Икона

Потом Мэтью сразу же заснул. Он все еще никак не мог выспаться. Какое-то время Ана сидела рядом с ним, гладя его руку и вдыхая его запах. Ее подруга Эдит считала, что приятная внешность, ум и прочее — вовсе не главное, самое притягательное — это запах. Интересно, действительно ли это так? Ана сползла с кровати, потянулась к сумке и достала пачку «Мальборо» и зажигалку. Усевшись на подоконнике, она приоткрыла окно и, выдыхая дым в щелку, попыталась привести свои мысли в порядок.

Что ей сейчас было необходимо, так это немного побыть одной, вдали от всех, включая Мэтью, чтобы хорошенько все обдумать. Они пообещали друг другу забыть об иконе, но подробности всей этой истории не давали ей покоя. Имя в календаре, намеки дель Карроса, его страх перед тем, что она могла знать, заставивший его сказать больше, чем он хотел. Восемь лет назад, когда дед серьезно заболел, он, находясь в полубессознательном состоянии, бормотал что-то о том, что виноват в смерти ее отца. Это случилось уже не в первый раз, и она пыталась успокоить его, но дед был безутешен. «На его месте должен был быть я», — повторял он снова и снова. Как будто смерть была не случайностью, а запланированным событием. Тогда она объяснила это не покидавшим деда чувством вины, обостренным болезнью, но воспоминания о сказанных им словах остались в ней навсегда.

И что делать? Можно попытаться организовать еще одну встречу с дель Карросом, но это будет просто безумием, да и дель Каррос больше не согласится. Можно оставить все как есть и надеяться, что когда-нибудь его поймают и правда выйдет наружу. А была ли она готова к этой правде? Не лучше ли будет, если он снова исчезнет, а тайна так и останется тайной?

— Что ты делаешь? — донесся до нее голос Мэтью, прозвучавший неожиданно взволнованно.

— Свожу себя с ума.

— Предоставь это мне.

— Я была сумасшедшей задолго до того, как познакомилась с тобой.

— А почему бы тебе не вернуться сюда, ко мне?

Действительно, почему бы и нет? И все-таки она еще несколько минут продолжала сидеть на подоконнике, докуривая сигарету и размышляя о себе и Мэтью, о том, сможет ли произошедшее между ними уцелеть под натиском эмоционального напряжения этих дней. Будут ли они также нужны друг другу, когда все волнения закончатся, сменившись скучной чередой однообразных дней? Когда икона займет то место, которое должна занять? И действительно ли ей хочется это знать? Не лучше ли наслаждаться тем, что есть? Она погасила сигарету, закрыла окно и вернулась к нему.

22

Больница в Куинсе была значительно хуже, чем та, на Манхэттене. Старее, грязнее, суматошнее — если такое, конечно, возможно. Андреас поднялся на восьмой этаж на лифте, беспокойно дребезжащем и трясшемся под ногами. Впрочем, стоявшая рядом с ним усталая медсестра, по-видимому, родом с Ямайки, казалось, этого не замечала.

Его мысли опять смешались. Сообщение Моррисона не выходило у него из головы, словно испытывая его волю. Он, конечно, мог сказать себе, что ничего не изменилось, что это посещение — просто финальный акт, необходимый для успокоения совести и удовлетворения любопытства. Сказать-то было легко, вот только поверить трудно. Единственное, что он твердо для себя решил, — это больше не впутывать в свои дела Бенни и Мэтью.

В серо-зеленом коридоре стоял знакомый запах болезни. Пахло спертым воздухом, мочой, жидкостью для мытья полов. Сколько раз он вдыхал этот запах, навещая в больницах людей, которых теперь уже нет.

Андреас довольно быстро нашел палату. Ему сообщили, что первые несколько дней здесь дежурил полицейский, но как только больному стало лучше, и появилась возможность его допросить, пост сняли. Охраняли не его жизнь, а то, что он мог сообщить. Андреас вошел в палату. Николас, бледный, осунувшийся, с беспокойством посмотрел на него. Старик прекрасно понимал, что тот мог не знать, что произошло на самом деле, и вряд ли обрадовался его визиту.

— Не волнуйся, Ники, — сказал Андреас по-русски, пододвигая стул к кровати.

Человек беспокойно повернулся под простыней, но воткнутая в руку иголка капельницы ограничивала его движения. Под широкой больничной рубашкой виднелись бинты, стягивавшие грудь. На столике у кровати стояла ваза с желтыми тюльпанами. Палата была разделена на две части раздвижным экраном. За ним, на соседней кровати, стоявшей возле окна, лежал еще один больной и смотрел телевизор. Николас кивнул, но ничего не сказал.

— Я пришел сам, меня никто не посылал. — Андреас перешел на английский. — Просто хотел проведать тебя.

— Я жив… — Голос Николаса был чуть громче шепота.

— Да. Мой внук поспособствовал этому. — Николас продолжал безучастно смотреть на Андреаса. — Мэтью. В тот день он пришел проведать своего крестного, но вместо него обнаружил тебя, истекающего кровью на полу. Он прижимал полотенце к ране, пока не приехала «скорая помощь». Тебе что, никто об этом не рассказал?

— Полицейские только задавали вопросы. Никто мне ничего не рассказывал.

— И тебя никто не навещал? Никто со дня операции Фотиса к тебе не приходил?

— Филипп, управляющий рестораном. Только он.

— Это он принес цветы?

— Нет, — еле заметно улыбнулся Николас. — Это моя подружка.

— Хорошо. Я рад, что ты не один.

— Она сейчас работает, но скоро придет.

— Я долго не задержусь.

Николас откашлялся и снова попытался повернуться. Было заметно, что он все еще испытывает боль.

— Я ничего не знал о Мэтью, о том, что это он помог мне. Я очень ему благодарен.

— У него неприятности. У Мэтью. Неприятности с полицией. Они считают, что он может быть причастен к ограблению.

— Его арестовали?

— Нет. У них нет оснований для его задержания. Но поскольку Фотис исчез, они могут разозлиться и обвинить кого-то другого.

— Не понимаю. Они ведь уже арестовали Антона и Карова. Мне моя девушка сказала. Зачем им кто-то еще?

— Да ладно, Ники, мы оба с тобой знаем, что на самом деле это было не просто ограбление. И полиция об этом знает. Фотис договорился об этом с Каровым. Они все были в курсе: Антон, Каров, Драгумис. Все, кроме тебя. Тебя оставили для пули.

Лицо Николаса исказилось. Правой рукой он сгреб простыни в кулак.

— Все, да? А может, и ваш внук тоже? И вы?

Андреас невозмутимо кивнул.

— Я не осуждаю тебя за то, что ты подозреваешь меня. Тебе прекрасно известно, что у нас с Фотисом имеются некоторые разногласия. Может быть, ты считаешь, что у меня есть какой-то план, что я что-то задумал. Но ты наверняка знаешь, что Мэтью здесь ни при чем.

— Я ничего не знаю. Как я могу знать что-то, лежа здесь?

— Ты знаешь, кто в тебя стрелял?

— Они были в масках. Я не видел их лиц.

— Превосходно! — Андреас саркастически рассмеялся. — Они хотели тебя убить, а ты хранишь их секреты. Тебя ведь этому учили, да? Хранить тайну. Ты хороший солдат, Ники. Так они о тебе и скажут, когда ты умрешь. Он был хорошим солдатом, полезным орудием. Он умел хранить тайну.

— Идите к черту!

— Ну что ж, хорошо, что есть женщина, которая будет скорбеть по тебе.