ИХ. Книга шестая [СИ]

Убедившись в безнадежности своих усилий, ящер разразился бессильными проклятиями, и наг, наблюдавший за ним из глубины затянувшего его беспамятства, почувствовал предательские мурашки на спине: очень уж «добрые» пожелания совпадали с произошедшим…

Игнесса Коури тяжело дышала. Опершись одной рукой о стену, второй она прижимала к себе небольшой сверток, густо покрытый пятнами грязи и крови. Ему пришлось пережить немало, как, впрочем, и той, что держала его в руке. Вместе с ней он проделал весь этот длинный путь от Музея славы Ордена Порядка, откуда она его похитила, узнав о планах передать его тому, кто лишил ее всего: друзей, зрения, смысла жизни, точнее, став им самим.

Шепчущий почти победил: взрывы энфиритовых бомб убили не только миллионы людей, отправив в небытие тысячи ее товарищей, – они поселили в Ордене Порядка страх и почти убили его душу, заставив уступить, пойти на сделку с тьмой, сделав первый шаг по дороге, ведущей в бездну. И только она смогла их спасти, пусть и вопреки их воле, пусть и став на время предателем, скрываясь и прячась от своих товарищей так же, как и от слуг и агентов врага. Но это она сделала во имя их самих и всех тех, кто завтра придет им на смену, всех еще не родившихся Рыцарей Порядка – она не даст шанс скверне пустить корни в ее Ордене!

Осталось совсем немного, она почти победила – уже слышался глухой рокот пламени, бушующего в разломе, осталось только дойти и бросить свою ношу вниз, и на этом всё! Она отчетливо помнила слова того Игрока, сказанные в таверне среди шума голосов и звона бокалов. Наг – последний старший офицер, оставшийся в Доме Змеи, и на него перешел долг знаменосца, обязанного хранить знамя любой ценой. И если оно погибнет, ему уже не скрыться от возмездия: черное пламя Хаоса найдет его везде. Уничтожь знамя — и уничтожишь его самого, а вместе с ним погибнет и Дом, которому он служит.

Боль по-прежнему не покидала ее, но дышать стало чуть легче.

— Бэлла, девочка моя, ты где? — рука попыталась нащупать в темноте плечо или руку поводыря — девочки-бродяжки, подобранной ею в трущобах Саламуса после того, как в перестрелке наемники нага повредили ее черные линзы. Там ей почти удалось уничтожить знамя: она смогла найти того, кто верил не на словах, а на деле.

Чудотворец из трущоб, тот, на чьи молитвы откликались боги — отец Тульгор из маленького полуразвалившегося храма пресветлого Паладиуса был единственной надеждой и спасением для тысяч забытых душ бедняков, пьяниц и бродяг. В его храме находили поддержку и утешение проститутки, наркоманы и бандиты из уличных банд — все они получали помощь и приют под сенью храма. Он не отвергал никого и принимал всех, именно к нему она обратилась за помощью в уничтожении знамени.

За нею шли по пятам и времени оставалось все меньше. Корабль рассахара была вынуждена бросить на орбите, едва успев сбежать до того, как за ней пришли ее братья из Ордена Порядка, а на земле женщину-ягуара уже ждали наемники нага, ради щедрой награды готовые на все. Пламя Паладиуса могло уничтожить символ Дома Змеи, покончив навсегда с ее врагом, но они с отцом Тульгором не успели. Наг, прибывший по Тайным тропам, предчувствуя гибель, призвал нечто чудовищное: клубы зеленого тумана заполнили собой весь город. Густые, тяжелые, ядовито-зеленого цвета, словно галлюцинации наркомана, только ожившие и готовые пожрать все — они были словно бешеный пес, удерживаемый на тонком проводке, и этим поводком служила воля нага, призвавшего его сюда, в этот мир.

Он стоял у входа в крохотную церквушку перед чудотворцем, не в силах переступить ее порог, иллюзии были сброшены как ненужные маски — наг возвышался над невысоким священником в потертой сутане, с легким прищуром смотрящим на него.

— Отдай мне ее и то, что она тебе принесла, и я уйду, никого здесь не тронув.

На это отец Тульгор сухо и коротко ответил:

– Нет, она пришла сюда за помощью и защитой, и я не вправе отказать ей в этом.

Чуть подумав, наг изменил свое требование:

– Тогда отдай мне то, что она принесла и передала тебе. Это не ее вещь, она принадлежит по праву мне и моему Дому.

Но священник вновь отрицательно покачал головой:

– И снова нет: это не моя вещь, а я не вправе требовать от обратившегося за помощью чего-либо.

От этих слов наг, рассвирепев, отбросил в сторону хладнокровие. Он, низко склонившись, опустил голову вровень с человеком и, глядя в глаза священника, яростно произнес:

– Ты думаешшшь, что победил, проклятый ссвятошшша? Но взгляни дальшше порога сссвоей церкви! – и Шепчущий махнул в сторону густого зеленого тумана, стелющегося по земле. – Это Нат Хат Ли, аватар Владыки Голода, и стоит мне умереть, он пожрет здесь все, и ни ты, ни твой бог не сможете его остановить. Я заплатил Владыке щедрую плату, ритуал призыва проведен по всем правилам, а этот мир не входит в домен Паладиуса. Так что ты, твой храм и этот мусор, – он презрительно кивнул в сторону прихожан, набившихся в храм и испуганно смотрящих на нага, – возможно, и уцелеете, но все остальные десятки тысяч – они умрут. Ты готов заплатить такую цену?!

…Тогда ей дали уйти, и вновь дорога, и вновь погоня, и верная рука или плечо ее маленького друга, ставшего на время этого пути ее глазами. Они смогли: уличная бродяжка и слепая женщина, как герои из сказок – они почти дошли до врат Бездны, осталось лишь сделать последние шаги. Пробитый из игольника бок продолжал кровоточить, она чувствовала, как теплые капли крови стекали по ее бедру, потом по ноге и пачкали пол. Аптечка была давно утеряна, как и большинство ее вещей, но Игнесса должна продолжать идти: времени у нее немного – стражи разлома не смогут надолго задержать нага. Шепчущий слишком силен и хитер, за время этой бесконечной, как ночь, погони и бегства они стали близки как никогда, и теперь она буквально душой чувствовала, как рвется сюда ее враг, а проклятое тело подводило: ноги переставали слушаться, каждый следующий шаг был тяжелее предыдущего, а ее единственная опора и поддержка, хрупкая тщедушная девочка, и так почти тащила ее на себе.

– Мы почти пришли! – голос Бэллы словно луч света прорезал темные облака боли и придал ей сил сделать очередной шаг, но тело, ее непослушное тело, вновь ее подвело – нога зацепилась за камень и она ничком падает вниз. Попытка встать, и рассахара четко понимает, что сделать этого не сможет, это выше ее сил, а время уходит, утекает ручейком из раскрытых ладоней, поднимающиеся дыбом волосы чувствуют, что ее враг уже близок.

– Возьми, – Игнесса просовывает в детские ручонки тяжелый грязный сверток и просит ее: – Беги, донеси это до разлома и брось вниз. Торопись, он уже близко!

Знамя выскальзывает у нее из рук, и она слышит, как Бэлла бежит вперед: легкие детские шаги почти не слышны, но чуткий слух слепой сумел их различить в окружающем ее мраке.

– Ссстой!!! Глупое дитя! – голос нага буквально разорвал обступившую ее темноту, слишком хорошо она запомнила его еще там, на Арене, когда свет для нее погас навсегда. – Не делай этого, дитя, если не хочешь умереть.

Шепчущий застыл возле входа в пещеру, по клинкам его мечей густо стекала кровь стражей, пытавшихся его задержать. Он смотрел на крохотную смертную, стоявшую возле обрыва и сжимавшую в своих руках его жизнь или смерть, и пальцы в бессильной злобе стискивали рукояти верных клинков. Проклятый монах – настоятель монастыря, скрывавшего собой портал к краю Бездны, – прежде чем умереть, он наложил на него запреты для этого места. «Ты не в силах убить того, кто не нападает на тебя. Ты не в силах ничего забрать силой, а взять можешь лишь то, что отдают тебе добровольно». Два запрета, предсмертная воля, не хуже цепей сковали его тело и разум, и из всего оружия у него остались лишь ум и желание выжить.

– Дитя мое, если ты бросишь это вниз, то ты умрешь – страшное проклятье лежит на этой вещи: она покарает того, кто ее уничтожит. Поэтому эта женщина и отдала тебе сверток, чтобы ты умерла вместо нее.

Слова и ум – сейчас это его армии, марширующие в бой. Убрать мечи, ведь он не хочет пугать ребенка, и продолжать говорить.

– А ты ведь еще так молода, ты ведь не хочешь умереть, еще не начав жить, – поменять тембр голоса, сделать его тише и мягче, непрерывно обволакивать словами… но глаза предательски раз за разом соскальзывали на бесценный сверток, зажатый в худых детских ручонках. – Ты ведь и так столько всего испытала: голодала, терпела презрение и побои, бегала, страдала – и все это только для того, чтобы сейчас умереть. Разве так честно? Ведь ты же еще ребенок, это не честно, взваливать на тебя ношу, которую даже взрослый не в силах вынести. Ну, бросишь ты его вниз – и что? Ведь на этом ничего не кончится, небо не упадет на землю, я никуда не денусь, ты останешься все той же нищей бродяжкой в незнакомом мире, вдали ото всех, и она тебе уже не поможет и не защитит – она уже даже не в силах встать. И что ты будешь делать здесь одна? Отдай мне то, что ты держишь в руках, и я сделаю все для тебя, все, о чем ты даже не мечтала…