Икона и крест

– А сколько времени умирал мистер Фалконер?

– Три часа. Большую часть этого времени он пребывал в сознании, но говорить не мог, так как его челюсть не могла двигаться.

Сэр Эдвард отступил назад, показывая, что закончил. Ральф Лейн глянул прямо на Томаса Хэрриота.

– Есть ли у тебя вопросы к лекарю?

Мистер Хэрриот молча покачал головой.

– В таком случае я задам несколько вопросов обвиняемому, – сказал сэр Эдвард.

Мистер Роузен водил глазами из стороны в сторону, будто у него жар. Его лоб блестел от пота.

– Ваше имя? – высокомерно, как мне показалось, спросил сэр Эдвард.

– Абрахам Роузен.

– Значит, вы еврей?

– Да, сэр.

– Как еврей оказался на корабле ее величества?

– Сэр, два года назад я был принудительно взят на службу Фробишером. Полагаю, что служил я хорошо. Кроме того, я многое узнал о хворях, которые поджидают моряков на тропических широтах, а также научился залечивать разнообразные ранения. О моих умениях было известно, ко мне послали человека, и я согласился служить вновь.

– И где вы занимаетесь своим ремеслом?

– Я держу аптеку в Лондоне.

– К северу или к югу от моста?

– К югу.

– В Саутворке?!

Сэр Эдвард возвысил голос, словно был страшно удивлен, хотя я ни минуты не сомневался, что он знал ответ заранее.

– Среди ворья и шлюх?!

– Моему ремеслу находится там применение – как и в любом другом месте. Кроме того, в богатых кварталах еврея не всегда встречают дружелюбно.

– Раз вы аптекарь, то вы, надо думать, разбираетесь в травах?

– Разбираюсь. А также в бальзамах и лечебных повязках.

– Вы являетесь последователем Клавдия Галена [17] или относите себя к преобразователям?

– По правде говоря, не знаю. До сих пор ни одна трава не позволила вылечить сифилис или чуму, и я уверен, что преобразователям не следует мешать в их поисках. Я применяю любые лекарства, лишь бы они помогли вылечить болезнь, пусть это будут травы последователей Галена или химические вещества приверженцев Парацельса. [18]

17

Клавдий Гален – римский врач и естествоиспытатель, классик античной медицины.

18

Парацельс (псевдоним; настоящее имя – Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм) – врач эпохи Возрождения.

Выступал против слепого почитания Галена.

– Значит, вы разбираетесь в травах?

– Конечно.

– Считаете ли вы, что вам эти вопросы знакомы лучше, чем мистеру Оксендейлу?

– По правде говоря… – Аптекарь пугливо оглянулся на Ральфа. – По правде говоря… Думаю, мистер Оксендейл плохо в них разбирается.

Я чувствовал ловушку и был удивлен, что аптекарь ее не замечал. Наверное, его ум помутился от страха.

Не без гордости он добавил:

– Я учился у самих Питера Северинуса и Томаса Эрастуса.

– Человек, так глубоко изучивший травы, знает, наверное, и яды? – захлопнул ловушку сэр Эдвард.

– Яды? – переспросил дрожащим голосом аптекарь.

– Яды.

– Так, знаю кое-что…

– Понятно. О травах он знает много, а о ядах – почти ничего.

Сэр Эдвард кивнул какому-то морщинистому человеку в черной кожаной куртке, который сидел за спиной джентльменов. Тот суетливо подбежал к законнику, протянул ему маленькую черную коробку и вернулся на свое место.

– Узнаете эту коробку? – спросил сэр Эдвард.

В его голосе слышалось торжество. Как ни трудно было в это поверить, но на лице аптекаря, и так донельзя огорченном, выразилась совсем уж небывалая скорбь.

– Это часть моих медицинских запасов.

– Именно! – произнес сэр Эдвард с насмешкой. – Это было найдено вчера в вашем жилище.

Он положил коробочку на стол перед Ральфом Лейном. Тот открыл ее и заглянул внутрь.

Я чуть не задохнулся. Я уже видел эти листья – в секретной нише над койкой Мармадьюка! Мне тут же стало ясно, что мистер Роузен невиновен, а убийства совершали Мармадьюк, Рауз и Кендалл, двое из которых были судьями! Да, я знал это, и мистер Роузен будет спасен, если я все расскажу, но меня в таком случае ждет виселица. Я исподтишка оглянулся. Никто не заметил моей тревоги: все взгляды были устремлены на склянку. Что же делать?

От ужасной дилеммы меня отвлек отрывистый голос Лейна:

– Что это?

– Это листья аконита, – ответил готовый упасть в обморок аптекарь.

Казалось, цепи своим весом сейчас оторвут ему руки. Законник предвосхитил следующий вопрос Лейна:

– Расскажите нам об аконите.

– Это лекарственное растение.

– А если мы предложим вас проглотить один лист?

– В чрезмерных количествах это veneficia.

– Veneficia? А если без латыни?

– Яд.

– Громче!

– Яд, – повторил аптекарь и сокрушенно кивнул.

Яд. Казалось, часовня набита мертвецами. Сэр Эдвард некоторое время хранил молчание. На его лице было написано презрение. Слово „яд“ миазмами повисло в воздухе. Наконец сэр Эдвард спросил:

– А это растение – оно тоже ядовитое?

– Да, но только в чрезмерных количествах.

– Какое же количество является „чрезмерным“? Если мы захотим положить сколько-нибудь на ваш язык?

Аптекарь оказался в западне. Он прошептал:

– Нужна самая малость…

– Еще раз! Громче! – скомандовал Лейн.

– Крошечная доля?

– Да.

– Неужели! Выходит, говоря „чрезмерное количество“, вы имеете в виду „самую малость“?

Несчастный аптекарь кивнул.

– Опишите приметы, указывающие на отравление аконитом.

– Смерть.

Легкая волна смеха ослабила всеобщее напряжение. Взгляд Лейна опять установил тишину.

– А перед смертью? Не возникает ли онемение и покалывание во рту?

– Да, такие ощущения появляются через несколько минут после принятия яда.

– Просто покалывание во рту? Значит, смерть легкая? Или покалывание распространяется дальше?

– Оно охватывает всю глотку, а затем и все тело. Жертва теряет зрение и слух, оставаясь при этом в сознании.

– Человек слеп, глух, обездвижен, однако продолжает осознавать, что с ним происходит?

Аптекарь кивнул:

– У него расширяются зрачки. В конце концов он умирает от удушья.

– В конце концов? И сколько времени это длится?

– От нескольких минут до нескольких часов, в зависимости от дозы.

Законник кивнул. Ральф Лейн разглядывал содержимое коробки. На лице его был написан чуть ли не ужас. Он взял следующую склянку. Там лежали ярко-зеленые высушенные жучки. Их я тоже видел в тайнике Мармадьюка.