Иисус Неизвестный

Лучше всего знает ессеев Иосиф Флавий, проведший в юности три года под началом некоего старца Бана (Banos), ессея или назорея (два эти тайных братства смешивались.) Иоанн Креститель тоже назорей, «посвященный Богу от чрева матернего» (Лк. 1, 15), так же, как Иисус (Мт. 2, 23: «Назореем наречется».) Старец Бан и по образу жизни, напоминает Иоанна Крестителя: носит одежду из древесной листвы или коры, дикими плодами питается, днем и ночью «крестится» – «погружается в холодную воду освящения ради », – два последних слова у Иосифа те же, что об Иоанне Крестителе. [354]

354

Joseph., Vita, II.

Так же постепенно, неутолимо «крестятся» – погружаются в воду, чтобы спастись от скорого конца мира через огонь – от второго Содома, и «запуганные розгой учителя, дети», одержимые страхом конца, ессеи.

Образу сему – (Ноеву ковчегу в потопе) – подобное, крещение (потопление) спасает и нас,

могли бы сказать ессеи, так же, как скажут христиане (I Петр. 3, 21.)

IX

«Образ жизни их подобен тому, которому эллинов учил Пифагор», – замечает Иосиф. [355] Общность имущества, безбрачие, отказ от животной пищи и кровавых жертв; белые льняные одежды; поклонение солнцу, как живому образу Божиему; учение о первородном грехе и о «теле – темнице души»; трехлетний, перед посвящением, искус и страшная клятва молчания о тайнах братства; магия, теургия, символика чисел, – все у них пифагорейское. [356]

355

Joseph., Ant., XV, 10, 4.

356

Joseph., Bell, II, 8, 2–13; Ant., XIII, 5, 9; XV, 10, 4–5; XVIII, 1, 5.

В белые ризы облекся я,

от смертей и рождения очистился,

и блюду, да не коснется уст моих

пища животная, —

могли бы сказать и ессеи, как Еврипидовы критяне. [357]

Зная все это, трудно поверить, что ессеи – прирожденные иудеи, а не в самом деле «особое племя».

357

O. Kern. Die Orphiker auf Kreta («Hermes», Bnd LI, 1916). S. 563.

X

Видную тоже с Назаретского холма, гору Кармил, где Илия, первый Креститель огнем, сводит огонь с неба на окруженный и облитый водой жертвенник (I Цар. 18, 38), – гору эту, лет триста после Илии, посетил Пифагор, ученик Орфея – Диониса Критского. [358] Здесь, уже и помимо Иосифа Флавия, – глухой намек на возможную в ессейских мистериях-мифах связь древних тайн Востока с древнейшею тайною Запада: жертвенник, окруженный водой, с нисходящим на него огнем, не образ ли огнем истребленного Атлантиды-Острова?

358

Jamblich, Vita Pytag., c. III. – Keim, I, 302.

Остров Блаженных где-то за Океаном, на крайнем Западе, «Закате всех солнц», – Ессейский рай. [359] Иосиф говорит о нем так, что невольно вспоминается, может быть, и ему самому, «Атлантида» Платона, и стих Горация:

Манит нас всех Океан, обтекающий Остров Блаженных, —

и стихи Гомера о Полях Елисейских, —

Где пробегают светло беспечальные дни человека

359

Joseph., Bell, II, 154; Ant., XVIII, 18, ар. Ed. Meyer, II, 401. – A. Boulanger, Orphee, 1925; p. 72.

Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает,

Но сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном

С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным. [360]

Знают ли это ессеи или не знают (могли бы кое-что знать по Книге Еноха – «Атласа»); помнят ли имя «Крайнего Запада» или забыли, – не может быть никакого сомнения, что Ессейский рай – «Атлантида». [361]

360

Odyss., IV, v. 562–568.

361

«Пятый от Адама (праотец) Енох, как полагают Вавилоняне, изобрел астрономию», – сообщает церковный историк Евсевий и подтверждает Александр Полигистор (Alex. Polyhist.). – Д. Мережковский, Тайна Запада, I, гл. 4, Атлас – Енох, IV.

Очень искусные садоводы и огородники, жадно ищут ессеи всякого плодородного клочка земли в пустыне, всякой, орошенной водою, ложбинки, чтобы разводить плодовые сады и огороды, или хотя бы только садики, грядки с цветами, овощами и целебными злаками – маленькие, в мертвом море камней, солончаков и песков, «Островки Блаженных», «Атлантиды». Каждого ессея душа – такой островок в пустыне мира, – как бы рай в аду.

XI

Если мы верно угадали ночную душу «Атлантиды» – Преистории, – нашей дневной душе, «механике», противоположную, «магию», «теургию», – живую, «органическую» власть над природой, то и в этом ессеи родственны «Атлантам» – людям Преистории. Каждый день молятся они, «чтобы солнце взошло», заклинают его особой, «идущей от праотцев», магической молитвой-заклятьем, точно боятся, как бы оно не зашло навсегда. [362] Так же точно могли этого бояться и пещерные праотцы наши, «запуганные дети», во тьме Ледниковой ночи, после гибели первого человечества – Атлантиды-Потопа. [363]

362

«Древних праотцев молитвой молятся, чтобы солнце взошло». – Joseph., Bell., II, 128, ар. Ed. Meyer, II, 401.

363

Д. Мережковский, Тайна Запада, I, гл. 12, Атлантида – Преистория.

Вот в каком смысле ессеи – пусть в истории вчерашние, – в мифе-мистерии, действительно, может быть, – «вечное племя», gens aeterna.

XII

Нами так жалко потерянный ключ к огненно-водному таинству Крещения – погружения в Воду, Огонь, дух, – может быть, и находится у этого чудом уцелевшего обломка первого, как бы с потопного дня Атлантиды восставшего, человечества.

Каждый вечер, по заходе солнца, ессеи погружаются в воду, «крестятся», сообщает Иосиф Флавий, и тотчас после того, облекшись в белые одежды, вступают в особую, тайную, никому, кроме посвященных, недоступную горницу, где верховный предстоятель общины, эпимелет , совершая второе после крещения, святейшее таинство, благословляет хлеб и воду (вода вместо вина и в древнейшей Евхаристии первохристиан), и братья вкушают их в благоговейном молчании. [364]

364

Joseph., Bell., II, 129, ар. Ed. Meyer, II, 397.

Крестятся – причащаются: связь обоих таинств здесь очевидна; так же очевидно, что оба таинства – дохристианские, идущие, может быть, из той же неисследимой для нас, древности, чей уцелевший чудом обломок есть «вечное пламя» ессеев.

Вот что значит, по слову Саллюстия Мистика:

Это не однажды было, но всегда есть [365] , —

или, говоря точнее: было однажды – есть всегда . Или по слову ап. Павла:

365

Sallust., de diis et mundo, c. IV.

Это есть будущего тень, а тело во Христе(Кол. 2, 17), —

или, наконец, по слову Шеллинга: «всемирная история есть сон, чье содержание вечное, начало и конец, причина и цель, – Христос».

XIII

Поняли бы, может быть, ессеи, как никто из нас, бывших христиан, что значит катакомбная Рыба в водах Крещения, несущая хлеб и вино Евхаристии; что значит: «Рыбы Небесной божественной род, вкушающий пищи сладкой, как мед»; и Фестокая Рыба с Голубем, клюющим медвяную пыль с тычинок небесного лотоса; и в видении св. Терезы, Голубка в рыбьей чешуе вместо перьев, с ее ужасающей радостью. Все это, может быть, поняли бы ессеи, но, и поняв, не услышали бы и не увидели того, что увидел и услышал, когда открылось небо над Вифаварой, один-единственный во всем человечестве, от начала до конца времен, человек Иисус.

XIV

Знал ли Он ессеев?

Их должен был знать Иоанн Креститель. Мог ли не знать, когда столько лет прожил рядом с ними, в той же пустыне; так же молчал и ждал, как они; так же крестил, возвещая казнь мира огнем и спасение от огня в воде крещения?

Слишком невероятно, чтобы такие садоводы и огородники, как ессеи, жадные искатели плодородных земель в пустыне, миновали ущелье Крит, подземный рай. Если же были они там, то их наверное знал Иоанн и, вероятно, знал Иисус.