Икона и топор
Шрифт:
Полоцкий тоже популяризировал в Москве новое ощущение имперской судьбы и новый язык схоластических диспутов, который ввела Киевская академия. Кроме того, он был настойчивым пропагандистом новых западных форм искусства. Велеречивые силлабические стихи, затейливые книжные иллюстрации делают его истинным мастером барокко. В 1667 г. Полоцкий представил царю меморандум, выдвигая новую, менее ригористическую теорию иконографии, которая на протяжении следующих двух лет неоднократно одобрялась заезжими патриархами, а также ведущим художником-новатором Симоном Ушаковым и самим царем [487] . Ссылаясь на классических, равно как и на христианских авторитетов, Полоцкий утверждал, что творческий талант есть дар Божий и должен применяться изобретательно; что иконы могут передавать физические особенности и внутренние чувства предмета изображения, а не только его традиционную стилизованную форму. В том же 1667 г. Алексей пошел даже дальше, назначив бывшего никоновского художника-портретиста официальным живописцем царской семьи. Не прошло и нескольких месяцев, как иллюстрации из немецкой Пискаторской Библии украсили стены покоя его сына Алексея, а в новой иллюстрированной рукописи было даже изображение долго находившейся под запретом фигуры Бога-Отца — в виде преуспевающего толстяка, возлежащего на диване [488] .
487
78. И. Майков. Симеон Полоцкий о русском иконописании. — СПб., 1889; об Имперской хартии 1669 г. см.: ААЭ, IV, 224–226.
488
79. Рисунок в рукописи «Духовное лекарство». См.: А. Успенский. Царские иконописцы в живописи XVII века. — М., 1910, И, 314–316. Успенский считает (II, 24), что к 1662 г. только в Оружейной палате было шестьдесят живописцев-ино-странцев; Овчинникова (Портрет, 25–26) указывает на пребывание в России в сороковых годах голландского художника еще до Вухтерса, но ставит под сомнение, что портрет Никона писал Вухтерс, полагая, что портрет был написан позже, и тем снимая с Никона обвинение в отступничестве от москвитянского взгляда на искусство. Перемены в стиле и
При Алексее многочисленные портреты русских дипломатов писали за границей иностранные художники (История русского искусства, IV, 452–453). К 1670 г. на стенах покоя сына Алексея в Кремле висели пятьдесят немецких гравюр (Забелин. Домашний быт, I, 169–170). Большое число рукописных книг, изготовлявшихся в то время в Посольском приказе, объединяют, по сути, рационалистическую философию Спафария с реалистичной манерой портретов Богдана Салтанова. См.: И. Михайловский. Важнейшие труды Николая Спафария (1672–1677). — Киев, 1897; И. Кудрявцева. Издательская деятельность Посольского приказа // Книга: Исследования и материалы, 1963, VIII, 179–244.
Полифоническая музыка барокко бросала вызов форме старинных русских песнопений, также впервые в Москве начали ставиться светские пьесы, специально писавшиеся для этой цели. Две первые написал и поставил одну за другой осенью 1672 г. Иоганн Грегори, пастор одной из лютеранских церквей в Москве. Затем последовали еще четыре пьесы и два балета, а первая труппа Грегори из шестидесяти человек, набранных из живших в Москве иностранцев, вскоре начала пополняться добровольцами из Прибалтики. Спектакли давались на русском и немецком языках в частных домах и в Кремле, а затем и в специально построенном деревянном театре. Украинцы и белорусы также написали и поставили ряд «школьных драм», пользовавшихся популярностью в этих латинизированных областях. Многие такие спектакли сопровождались музыкой, так что Россия познакомилась со светским пением и светской музыкой не в жизни, а на спектаклях [489] .
489
80. Т. Ливанова. Очерки и материалы по истории русской музыкальной культуры. — М., 1938, 189. Текст «Артаксерксова действа» пастора Грегори, давно считавшийся утраченным, был найден в двух разных списках. Один, видимо принадлежавший саксонскому врачу Ринхубсру, практиковавшему в Москве, был обнаружен в Лионе и опубликован в Париже в 1954 г. под редакцией А. Мазона и Ф.Кокрона; второй, видимо принадлежавший русскому государственному деятелю А. Матвееву, был опубликован в СССР в 1957 г. под редакцией И. Кудрявцева. Общий обзор репертуара Грегори см. в статье: А.А.Мазон // ТОДЛ, XIV, 1957; о документах, связанных с организацией театра в Москве, см.: С. Богоявленский. Московский театр при царях Алексее и Петре. — М., 1914. О музыкальном сопровождении (в дополнение к каталогу этих пьес и балетов, приведенному в: Гудзий. История, 482) см.: Гозенпуд. Музыкальный театр, 13.
О Полоцком и «школьных действах» см.: Гудзий. История, 487–492; Ливанова. Очерки, 179–185; А. Белецкий. Старинный театр в России. — Ann Arbor, 1964 (перепечатка московского издания 1923 г.).
Смешение старых и новых звуков при дворе Алексея его придворный врач, англичанин, сравнил со «стаей ушастых сов, гнездом галок, стаей голодных волков, семью кабанами в ветреный день и тем же числом кошек» [490] . Особенно оглушительной эта какофония была на второй свадьбе Алексея в Кремле, длившейся почти до утра и весьма отличавшейся от его первой пуританской свадьбы в 1645 г., на которой никакой музыки вообще не звучало. В Москве последних лет царствования Алексея царила атмосфера вроде той, которая отличала Англию после Реставрации. В инструкциях своему послу, отправленному в Англию в 1660 г., Алексей поручает ему обеспечить прибытие в Москву «мастеров, искусных играть комедии» [491] . Первый английский посол Карла И, прибывший в Москву четыре года спустя, поставил «изрядную комедию в прозе» с музыкальным сопровождением [492] . Пьесы Грегори были того же жанра, что и «аглицкая комедия». А вторая супруга Алексея, на которой он женился в начале 1671 г. (через два года после смерти первой жены), происходила из рода Нарышкиных, поддерживавших дружеские отношения с иностранцами, включая роялистов-шотландцев, бежавших из Англии от пуританского Протектората.
490
81. Collins. Present State, 33.
491
82. Цит. из инструкций Ивану Гебдену в: J. Patouillet. Le Theatre de moers russ-es, des origines a Ostrovski, 1912, 23. О музыке на второй свадьбе царя см.: Финдейзен. Очерки, 1, вып. Ill, 311–313.
492
83. Carlisle. Relations, 142.
Во многих отношениях 1672 г. ознаменовал «конец светской изоляции России» [493] . Новая жена царя подарила ему сына, будущего Петра Великого, и ликующий Алексей отправил во все ведущие страны Европы «великие посольства» [494] , которые оповещали о рождении Петра и предваряли поездку самого Петра на Запад в конце века. Другим предвестием приближения эпохи, когда России предстояло занять полноправное место среди европейских государств, стало официально субсидированное роскошное цветное издание 1672 г. «Титулярника великих государей» с 65 портретами не только русских, но и иностранных владетельных особ. Эти относительно реалистические портреты европейских государственных мужей были произведениями индивидуальных художников и резко контрастировали с анонимными идеализированными образами православных святых, которые до того времени безраздельно господствовали в русской живописи [495] .
493
84. Мнение Тихонравова, высказанное в связи с миссией ван Штадена набрать за границей актеров для нового театра (приводится по: J.Patouillet. Theatre, 24).
494
85. Один посол был отправлен в Северную Европу, другой в Рим и Центральную Европу, третий в Западную Европу (включая Испанию), а на следующий год четвертый посол был отправлен в Польшу в качестве постоянного представителя России. См.: Von Rauch. Moskau, 38–42; Н. Чарыков. Посольство в Рим и служба в Москве Павла Менезия (1637–1694). — СПб., 1906; А. Попов. Русское посольстно, 1—27; Д. Лихачев. Путешествия русских послов XVI–XVII вв. — М. — Л., 1954, 426–441.
495
86. Титулярник, или Корень великих государей, 1672 (второе изд. 1673–1677). См.: Овчинникова. Портрет, 65–70.
При царе Михаиле русские иногда употребляли титул «император», особенно в сношениях с Западом. См. его употребление I мая 1633 г. в прокламации царского вербовщика шотландских наемников (A. Steuart. Scottish Influences, 34). В другой книге (Respublica Moscoviae ct Urbes. — Leiden, 1630) указано, что титул «Magnus Doniinus, Impcrator» употреблялся еще в 1613 г. Французы называли Алексея «етрегеиг» в 1654 г. (берх. Царствование, I, 85), но пристегивали этот титул к имени «Александр», что вряд ли свидетельствует о близком знакомстве с русской действительностью. Кромвель и Карл II оба именовали его «императором» (Иконников. Ордин-Нащекин, 283, примеч. 1).
Уже при Алексее полусвященный титул «царь» начинает уступать место западному титулу «император». Хотя официально титул этот был принят в правление Петра, новый трон Алексея, созданный в шестидесятых годах по польским рисункам персидскими мастерами, украшала надпись на латыни: «Potentissimo et Invictissimo Moscovitarium Imperatori Alexio» [496] . Тонко внедрялась сугубо современная идея неограниченного самодержавия правителя страны. Прибывший из Константинополя в июне 1655 г. «великий венец» был украшен изображением царя и царицы на том месте, где прежде помещался символ верховного владычества Бога, и на печати с двуглавым орлом изображение Алексея начало заменять изображение св. Георгия [497] . Для большой группы зависевших от него иностранцев в Москве Алексей был теперь уже не главой уникальной религиозной цивилизации, а образцовым европейским монархом. Пастор Грегори писал в стихотворении:
496
87. А. Ведьтман. LeTresorde Moscou (Оружейная палата), 1861, 2-е испр. изд., 45.
497
88. Савва, архиепископ Тверской. Sacristic patriarcale dit synodale de Moscou. — M., 1865, 2-е иллюстр. изд., 9—10; Сидоров. Гравюра, 218–219, иллюстрация напротив 216, а также 203–204.
Светская любознательность охватывала все сферы жизни. Русские установили первую регулярную почтовую связь с Западом [499] , а в 1667 г. впервые использовали астрономические расчеты для навигации [500] и отправили в Пекин первый торговый караван, уполномоченный вести переговоры с китайским императором. Глава посольства вернулся с самым благоприятным впечатлением от грамотности и духа гражданственности, опирающейся на традиции конфуцианства [501] . В самой России Алексей обратил художественные таланты на службу не священным, а светским целям. Писание икон было в Кремле поставлено под административное управление Арсенала, и наиболее важной постройкой в Кремле в последние годы царствования Алексея была не церковь, но здание Посольского приказа, глава которого окружил себя не иконами, а часами и календарями [502] .
498
89. «…wie soil ich gnug preisen/ den unverglichen Tzar, den Gross-Herzog dcr Reussen? / Der unser teutsches Volk mehr als die Reussen licbt,/ und ihnen Kirch und Siz, Sold, Ehr und Schatze giebt./
О hochst-gepriessner Tzar, Gott wolle dich belohnen,/ wcr wolte doch nicht gem in diesem Landc wohnen?». Приведено H. Лихачевым (H.Лихачев. Иностранец-доброжелатель России в XVII столетии. — СПб., 1898, 6) по рукописи, которую Грегори в октябре 1667 г. отдал Иоганну Аллгейеру, уроженцу Штутгарта, ранее побывавшему в России с Олсарием.499
90. Почтовая служба была создана как одолжение иностранцам и была заведомо ненадежна для дипломатических донесений. См.: Шлосберг. О начале, 75–77 и библиографию, 77, примеч. 5; также: И. Козловский. Первая почта и первые почтмейстеры в Московском государстве. — Варшава, 1913, в 2 т. После 1668 г. почта перешла в подчинение Посольского приказа, но оба пути на Запад — через Смоленск и Ригу — охранялись очень плохо.
500
91. Райнов. Наука, 434–437. Коперник и Браге — оба были из Восточной Европы, а в Данциге находилась самая большая обсерватория в мире после сгоревшей копенгагенской обсерватории Браге. Таким образом, изобилие новых астрономических сведений в ту эпоху не должно удивлять, хотя при этом примесь астрологии оставалась значительной, а знания, которыми обладала Россия, практического применения не нашли (там же, 439–454).
501
92. Д. Урсул. Философские и общественно-политические взгляды Н.Г. Милеску Спафария. — Кишинев, 1955, 83–85. Текст доклада на церковнославянском языке, представленного царю этим выдающимся уроженцем Молдавии, был опубликован с предисловием А. Яцимирского (А.Яцимирский. Китайское государство. — Казань, 1910). См. также: П.Яковлева. Первый русско-китайский договор 1689 года. — М., 1958, 101–109. Официальные отношения были установлены в 1675 г.; перед этим царь уже отправлял туда в 1663 г. не столь уполномоченного посланника (там же, 90–92). Царствование Алексея было важным периодом и в расширении дипломатических связей с Центральной Азией. См.: В. Ульяницкий. Сношения России со СреднейДзией и Индией в XVI–XVII вв. — М., 1889, особ. 18, 38–43.
502
93. История русского искусства, IV, 358 и след, об Оружейной палате, которой с 1654 г. и до своей смерти в 1680 г. управлял Хитрово, один из злейших придворных гонителей Никона. Артамон Матвеев после падения Никона и заката звезды Ордин-Нащекина стал ближайшим другом и советником Алексея. См.: А. Суворин. Боярин Артамон Сергеевич Матвеев. — СПб., 1900, 32 и след., особ. 48, — о часах с боем. Цветаев датирует 1665 г. появление зеркал, которые вкупе с одновременным обращением к реалистической портретной живописи и натуралистической иконографии способствовали восприятию человеческого тела со всеми его внешними признаками (Цветаев. Протестантство, 737).
Если Московия видела в России «Виноград российский», взращенный Господом и приносящий урожай в жизни грядущей, Алексей словно бы считал ее теперь местом, где человек может создать собственный «вертоград многоцветный». Это соответственно были заглавия самого знаменитого сочинения старообрядцев, направленного против реформ, и самого знаменитого сборника стихов Симеона Полоцкого, нового придворного поэта. Точно так же, как «вертоград» стихов Полоцкого был полон таких немосквитянских тем, как гражданственность и философия [503] , так новые Измайловские сады Алексея под Москвой были полны всяких западных нововведений. За воротами в стиле барокко располагались ветряные мельницы, огороды со всякими травами, цветники, оросительные канавы, клетки со зверями и беседки для отдыха и развлечений [504] .
503
94. С. Полоцкий. Сочинения, 71, 10–11,233; Полоцкий. Вертоград многоцветный, 1678; С. Денисов. Виноград российский (1720-е гг.).
504
95. В. Крутиков. Измайлово. — М., 1948, особ. 8—19. О воссоздании пышных украшений в садах, разбитых концентрическими кругами, см.: С. Палантрсер. Сады XVII века в Измайлове // СИИ, VII, 1956, 80-104.
Еще более значительным символом светского изящества стал дворец, построенный Алексеем между 1666 и 1668 гг. в Коломенском под Москвой [505] . Бесспорно, там можно заметить поверхностную дань традиционализму, вообще характерную для царствования Алексея, — практически деревянное здание венчали купола-луковицы и шатровые крыши. Однако, как никогда прежде в московских зданиях, внутрь лился свет через три тысячи слюдяных окошек, озаряя огромную фреску, изображающую гелиоцентрическую Вселенную. И столь же непривычный мир зеркал, роскошной мебели и импортированных механических устройств. Со стен, где полагалось бы висеть иконам, смотрели лица Юлия Цезаря, Александра Македонского и Дария. А посетителей Алексей принимал, сидя на троне между двумя огромными заводными львами, которые по условному сигналу вращали глазами, разевали пасти и ревели. Полоцкий считал Коломенское восьмым чудом света. Однако, пожалуй, точнее будет назвать его первым чудом нового мира, где в творениях новой империи начинала доминировать западная технология. Сохраняя яркие и броские черты национальной традиции, Алексей построил первый из великолепных дворцов, которые стали символами России Романовых. Он заимствовал претенциозную строительную программу Никона и ксенофобскую надменность Аввакума, но оставил позади религиозные убеждения обоих. Начинался долгий и мучительный путь — хотя в некоторых отношениях прямой и неизбежный — от Коломенского и Измайлова XVII в. к «паркам культуры и отдыха» века XX.
505
96. История русского искусства, IV, 308–310, 406–408; Полоцкий. Сочинения, 104–105; А. Корсаков. Село Коломенское. — М., 1870; описания см.: Z. Schakovskoy. La vie quotidienne a Moscou au XVII siecle, 1962, 257–260; H. Лихачев, A. Ершов. Село Коломенское. — ., 1913; исчерпывающую реконструкцию и анализ можно найти в неопубликованной кандидатской диссертации: И. Маковецкий. Коломенское: исследование исторического развития планировки архитектурного ансамбля. — М., 1951.
Прозападные перемены в последние годы правления Алексея были глубоко революционными в современном смысле слова. Однако в тогдашнем (того столетия) смысле «революции» как восстановления нарушенного естественного порядка, воплощенного в образе сферы, символизирующей обретение исходного положения, истинными революционерами были потерпевшие поражение религиозные реформаторы [506] . И теократы, и фундаменталисты пытались возвратить Россию после противоестественной капитуляции перед чужеземщиной к ее постулируемому первоначальному христианскому предназначению. И те, и другие уповали, что царь вернет русскому христианству его изначальную чистоту, и одновременно и те, и другие инстинктивно понимали, что их дело безнадежно. С горечью они пришли к выводу, что либо Алексей — второй Юлиан Отступник и тайно отрекся от истинной веры, либо Москва стала «четвертым Римом», которому «не быть», как они верили прежде [507] .
506
97. V. Snow. The Concept of Revolution in Seventeenth Century England // The Historical Journal, V, 2, 162, 164–174. Это, по сути, астрономическое понятие революции, видимо, лишь на исходе XVII столетия начало вытесняться современным представлением о ней как о катаклизме и необратимой перемене.
507
98. «Дьякон Федор — см.: Субботин. Материалы, VI, 49–50, 219; и: ПС, 1859, авг., 456–458.
В новой светской придворной культуре эти религиозные реформаторы всюду находили признаки того, что царство Антихриста уже началось. Не только Церковный Собор был созван в год, помеченный числом зверя, но в том же самом году Гизель преподнес царю свой трактат «Мир с Богом человеку», поддерживавший новый взгляд на догматы, и в этом богословском труде было 666 страниц! [508] Фронтиспис другого киевского трактата, вышедшего в том же году, изображал царя Давида и апостола Павла, указующих мечами на шар, с вершины которого русский царь устремляется в битву. Рисунок был снабжен цитатой из «Откровения» — библейской книги, наиболее часто цитируемой в ту эпоху [509] . Первая картина, которую написал для царя новоназначенный придворный художник-голландец (и представил ему в день Нового 1667 года), еще усилила дурные предчувствия, так как изображала падение Иерусалима [510] .
508
99. Иннокентий Гизель. Мир с Богом человеку. — Киев, 1666 (перепечатано: М., 1669, 1671). Это сочинение рассматривается в статье: Н.Сумцов. Иннокентий Гизель // КС, 1884, окт., 207–217.
509
100. Лазарь Баранович. Меч духовный. — Киев, 1666. Обратите внимание на замысловатую, в духе воинствующих крестоносцев, символику первых трех страниц, на пятнадцать страниц посвящения Царю и обращенное к читателям предисловие, начинающееся с наставления Христа апостолам (Лука: 22, 36) продать одежду свою и купить меч. См. также: Голятовский. Небо новое с новыми звездами сотворенное. — Львов, 1665, где само название указывает на новое небо, описанное в Откровении. См. также апокалиптический символизм в: Полоцкий. Жезл правления. — М., 1763, гл. I, 14; гл. 2, 122 (написан в 1666 г. и официально одобрен собором 1666–1667 гг.). См. также заметку И. Нильского о происхождении этой книги: ХЧ, I860, нояб., 482–500.
510
101. Успенский. Иконописцы, I, 55.
Апокалиптические настроения раскольников были логическим следствием их беззаветной преданности московской идеологии проповедования Священного Писания. Но чтобы понять раскол до конца, необходимо мо подойти к нему не только с русской, но и с византийской и западной точек зрения. Собственно говоря, этот по видимости особый и сугубо русский раскол во многих отношениях можно назвать «византийским по форме и западным по содержанию».
Византийская форма бесспорна. Сугубое внимание к мельчайшим частностям обрядов и служб, сложнейшие придворные интриги, в которых участвовали и патриарх, и император, постоянные обращения обеих сторон к греческим отцам церкви и ожесточенная полемика вокруг апокалиптических и пророческих библейских текстов — все это очень напоминает ранние религиозные распри в Восточной Христианской империи. Церковные соборы, в которых иноземные патриархи участвовали совместно с русским духовенством, были ареной принятия кардинальных решений: первоначального одобрения реформ Никона в 1654 г. и отлучения фундаменталистов с низложением Никона в 1667 г. Губительная внутренняя война между интеллектуально искушенной партией патриарха и старообрядцами-проповедниками на протяжении века, в котором Московскому государству все время угрожали серьезнейшие опасности, в некоторых отношениях напоминает роковую борьбу между просхоластами и квиетистами в последние дни окруженной врагами Византии.