Il vicolo di madama Lucrezia

— В языческие времена был император Александр [13] , у него была дочь, прекрасная, как ясный день, которую звали госпожа Лукреция. Да вот взгляните!..

Я быстро обернулся. Старуха показывала мне на консоль, поддерживавшую главную балку зала. Она изображала грубо вылепленную сирену.

— Да, — продолжала старуха, — она любила повеселиться. А так как отцу это могло бы не понравиться, то она выстроила себе вот этот домик, где мы с вами находимся.

Каждую ночь спускалась она с Квиринала [14] и приходила сюда развлекаться. Садилась у этого окна и, когда по улице проходил какой-нибудь красивый кавалер, вроде вас, сударь, зазывала его. Можете себе представить, как его здесь принимали! Но мужчины болтливы, некоторые из них по крайней мере, и своей болтовней могли ей повредить. И она принимала свои меры. Когда она прощалась со своим милым, на лестнице, по которой мы с вами подымались, уже стояли ее прислужники. Они живо с ним расправлялись, а потом зарывали в этих грядках цветной капусты. Вы не поверите, сколько костей выкопали в этом саду!

13

Император Александр. — Старуха имеет в виду Александра Македонского, путая его с папой Александром VI Борджа, который был отцом Лукреции Борджа.

14

Квиринал — один из холмов, на которых построен Рим.

Долго она забавлялась таким образом. Но вот как-то раз вечером проходит под окном брат ее, Сикст Тарквиний. Она не узнала его. Зазывает к себе. Он подымается. Ночью ведь все кошки серы. И с ним сталось то же, что со всеми. Но он оставил у нее свой носовой платок, на котором было вышито его имя.

Как только узнала она, какое злое дело они совершили, ее охватило отчаяние. Она сняла подвязку и повесилась вот на той балке. Хороший пример для молодежи!

Покуда старуха путала таким образом все эпохи, соединяя Тарквиниев [15] с Борджа, я не сводил глаз с пола. Я заметил на нем несколько совершенно свежих розовых лепестков, и они навели меня на размышления.

15

Сикст Тарквиний — последний сын римского царя Тарквиния Гордого (VI в. до н. э.). Старуха в своем рассказе смешивает Лукрецию Борджа с римлянкой Лукрецией, обесчещенной Сикстом Тарквинием, который совсем не был ее братом. Поводом для этой путаницы послужила распространенная легенда о связи Лукреции Борджа с ее братом Цезарем Борджа.

— А кто ходит за садом? — спросил я старуху.

— Мой сын, сударь, садовник господина Ваноцци [16] , у которого сад рядом. Господин Ваноцци все время проводит в Мареммах [17] и почти не бывает в Риме. Потому-то и сад немного запущен. Мой сын всегда с ним. Боюсь, не скоро они вернутся, — прибавила она со вздохом.

— Он очень занят у господина Ваноцци?

— Ах, господин Ваноцци странный человек! Не поймешь, чем они занимаются... Боюсь, что не обходится тут без темных дел... Бедный мой сын!

16

Ваноцци. — Мериме дает хозяину дома фамилию Ваноцци, напоминающую имя любовницы папы Александра VI и матери Лукреции и Цезаря Борджа — Ваноцци Катанеи.

17

Мареммы — местность недалеко от Рима.

Она сделала шаг к выходу, словно желая прекратить разговор.

— Значит, здесь никто не живет? — спросил я, останавливая ее.

— Ни живой души.

— А почему?

Она пожала плечами.

— Послушайте, — сказал я, протягивая ей пиастр, — скажите правду. Сюда приходит женщина?

— Женщина? Помилуй бог!

— Да, я вчера вечером видел ее, даже разговаривал с ней.

— Матерь божия! — воскликнула старуха, бросившись к лестнице. — Значит, это была госпожа Лукреция! Пойдемте скорей отсюда, мой добрый господин! Мне говорили, что она бродит тут по ночам, только я не хотела вам этого рассказывать, чтобы не повредить интересам моего хозяина; я думала, вы хотите снять этот дом.

Я не в силах был ее удержать. Старуха, по ее словам, спешила поставить свечку в ближайшей церкви.

Я тоже вышел и отпустил ее, потеряв надежду узнать от нее что-нибудь еще.

Само собой разумеется, в палаццо Альдобранди я ничего не рассказал о своем приключении: маркиза была слишком добродетельна для таких разговоров, а дон Оттавио настолько был занят политикой, что едва ли мог бы дать мне какой-нибудь совет в любовной интриге. Но я посетил своего приятеля художника, знавшего в Риме всю подноготную, и спросил его, что он обо всем этом думает.

— Я полагаю, — заметил он, — что вам явился призрак Лукреции Борджа. Какой ужасной опасности вы подвергались! Если она и при жизни была опасной женщиной, то какой же она стала после смерти! Страшно подумать!

— Нет, шутки в сторону, что бы это могло значить?

— Сразу видно, что вы атеист, философ и для вас нет ничего святого. Отлично. В таком случае, что вы скажете о следующей гипотезе? Предположим, что старуха предоставляет свой дом женщинам, способным зазывать к себе прохожих с улицы. Бывают такие безнравственные старухи, которые занимаются подобным ремеслом.

— Отлично, — возразил я, — но почему же в таком случае старуха не предложила мне своих услуг? Неужели я похож на святошу? Это даже обидно. А потом, мой друг, вспомните, какая обстановка в этом доме. Надо дойти до последней крайности, чтобы удовольствоваться ею...

— Тогда это — привидение, не сомневайтесь в этом. Постойте, еще одна гипотеза: вы ошиблись домом. Черт возьми, дайте подумать: около сада? Маленькая низенькая дверь? Ну, так это моя добрая приятельница Розина. Года полтора тому назад она была украшением этой улицы. Правда, она с тех пор окривела, но это пустяк... Она еще очень недурна в профиль.

Но ни одно из этих объяснений меня не удовлетворило. Когда наступил вечер, я медленно прошел мимо дома Лукреции. Никаких признаков жизни. Прошел еще раз — опять ничего. Три или четыре вечера подряд, возвращаясь на палаццо Альдобранди, я караулил под окнами моей незнакомки без всякого успеха. Я начал уже забывать таинственную обитательницу дома № 13, как вдруг, проходя однажды около полуночи по переулку, я явственно услышал женский смех за ставнями того окна, у которого появилась женщина, подарившая мне цветок. Я еще раз услышал женский смех и никак не мог подавить в себе чувство ужаса, когда в ту же минуту увидел, как в другом конце улицы показалась группа кающихся в капюшонах, со свечами в руках, провожавшая на кладбище покойника. Когда они прошли мимо, я снова занял свой сторожевой пост под окном, но ничего больше не услышал. Я пробовал бросать камешки, даже звал несколько раз вполне отчетливо, — никто не показывался. Разразившийся ливень заставил меня удалиться.

Мне стыдно признаться, сколько раз я останавливался около этого проклятого дома, не будучи в состоянии разрешить мучившую меня загадку. Случилось однажды так, что я проходил по переулку г-жи Лукреции с доном Оттавио и его неотлучным аббатом.

— Вот дом Лукреции, — сказал я.

Я заметил, что дон Оттавио изменился в лице.

— Да, — ответил он. — Согласно народному преданию, очень недостоверному, Лукреция Борджа избрала этот дом местом своих тайных развлечений. Если бы эти стены могли говорить, сколько ужасов они бы нам поведали! А между тем, друг мой, сравнивая тогдашние времена с нашими, я начинаю сожалеть о них. При Александре Шестом [18] еще были римляне. Сейчас их больше нет. Цезарь Борджа [19] был чудовище, но он был великий человек. Он хотел изгнать варваров из Италии, и, проживи его отец дольше, ему бы, может быть, удалось осуществить этот великий замысел. О, если бы небо послало нам тирана вроде Борджа и освободило нас от этих мелких деспотов, которые превращают нас в тупых скотов!

18

Александр VI Борджа (1431—1503) — папа римский с 1492 года. О его жадности, коварстве и распутстве ходили многочисленные легенды уже при его жизни. Не скрывая этого, он имел нескольких любовниц, но поговаривали также, что он жил с собственной дочерью Лукрецией. Согласно распространенной легенде, он умер, случайно выпив яд, предназначенный им для другого.

19

Цезарь Борджа (1475—1507) — герцог Валентинуа, сын папы Александра VI и Ваноцци Катанеи. Как и его отец, он стремился объединить под властью своей семьи всю Среднюю Италию. В этой борьбе он прибегал к любым средствам, не гнушаясь подкупами, убийствами и отравлениями.

Когда дон Оттавио пускался в область политики, остановить его было невозможно. Мы дошли до Пьяцца дель Пополо, а он еще не кончил своего панегирика просвещенному деспотизму. Про меня и мою Лукрецию не было уже и помину.

Однажды поздно вечером я пошел навестить маркизу. Она сказала мне, что ее сыну нездоровится, и попросила пройти к нему в комнату. Он лежал на кровати одетый и читал французскую газету, которую я утром переслал ему, тщательно запрятав ее в том «отцов церкви». С некоторых пор творения отцов церкви служили нам для подобных посылок, которые следовало скрывать от аббата и маркизы. В дни, когда приходила почта из Франции, мне присылали большой том ин-фолио. Я отсылал в обмен другой, в который вкладывал газету, полученную от секретаря посольства. Это внушало самое высокое представление о моем благочестии маркизе и ее духовнику, который иногда пытался вызвать меня на богословские собеседования.

Поболтав некоторое время с доном Оттавио, я заметил, что он был очень взволнован и что даже политика не могла поглотить его внимание. Я посоветовал ему лечь в постель и попрощался с ним. Было холодно, а плаща я не захватил с собой. Дон Оттавио стал упрашивать меня взять его плащ. Я согласился, но попросил научить меня сложному искусству закутываться в плащ, как это делают истые римляне.

Завернувшись в плащ до самого носа, я вышел из палаццо Альдобранди. Не успел я сделать несколько шагов по тротуару площади св. Марка, как какой-то человек из простонародья, сидевший у ворот палаццо, подошел ко мне и сунул скомканную бумажку.