Иисус неизвестный

«Нам, истинной красоты желающим, Он один прекрасен», выразит и Климент Александрийский это естественное в людях и неискоренимое чувство: [442]

Ты прекраснее сынов человеческих. (Пс. 45, 3.)

XVI

Так в одной половине предания, а в другой, не менее древней, Иисус «безобразен», —

Паче всякого человека обезображен был лик Его, и вид Его, паче сынов человеческих, —

исполнилось на Нем и это пророчество (Ис. 52, 14.) «Уничижил — опустошил Себя» во всем, и в этом.

442

Clement. Alex., Strom., II, 5, 21.

«Мал был ростом, говорят, и лицом некрасив», — вспомнит Цельз у Оригена. [443] «Вида никакого не имел… бесславен… презрен был по виду», — скажет и св. Юстин Мученик, видевший, может быть, тех, кто видел живое лицо Иисуса. [444]

Те же свидетели — и это всего удивительнее, — говорят то о красоте Его, то о «безобразии»: Климент Александрийский — непереводимо для нас «кощунственным» словом: . [445]

443

Origen., с. Cels. VI, 75.

444

Just., dial. с. Tryph. XIV, 36; 85; 88:. Th. Keim. Geschichte Jesu, 1871. S. I, 460.

445

Clement. Alex., Paedag. Ill, I, 3. — Keim, I, 460.

Тот же Ириней, который утверждает, что о плотском образе Иисуса нам ничего неизвестно, знает, однако, что Он был «немощен и бесславен (по виду)», infirmus et ingloriosus. [446]

Я же червь, а не человек, — поношение у людей и презрение в народе (Пс. 21, 7), —

страшное слово это из того же псалма, откуда и крестный вопль, Сабахтани, вложит Тертуллиан в уста самого Господа. [447]

XVII

446

Jren., adv. haeres., IV, 32, 12. — G. A. Muller, 36.

447

Tertul. de carne Christi, с. 9. — W. Bauer, 312.

Церковь-Невеста сначала забыла лицо Христа-Жениха, а потом приснилось ей, будто Он — чудовище. Как могло это быть?

Первохристианством от иудейства унаследованный страх телесной красоты, как ведущего к идолопоклонству, языческого соблазна, может быть, многое здесь объясняет, но не все. Корни обоих преданий о красоте и безобразии Лика Господня уходят, кажется, в очень темное, но исторически подлинное, воспоминание.

Не было ли в лице Человека Иисуса того же, что было в жизни Его, — «парадоксального», «удивительного-ужасного», как бы выходящего из трех измерений в четвертое, где все наоборот, так что безобразное здесь, на земле, там прекрасно?

Самое особенное, на другие человеческие лица не похожее, личное в лице Иисуса не есть ли именно то, что оно — по ту сторону всех человеческих мер красоты и безобразия, несоизмеримо с нашей трехмерной эстетикой?

Если так, то понятно, что не только видевшие Его уже не помнят, но и видящие не знают, какое из двух пророчеств исполнилось на Нем: «лик Его обезображен паче всех человеков», или: «Ты прекраснее сынов человеческих».

Был Он и прекрасен и безобразен, formosum et foedum, —

верно, может быть, поняли это «Деяния Петра». [448]

Радость, которой нет имени, чувствуют видящие это лицо, и ужас, которому тоже нет имени. Той, первой антиномичности в Нем: «как все» — «как никто», соответствует эта вторая: «как червь — как солнце».

XVIII

Вспомним не только, увы, ренановского «обаятельного Равви», Магдалинина «Возлюбленного» (единственную в веках пошлость наших дней), но и фарфоровые куколки церковных Иисусов, и если мы еще сохранили достаточно вкуса, чтобы ненавидеть эту приторно-тошную гнусность, метерлинковскую «душу сахара», то, может быть, мы поймем, что та непостижимая для нас, ужасающая «красота-безобразие» Лика Господня есть горькое от сладкого яда противоядие и что первые века христианства здесь еще знают, помнят что-то о лице Иисуса.

448

Acta Petri, с. 20. — Henneke, II, 522.

XIX

Я не то, чем кажусь. [449]

Это, конечно, неподходящее слово Господне, Аграф, в «Деяниях Иоанна», может быть, дает нам возможность заглянуть в то, что действительно испытывали видевшие живое лицо Иисуса. Тайну этого слова и объясняет, и углубляет Ориген:

Будучи Самим Собой, как бы не Собой являлся людям. Cum fuisset ipse, duasi non ipso omnibus videbatur. Вида одного не имел, но менял его, сообразно с тем, как мог видеть Его каждый; каждому являлся в том образе, какого достоин был каждый. [450]

449

Acta Joh., с. 96, 99. — Henneke, I, 187. — August, epist. 237, ad Ceretium. — Henneke, II, 529.

450

Orig., comment, in Matt. 100. — W. Bauer, 314.

Вот почему и св. Антонин Мученик не может разглядеть, как следует, на нерукотворной иконе, «постоянно меняющегося Лика».

«Лик Христов, у римлян, эллинов, индийцев, эфиопян, различен, ибо каждый из этих народов утверждает, что в свойственном ему образе явился людям Господь», — говорит патриарх Фотий. [451] Это значит: лицо второго Адама, Иисуса, — во всех человеческих лицах, как солнце в каплях росы.

XX

Так увидите Меня в себе, как видит лицо свое человек в зеркале. [452]

451

K. Hase, 259.

452

Acta Thomas, с. 48, 153. — W. Bauer, 513. — Henneke, I, 286.

Лица человеческие, как мертвые камни, неподвижны, неизменны, только Его лицо, как живое пламя, вечно движется, изменяется и потому неуловимо для взора, неизобразимо для кисти.

Слава Тебе, Иисус Многовидый, , —

скажут «Деяния Фомы». [453] «Лика Господня изображения от разнообразия бесчисленных мыслей меняются», — верно понял и Августин, но сделал отсюда неверный вывод, что мы о лице Иисуса ничего не знаем.

Многие лица Свои напомнит Он Сам на Страшном суде:

453

Clement. Alex., Strom, l, 19, 94. — Tertul., de oral, с. 26. — A. Resch, Agrapha, 1906. S. 182.

алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и не вы напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был болен и в темнице, и не посетили Меня (Мт. 25, 42–43.)

В каждом лице страдающего брата нашего — Его лицо.

Кто видел брата, видел Господа (Agraphon.)

XXI

Странный и жуткий апокриф дошел до нас в «Деяниях Иоанна».

Речь идет о первом призвании учеников, Иоанна и Иакова, сынов Заведеевых, сидящих в лодке на Геннисаретском озере.

«Что нужно от нас этому мальчику? Зачем Он зовет нас на берег?» — сказал мне (Иоанну) брат мой, Иаков. И я спросил его: «Какой мальчик?» Он же отвечал мне: «Тот, кто кивает нам головой». — «Свет у тебя помутился в глазах, брат мой, Иаков, от многих бессонных ночей, проведенных нами на озере. Разве ты не видишь, что перед нами высокого роста, с прекрасным лицом, радостно на нас взирающий, муж?» — «Нет, не вижу, но подплывем к берегу, узнаем, что это такое».

Когда же пристали мы к берегу. Он сам помог нам привязать лодку. И мы пошли с Ним. И, когда шли. Он казался мне старым, лысым, с длинной густой бородой, а брату Иакову — юношей, с едва пробивающимся пухом на щеках. И мы не разумели, что это значит… и весьма удивлялись.

…Часто, бывало, и потом являлся Он мне в еще более дивных образах… то маленького роста человечком с искривленными членами, то исполином, головой возносившимся до неба. [454]

Что это, нелепая сказка, или опять рыбий взгляд на солнце сквозь воду, — смутное и чудовищно-преувеличенное, как в бреду, воспоминание о том, что действительно испытывали эти суеверные и простодушные, как дети, рыбаки галилейские от не совсем трехмерного, в нашу земную геометрию не совсем входящего, лица Господня?

454

Acta Joh., с. 88, 93. — Henneke, I, 185. — W. Bauer, 314.