ИЛИ – ИЛИ

Осознав смысл своего смеха, Реардэн понял в тот вечер, что теперь приговорен к постоянной бдительности по отношению к самому себе. Как человек, переживший сердечный приступ, он знал, что это было предупреждением и что в нем живет недуг, который в любой момент может поразить его,

С тех пор он придерживался ровных, осторожных, строго контролируемых шагов. Но это вновь ненадолго вернулось к нему. Когда он смотрел на заказ ГИЕНа, ему казалось, что отблески зарева над строчками долетали не от мартенов, а от пламени горящих нефтяных вышек.

Мистер Реардэн, – сказал Наш Нянь, услышав об отказе выполнить заказ ГИЕНа, – вам не следовало этого Делать.

– Почему же? – Будут неприятности.

– В каком смысле?

– Это правительственный заказ. Вы не можете отказа! правительству.

– Почему?

– Это проект крайней необходимости, к тому же секретный. Очень важный.

– Что за проект?

– Не знаю. Он же секретный.

– Тогда откуда ты знаешь, что он важный?

– Так говорят.

– Кто?

– Вы не должны сомневаться в таких вещах, мистер Реардэн.

– Почему?

– Потому что не должны.

– Если не должен, то это становится абсолютом, а ты говорил, что абсолютов нет.

– Это другое дело.

– Что же в нем особенного?

– Оно касается правительства.

– Ты хочешь сказать, что нет абсолютов, кроме правительства?

– Я хочу сказать, что, если они считают это важным, значит, так оно и есть.

– Почему?

– Я не хочу, чтобы у вас были неприятности, мистер Реардэн, а все к этому идет. Вы слишком часто спрашиваете почему. Почему вы так поступаете?

Реардэн посмотрел на него и ухмыльнулся. Парень осознал, что сказал, и глупо улыбнулся, но выглядел он несчастным.

Человек, пришедший к Реардэну через неделю, выглядел молодо и подтянуто, но не настолько молодо и подтянуто, как ему хотелось. Он был в штатском костюме и кожаных сапогах, какие носят дорожные полицейские. Реардэн не мог точно установить, прибыл он из ГИЕНа или из Вашингтона.

– Я правильно понимаю, что вы отказались продать ваш металл Государственному институту естественных наук, мистер Реардэн? – произнес он мягким, доверительным тоном.

– Правильно, – подтвердил Реардэн.

Но разве это не сознательное нарушение закона?

– Понимайте как хотите.

И можно узнать причину?

Она не заинтересует вас.

– Что вы, напротив. Мы хотим оставаться беспристрастными. Вас не должно смущать, что вы крупный промышленник. Мы не поставим это вам в вину. Мы действительно хотим быть беспристрастными с вами, точно так же, как с любым рабочим. Мы хотим знать ваши доводы.

Опубликуйте мой отказ в газетах, и любой читатель объяснит вам мои доводы. Подобное уже появлялось в газетах чуть больше года назад.

– О нет, нет, что вы! Зачем этот разговор о прессе? Разве мы не можем уладить это дружески, в частном порядке?

– Дело ваше.

– Мы не хотим, чтобы об этом сообщалось в прессе.

– Не хотите?

– Мы не хотим причинить вам вред. Реардэн посмотрел на него и спросил:

– Зачем ГИЕНу понадобилось десять тысяч тонн металла? Что это за проект "К"?

– Ах, это… Это очень важный научно-исследовательский проект, имеющий большое значение; он может принести обществу неоценимую пользу, но, к сожалению, предписания сверху не позволяют мне раскрыть вам его характер во всех деталях.

– Знаете, – сказал Реардэн, – могу сообщить вам – в качестве довода, – что не хочу продавать мой металл тем, кто скрывает от меня свои цели. Я создал его и несу моральную ответственность за то, в каких целях он будет использован.

– О, об этом не беспокойтесь, мистер Реардэн! Мы освобождаем вас от ответственности.

– Предположим, я не хочу быть свободным от нее.

– Но… это весьма старомодное и… чисто теоретическое отношение к делу.

– Я сказал, что могу назвать это причиной своего отказа. Но не буду – потому что у меня есть другая, главная причина. Я не продам металл Реардэна ГИЕНу ни для каких целей, хороших или плохих, явных или скрытых.

– Но почему?

– Послушайте, – медленно произнес Реардэн, – можно найти оправдание первобытному обществу, где человек каждую минуту ожидает, что его убьют враги, и вынужден защищаться как может. Но нет оправдания обществу, в котором от человека требуют, чтобы он создал оружие для собственных убийц.

– Мне кажутся неуместными такие слова, мистер Реардэн. Я думаю, что мыслить такими категориями непрактично. В конце концов, правительство не может, проводя общенациональную политику, принимать во внимание вашу личную неприязнь к деятельности одного конкретного учреждения.

– Так и не надо.

– Что вы имеете в виду?

– Не надо спрашивать меня о моих доводах.

– Но, мистер Реардэн, мы не можем игнорировать нарушение закона. Что вы хотите, чтобы мы сделали?

– Делайте что хотите.

– Но это просто неслыханно! Никто еще не отказывался продать правительству то, что ему крайне необходимо. Кстати, закон не позволяет вам отказывать в продаже вашего сплава любому заказчику, не говоря уже о правительстве.

– Почему же вы тогда не арестуете меня?

– Мистер Реардэн, это дружеская беседа. Зачем говорить о таких вещах, как арест?

– А разве не это является вашим последним аргументом в споре со мной?

– Но зачем говорить об этом?

– А разве это не кроется за каждым вашим словом?

– Но зачем говорить об этом?

– А почему бы и нет? – Ответа не последовало. – Вы пытаетесь скрыть от меня тот факт, что, если бы не этот ваш главный козырь, я бы вас и на порог не пустил?

– Но я не говорю об аресте. Зато я говорю.

– Не понимаю вас, мистер Реардэн.

Я не помогаю вам делать вид, что это дружеская беседа. Она таковой не является. Теперь делайте что хотите.

На лице мужчины появилось недоумение, словно он не понимал предмета разногласий, и страх, словно на самом деле он все прекрасно понимал и жил в постоянном страхе разоблачения.