Илимская Атлантида. Собрание сочинений
Шрифт:
– Не страшно вам здесь одним, дед Илья?
– Да вроде ничего. Сейчас волки покоя не дают. Хорошо, хлев надежный, силенок не хватает у них раскатать его. Парочку пристрелил. Скоро весна наступит, отстанут, в лесу еда появится. Я бы с ними своими запасами поделился, подкормил, тоже ведь живые существа, жалкие, но у нас у самих нет ничего лишнего, – покачивая в такт своих слов головой, объяснял свое житье дед.
Александр не переставал удивляться милосердию этих обездоленных людей, запасу их терпения и любви, на которой только и держится великая Русская земля. Ему хотелось обнять этих стариков, выразить свое к ним уважение. Но он почему-то не смог сделать и этого.
– Ну
Попрощавшись с бабкой Пелагеей, Александр вышел на улицу, дед Илья загонял собаку в амбар.
– Ишь, раздухарилась, – добродушно поругивал ее старик, – показухой занимается, делает вид, что сторожит хозяйский дом. А сама? Как волки завоют, хвост поджимает и в угол прячется.
Они вышли на улицу умирающей деревни. Вдруг тишина как будто лопнула от резких оглушительных выстрелов.
Александр вздрогнул, остановился, прислушался в направлении прозвучавших звуков.
– Что это, дед Илья? Кто это стреляет?
– Мороз, мил-человек, мороз стреляет. Завсегда так, от мороза лопаются стволы деревьев. Неужели никогда не встречал такого? Ты же сибиряк, знать, молод еще.
– Да встречал, конечно, просто от неожиданности подумал о настоящих выстрелах.
Они попрощались, договорившись, что на обратном пути Александр побывает у стариков.
– Будем ждать, мил-человек, будем ждать. Обязательно приезжай, – с детской доверчивой улыбкой сказал дед Илья. Но вдруг, сделав шаг в сторону угора, повернулся, вплотную подошел к Александру и прошептал: – Послушай меня, мил-человек. Неужель, земельки у нас на Илиме мало?
– Земли много, дедушка, – как ребенку, которому поясняют, почему ему не купили игрушку, ответил Александр.
– Тогда ж чего нашу деревню рядом-то с морем или водой не поставить?
– Деревню-то, может, и поставишь, место можно найти. А как дороги, как покосы, пахотные земли, их-то откуда возьмешь?
– А там, куда переселяют, они есть?
– Там делают.
– И тут и покосы, и земли можно найти, для этого не экспедиции, а нас бы попросили, мы всё знаем. А насчет дорог, Илим у нас был главной дорогой, триста лет мы на его горбу ездили, ничего, выдержал.
Александр промолчал, что скажешь умудренному жизнью человеку. Они еще раз попрощались, и сани заскользили и заскрипели по льду Илима.
Зимой день короткий, за несколько километров до Симахиной солнце скрылось за горизонтом. Но воздух был еще прозрачен, небо темнело не спеша, медленно, как лампочки в театре, разгорались звезды. Луна заигрывала с Илимом, повторяя на небосводе его земной путь.
Александр, сидя в санях под теплым тулупом, ощущал холод. Но он шел не снаружи, а изнутри, из его озябшей от вины души. Получается, что он, Александр Бугров, отличный специалист, работающий на износ, всем сердцем любящий свою сибирскую землю, виноват в бегстве людей из деревни, в человеческих трагедиях. Вспомнилось то роковое собрание: колхозники слушали его, интересовались, спорили, а думали, оказывается, иначе.
А он отмахнулся, решил, что объяснение о невозможности разлучиться – это придумка, хитрость, чтобы остаться на родной земле. А оказалось, истинная, глубинная, святая правда. Он, как представитель власти, должен был со специалистами проверить возможность перевоза домов на Николаевскую заимку или Большую Елань. Тогда такая мысль даже не пришла ему в голову, потому что он работал по утвержденной программе, по распоряжениям
всяких главков. То есть работал только по карте, а о том, что должен был работать для людей, что за бумажной картой стоят реальные судьбы, не подумал.Нет, государственники со своими прожектами не виноваты, они далеко, они теоретики. Виноват тот, кто не прочитал в глазах своих земляков мольбу о милосердии, не услышал крик их сердец о помощи. Значит, виноват только он, сибиряк Александр Бугров.
4
С чувством вины и понимания своих прежних ошибок Александр Бугров остался работать на прежней должности. Сначала хотел все бросить и уйти, уехать в другие места. Потом подумал, что на его место может прийти неизвестно какой сорвиголова, захочет выслужиться перед начальством, таких дел натворит, что никто и никогда не сможет исправить. Решил остаться. Что-то изменилось в его отношении к миру, к людям. Может, совесть стала управлять им, а не он совестью. Да и к илимчанам пригляделся повнимательнее. В своем большинстве – это народ молчаливый и терпеливый. Врать – боится, просить – не обученный. Люди уже свыклись с мыслью, что под воду уйдут больше тридцати илимских деревень вместе с пахотными и луговыми землями, лесами и кладбищами. Все, что здесь срасталось, поливалось потом и слезами, более трех веков жило целесообразной, выверенной, подчиненной природным и человеческим законам жизнью, станет илистым дном рукотворного моря.
Бугров научился спорить с начальством, отстаивать интересы своих подопечных, которым предстояло пережить самое страшное – увидеть, как сжигают их дома.
В райсовете у заместителя председателя Александр долго отстаивал свой план работ, уговаривал, пояснял, спорил о составе бригад по сожжению деревень.
Иван Перфильевич не понимал перемены, произошедшей в молодом человеке.
– Ну чего ты, не пойму я тебя. Когда деревни сжигали под дно Братского моря, наняли бригады зэков, и все было сделано вовремя, без слез и соплей.
– Но ведь зэки только дома палили, – парировал Бугров, – а я о кладбищах беспокоюсь, и люди переживают, хотят забрать с собой могилы предков. Захоронения обязательно нужно перенести на новое место, чтобы родственники хоть иногда могли наведываться.
– Долго думал, паренек? Это ты мне предлагаешь кладбищами заниматься? Может, по косточке скелеты переносить станем?
– Если понадобится, станем. – Жестко парировал черный юмор начальника Александр. – Вам известно, что в Братске многие оставленные кладбища размыло, и плавали гробы по морю?
– Брось ты ужасы старушечьи повторять. Может, и был один-два таких случая, но нельзя устраивать из них вселенскую трагедию.
– Надо чтобы не было ни одного подобного случая. – Александр продолжал на повышенных нотах разговор с начальником.
– Необходимо бульдозерами хорошо загладить это место, тогда не размоет, – убедительно пробасил «битый» управленец.
– Иван Перфильевич, но это же наши люди! – вскричал Бугров. – Они просят самое необходимое, чтобы по-людски, по совести все было сделано.
– Не бомби меня высокими словами. Не забывай, что есть план, есть деньги под него, и лишние затраты никто нам не позволит. Каждая копеечка на счету, – бил своей «правдой» доводы Бугрова начальник.
– Иван Перфильевич, по затратам я с дирекцией ГЭС договорюсь, а по времени уложимся. Сам контролировать буду – не за счет рабочего дня, а за счет сна и выходных.
– Ишь ты, какой хваткий у нас стал. Председатель райсовета с дирекцией не может договориться, а ты… – Он высокомерно посмотрел на Александра, но тот вдохновенно продолжал: