…
– Ну-ну, выключай свой причитатив, – Дора никогда не упускает случая выразить свои мысли вычурным, не вполне понятным простоте, словом.
– То, что от рук отбилась, ты зря. Наша маленькая ундина с самого начала демонстрирует редкую выносливость. А так и не скажешь…
Головы хозяйки и служанки – одна в новом алтабасовом чепце, с аккуратными локонами, другая в ситцевом, накрахмаленном, синхронно повернулись к узкой кровати, на которой спит Раки.
Ундина непривычно бледна, даже хуже обычного. Голубоватая прядь тонких волос прилипла к вспотевшему лбу, из полуоткрытых губ не слышно дыхания.
Тонкие руки поверх старенького, в заплатках, пододеяльника, пальцы нервно вздрагивают.
– Непонятно, в чем душа держится, – покачала головой миссис Полстейн. – Жоржи всегда нравились чумички. Доктор сказал, проспит минимум сутки. Зря ты довела ее нервного срыва. Жоржи нервничает.
– И в мыслях не было, истинным Лордом! – снова запричитала, приложив к иссохшей груди, привыкшие к тяжелой работе руки, мисс Эштон.
– Знаю, знаю, – отмахнулась хозяйка.
Миновав за два шага комнатку прислуги, решительно распахнула небольшой кожаный саквояжик. Что здесь? Сухари, литровая бутыль для воды, кажется, горсть курпицы в мешочке, несколько колотых кусков рафинада.
– И о чем это говорит? – спросила с глубокомысленным видом миссис Полстейн, непонятно к кому обращаясь.
Экономка выглянула из-за пышного хозяйского плеча:
– Позор! Девчонка еще и обворовала вас!
Мисс Полстейн взглянула на пожилую мисс с явным сожалением.
– Да нет, ундина почти ничего не взяла. На редкость честная для прислуги, – Дора хмыкнула. – Но вот возвращаться сюда завтра не собиралась. Так что болезнь нам на руку. А это что? – хозяйка вытянула синюю потрепанную тетрадь.
– Альбом для этого ее чистописания, – фыркнула мисс Эштон. – Я никогда не одобряла, что девчонка ночами просиживает в библиотеке. Вы чересчур добры к ней.
– Да, да, – рассеяно кивнула Дора. – Когда я сказала, что намерена поднять ей жалованье, она попросила оставить все, как есть. Только разрешите сидеть в библиотеке в свободное время, учиться читать и писать. Да, я сама дала ей несколько таких тетрадей, и книги разрешила брать.
– И жалованье повысили.
– Ее удобство входило в мои интересы, – сухо обронила Дора. – Ну-ка, – желтоватые страницы оказались сплошь исписаны мелким, неаккуратным, но вполне читабельным, подчерком.
– «Руны, оказывается, это древние скандинавские письмена. – прочитала Дора нараспев первую фразу. – Хм…
Не знаю, что значит, «скандинавские», от этого слова веет холодом и ярким солнечным светом.
А руны я видела, это такие дощечки.
Миссис Архаис – или правильно пишется Арраис? Не знаю, но она показывала: наследие от прародительницы по материнской линии. Эта прародительница жила на «шхерах» – понятия не имею, что такое эти самые «шхеры», но представляю их почему-то гигантскими гнездами, такими специальными домиками для людей, что живут на острых пиках скал… Красиво…
У нее, у миссис Архаис, я имею ввиду, а не ее прародительницу, с той, понятно, мы не знакомы. Так вот, у нее маленькие таблички были с выжженными черточками на них. Руны называется. Я думала, что это какой-то древний алфавит.
А в книжке миссис Полстейн, Космос храни эту достойную женщину, это, оказывается какие-то памятные письмена.
Я тоже хочу оставить руны.
Знаю, так себе предисловие дневника, или, гримуара, как у той маленькой волшебницы в «Сказках народов мира», но мне кажется, это хороший способ записывать и запоминать новые слова.
Сегодня вот вывучила слово «интуисия». Кэтти говорит, у меня звериное чутье, от варвара-отца.
Каким дикарем нужно быть, чтобы даже мама назвала дикарем?
Мне нравятся Сказки. И триллеры! Триллеры даже больше! Хотя Сказки порой полны такого цинизма и жестокости, что любой триллер нервно кружит по орбите. И детективы люблю, пожалуй. А еще хороша та, в синей обложке, которая про девушку-королька.
В ней героиня начинает дневник с самых первых, детских воспоминаний. Наверно, так правильно.
…. *** … ***… ***
Тра-ля-ля
Итак
…. *** … ***… ***
Я родилась в поселении Какилея, луны Сьерра-Алквиста.
Кэтти говорит, что весной. Дату она не запомнила. Приходится верить на слово…»
На следующей странице была картинка. Вереница ершиков для мытья посуды, или кривых деревьев? И коробки-домики. А над всем этим, катятся три овала с лучами-спичками в разные стороны.
Умение рисовать явно не относится к талантам ундины.
– Значит, дневник! – лицо миссис Полстейн озарила хищная улыбка, а пальцы любовно прошлись по тетради. Убедившись, что толстая тетрадь исписана больше, чем на половину, Дора довольно кивнула. – Нам надо бы сесть вот здесь, и полистать! Принеси чая с молоком и медом.
– Здесь? – экономка недоуменно обвела глазами убогую обстановку комнаты Раки.
Дора беспечно махнула полной рукой.
– Жоржи сегодня нездоровится, а Тедди играет. К тому же доктор сказал, что нужно присматривать за ундиной. Вот и приглядим, – она заговорщицки подмигнула.