Иллюстрированная история суеверий и волшебства

Исключение составляют только Иоганн Баптист ван Бельмонт и Иоганн Фридрих Бельвециус, два выдающихся голландских врача и алхимика XVII столетия, которые сообщают обстоятельно случай превращения металла и притом рассказы их совпадают.

Неизвестный человек посетил их, и когда разговор зашел об алхимии, то он объявил себя горячим ее адептом, подарил им небольшое количество красного порошка и затем ушел. Ван Бельмонт высыпал свой порошок, закатанный в восковой шарик, на ртуть, которая тотчас же обратилась в золото, причем одна весовая часть порошка превратила 19200 частей ртути. Бельвециус всыпал свой порошок в расплавленный свинец и получил большую массу чистого золота. Просто непонятно, каким образом эти два человека дали провести себя; оба они были выдающиеся химики и легко могли отличить золото от окрашенных металлических смесей. Не может быть сомнения, что в основании их сообщения лежит ошибка, потому что во всех случаях, когда исследовали алхимическое золото, находили только похожие на золото смеси, иногда содержавшие немного настоящего золота. Так, напр., венский монетный музей и теперь обладает медалью, сделанною из алхимического золота, но удельный вес ее 12,6, тогда как вес настоящего золота 19,3, следовательно, это не настоящее золото.

В 1675 г. в Австрии были отчеканены червонцы из алхимического золота; они имели надпись; «Силою порошка Венделя Сейлера я из олова стал золотом». Монеты эти были больше обыкновенных дукатов, но меньшего веса, следовательно, тоже не были из чистого золота.

Богатая алхимическая литература содержит в себе достаточно доказательств, что методы, при помощи которых хотели добиться превращения металлов, давали в результате только подражание и фальсификацию, так что могли ввести в заблуждение только людей несведущих в химии; впрочем, сами алхимики были часто невеждами и, вероятно, не раз бывали искреннейшим образом убеждены, что добились именно того, к чему стремились.

Методы алхимии, вообще, распадаются на две группы: общие и частичные. При первых, применявшихся, правда, редко, стремились достигнуть полного превращения металла неблагородного в благородный. Все дошедшие до нас рецепты сводятся к тому, чтобы добиться весьма искусственным и сложным путем сплава одних неблагородных металлов с другими и сообщить им окраску и внешний вид золота или серебра; но так как и в XVI столетии были известны многие способы отличить такие смеси, то такой вид превращения мог практиковаться только перед несведущими людьми. Поэтому так называемые частичные процессы были более обычны; при помощи их удавалось или увеличить вес известного количества благородного металла, или превратить некоторую часть металла неблагородного в золото или серебро. И эти методы по нашим химическим воззрениям были совершенно напрасно усложнены, может быть, для того, чтобы результаты их труднее было контролировать. Несколько примеров таких частичных способов дадут о них достаточное понятие.

Общераспространенный метод увеличения веса золота назывался цементированием. Золото смешивалось с серебром и медью и затем ударами молота превращалось в тончайшие листки, которые складывались в тигель слоями и пересыпались цементным порошком. Тигель в течение многих дней держался в постоянно возраставшем жару. После такой операции пластинки, по-видимому, состояли из чистого золота и были несколько тяжелее первоначального веса его. Разгадка очень проста: цементные порошки составлялись так, что при высокой температуре растворяли серебро и медь, но не золото. Таким образом, в пластинках оставалось одно золото, однако с небольшою примесью обоих других металлов, если приняты были предосторожности не брать слишком много порошка. Общий вес золота мог оказаться больше первоначального, но это уже не было чистое золото.

Для частичного превращения металлов неблагородных в благородные было выработано множество методов. Водяные растворы солей серебра, напр., азотнокислого, совершенно бесцветны и по виду невозможно угадать, что они содержат некоторое количество благородного металла. Если к этой жидкости прибавить ртуть, то часть серебра, заместившись ртутью, осаждается и соединяется с остальной ртутью, образуя твердое тело. Если такую «фиксированную» ртуть нагреть, то она испаряется и остается только чистое серебро. На первый взгляд кажется, что прибавленная жидкость превратила часть ртути в серебро, хотя, конечно, в конце концов нельзя серебра получить больше, чем его содержалось в растворе. Подобные фокусы можно сделать и с золотом: если его ввести в расплавленный сернистый натр, то получится вещество, по-видимому, не содержащее золота. Если в этот раствор опустить кусок серебра, то оно исчезает, а золото выделяется, и весь процесс кажется весьма удивительным тому, кто не знал, что золото было там с самого начала. Впрочем, алхимики не ограничивались такими тонкими фокусами, когда хотели обмануть князей или каких-нибудь других богатых людей. Было неоднократно доказано, что они вводили золото в плавильные тигли, искусно заполнив им предварительно трещины в кусках угля или в снарядах, которыми перемешивалась расплавленная масса; отверстия маскировались закрашенным воском.

Если таким куском угля покрывался тигель, то золото вводилось в смесь, и тогда уже доказать его присутствие было нетрудно. Превращали также железо в золото, опуская гвоздь в заранее приготовленную жидкость. Через несколько минут гвоздь вынимался, ополаскивался водой, и оказывалось, что он сделался золотым до черты погружения в жидкость. Объяснение также просто: гвоздь заранее снабжался золотым наконечником, который был покрыт подходящей к железу краскою; при погружении или обмывании она сходила, и золото появлялось на свет. Таких гвоздей в княжеских коллекциях было немало.

Совершенно понятно, что разоблачения таких обманов вместе с бесплодными стараниями большого числа честных алхимиков похоронили окончательно веру в возможность делать золото.

Натуральная магия

Симпатии и антипатии предметов в природе

Великая реформа, произведенная в магии Агриппой, имела задачей обратить ее в нечто вроде науки. Все магические действия основаны, по его воззрениям, на скрытых свойствах и силах предметов, проявляющихся в том, что каждый из них притягивает однородное и отталкивает разнородное, причем этот закон относится не только к миру элементарному, но распространяется и на высшие миры. Учение о взаимной симпатии и антипатии вещей, игравшее уже немалую роль в философии неоплатоников, возведено было Агриппой в степень общего закона природы и более двух столетий служило ключом для объяснения всех явлений, о которых не могли себе составить точного понятия иным путем. Конечно, Агриппе не удалось убедить все партии, особенно духовенство, в том, что сущность магии состоит в пользовании силами природы; однако, может быть, и помимо своего желания он сделался родоначальником новой науки, нашедшей после него повсеместно множество последователей и получившей название натуральной магии. Он не отличался чрезмерной разборчивостью по отношению к фактам, которыми пользовался для доказательства своего всеобщего закона симпатий и антипатий. Все, что можно было найти у древних, напр., в «Естественной истории» Плиния, о чудесных свойствах камней, растений и животных, он принимал беспрекословно, добавляя еще много своего, заимствованного из предрассудков того времени. Из материала, послужившего ему для обоснования упомянутого закона, очень многое, конечно, должно быть отнесено к области басен, но многое было выводом верных, только неправильно истолкованных наблюдений. Однако ни Агриппа, ни его ближайшие последователи не были в состоянии произвести научную сортировку материала, так что все это, взятое вместе, составило фундамент новой науки — magia naturalis, т. е. учение о магических силах вещей в природе.

Эта наука получила особое значение, когда основные положения ее, — правда, с некоторыми изменениями, — были введены в сферу врачебного искусства Парацельсом. Несколько позже Джамбаттиста делла Порта дал ей окончательную обработку и образовал из нее самостоятельную науку. Порта очень тщательно придерживается теорий Агриппы и цитирует те же басни, но прибавляет к ним множество физических опытов, истолковывая их совершенно правильно, так что область симпатий и антипатий у него является значительно урезанной. Но все же еще через столетие даже такой человек, как Галилей, не был окончательно свободен от влияния этих воззрений. На основании некоторых опытов он начал сомневаться в правильности одной из многочисленных «антипатий природы» — horror vacui — боязни пустоты, — но не дожил до того времени, когда это фантастическое объяснение было заменено исследованием истинных причин явления. В его эпоху симпатические средства занимали выдающееся место в медицине. Впоследствии, по мере роста научных сведений, исследователи природы начали мало-помалу выделять басни и заменять их фактами, открытыми при помощи точных опытов. Таким образом, натуральная магия постепенно в XVII и XVIII столетиях превращается в прикладную физику и химию и составляет переходную ступень от старых магических наук к современным естественным. Следуя за ее развитием, мы имеем весьма точную картину того, как вера в магические силы исчезает перед растущим знанием законов природы. Поэтому нам следует присмотреться к этой науке поближе и выяснить себе на нескольких примерах, каким образом Агриппа доказывает свой закон о симпатиях и антипатиях.

«Взаимодействие вещей часто проявляется наподобие дружбы и вражды; из стихий, напр., огонь враждебен воде, а земля — воздуху. Между минералами, растениями и животными также замечаются подобные наклонности. Магнит с особенной силой действует на железо, изумруд — на богатство и здоровье, яшма — на рождение, агат — на красноречие. Точно так же нефть притягивает огонь, который тотчас на нее перескакивает, как только они встретятся. Такая же наклонность существует между мужской и женской пальмами: они сплетаются между собой, и без мужской женская не дает плодов. Миндальное дерево также менее плодоносно, если стоит в одиночестве. Между растениями и животными и у животных между собой установлены такие же отношения. Кошка радуется, видя мальву, и трется об нее; говорят, что таким образом она может забеременеть без кота. Многие животные имеют инстинктивные сведения о целебном искусстве. Когда черепаха бывает укушена ядовитым животным, она ищет шалфей и трет об него раненое место, чтобы предохранить себя от яда. Когда у льва лихорадка, он исцеляет себя, поев мяса обезьяны. Что трава стрелолистник годится для извлечения стрел, мы узнали от оленей, которые, будучи поражены стрелою, едят корень этого растения, и стрела выходит наружу. То же делают козы на острове Крит. Если слон проглотит хамелеона, то он лечится, поедая листья дикого масличного дерева, и т. д.

В противоположность таким дружеским отношениям мы находим в природе много вражды, как бы естественную ненависть, неодолимое отвращение, в силу которого одна вещь убегает от другой противоположной и отталкивает ее от себя. Так, сапфир отталкивает чумные бубоны, лихорадку и глазные болезни; аметист действует против пьянства, яхонт против кровотечения и злых духов, изумруд против недостатка целомудрия, агат против яда, кораллы против ложных видений и страданий желудка, топаз против таких страстей как скупость, пьянство, любострастие и т. п. Огурец в высшей степени ненавидит масло, так что сгибается в виде крючка, чтобы не прикоснуться к нему. Алмаз ненавидит магнит, так что этот последний теряет способность притягивать железо, если рядом положить алмаз. Среди зверей мышь и ласка взаимно ненавидят друг друга, так что мыши не трогают сыр, при приготовлении которого вместо фермента был употреблен мозг ласки. Пантера боится гиены; шкура пантеры теряет все волосы, если ее повесить против шкуры гиены. То же бывает и с овцами: если повесить волчью шкуру в овчарне, то овцы делаются печальными и перестают есть от чрезмерного ужаса» и т. д. Достаточно этого отрывка, чтобы понять, какого рода басни пользовались полным доверием у тогдашних ученых и заставляли тратить немало времени для приведения их в систему. После всего сказанного мы легче поймем странную мысль, положенную Парацельсом в основу его магической медицины.

Парацельс и магическая медицина

Авреолус-Филипп-Феофраст-Бомбаст фон-Гогенхейм-Парацельзус родился в 1493 г. в небольшой деревушке возле Цюриха. Он принадлежал к древней, славной швабской семье и был очень тщательно воспитан своим отцом, преподавшим ему уже в молодости алхимию, хирургию и медицину. 16-ти лет он уже поступил в университет в Базеле, но, по-видимому, не имел достаточно спокойствия и настойчивости, чтобы основательно пройти университетский курс, неудобные последствия чего ему не раз пришлось испытать позднее. Через несколько лет он попал в Вюрцбург, к аббату Тритгейму, который посвятил его во все тайные науки. По рекомендации последнего он был принят в лабораторию богатого алхимика Фуггера, сообщившего ему все тайны химии.

О последующих 12 годах его жизни известно очень мало; он путешествовал, но сведения о местах, где он был, очень сбивчивы. Одно, впрочем, весьма недостоверное, сказание утверждает, что он побывал в Азии и в Африке и даже некоторое время провел в плену у татар. Вероятнее, что он посещал разные страны Европы, в том числе Швецию и Данию.

В этих путешествиях он виделся не только с врачами и алхимиками, но посещал знахарок, цирюльников, евреев и цыган с целью собрать полезные медицинские сведения. 32-х лет он возвратился в Германию и многими удачными излечениями приобрел громкую врачебную славу. В 1526 г. он был назначен профессором в Базеле и очень скоро обратил на себя большое внимание тем, что вполне порвал со старыми традициями. Лекции читал он по-немецки, а не по-латыни, как было тогда принято. Обычное преподавание медицины в то время состояло в чтении и толковании сочинений Гиппократа, Галена и Авиценны, но Парацельс начал преподавать науку по-своему; он дошел до того, что в Базеле, на базарной площади, сжег писания старых авторов как совершенно ни к чему не пригодные. Этим, конечно, он возбудил весьма неблагосклонные чувства у других врачей; они называли его шарлатаном и утверждали, что он потому отвергает старые рукописи, что не может их достаточно понять по незнанию латыни. Ко всему этому Парацельс затеял процесс с важным лицом, желавшим обмануть его в плате за удачное излечение, и принужден был в 1528 г. оставить Базель. До самой смерти скитался он по Германии всегда в сопровождении нескольких учеников, которые следовали за ним до тех пор, пока не узнавали всех тайн его медицинского искусства и не начинали практиковать самостоятельно. Врачебная слава везде сопутствовала ему, но все, что он зарабатывал своими удачными излечениями, он спускал в трактирах и кабаках в обществе бродяг и других людей низкого звания. В 1541 г. Парацельс был приглашен в Зальцбург тамошним епископом, но в том же году изменнически убит по проискам враждебно настроенных врачей.

Рис. 48. А. Парацельс

Не многие люди и их дела получали столь разнообразную оценку, как Парацельс. Горячие поклонники называли его «королем всех тайн». Высокоученые сердились на него за распущенный образ жизни и пьянство, а главным образом за то, что этот «мечтатель-бродяга» без правильного образования излечивал болезни, с которыми они не могли справиться. В силу этого они старались, по возможности, больше насолить ему. Парацельс не оставался в долгу: его сочинения изобилуют выходками и бранью против ученых. Во всяком случае, несомненно, что он был высоко даровитый человек и собрал множество драгоценных сведений; без этого он, конечно, не мог бы ни быть таким выдающимся практическим врачом, ни сделаться реформатором теории медицины, каковым он был бесспорно. Писал он очень много: немецкое издание полного собрания его сочинений составляет три больших фолианта. Понятно, что при таком обилии в них можно найти массу противоречий. При своем непостоянном образе жизни он имел мало случаев для спокойных занятий; кроме того, им самим издана только небольшая часть его трудов; остальное писано под диктовку его учениками и притом большей частью утром, когда он не совсем твердо стоял на ногах, возвращаясь с пирушки. Он диктовал тогда очень быстро: «точно дьявол из него говорил». Понятно, что при таких условиях не всегда можно ожидать ясности и согласованности в его описаниях. Оценка его заслуг в медицине не входит в нашу задачу. Благодаря своей гениальности он во многих случаях угадывал верно, так что идеи его, действительно, были большим шагом вперед. Только в одном отношении, как я думаю, его оригинальность оценивается выше заслуженного, а именно: общие философские воззрения, на которых основана его медицинская теория и как творца которых его более всего прославляли, несомненно, заимствованы им у Агриппы. Всю систему магии, которая у этого автора так точно и ясно формулирована, мы находим и у Парацельса, только в несколько более запутанном виде и осложненную им самим изобретенными терминами. Если вспомнить, что учителем Парацельса был аббат Тритгейм, доверенный друг Агриппы, который раньше чем кто-либо другой мог познакомиться с «Occulta philosophia», то можно не сомневаться, что Парацельс этим путем уже в молодости познакомился с системой Агриппы. Это занятие послужило ему исходной точкой для его медицинской реформы, состоявшей главным образом в том, что он старался применить к медицине теории Агриппы. Сочинения Парацельса очень много читались и обсуждались; поэтому его и стали считать творцом философской системы, истинный основатель которой был забыт. Во всяком случае, сходство между двумя системами настолько значительно, что мы не имеем нужды особо излагать теорию Парацельса. Магическая сторона его врачебных теорий основана именно на подчинении низшего высшему и на симпатиях и антипатиях вещей. Из этих законов выведены два главных метода лечения Парацельса: «арканы» и «симпатические средства». Их мы и рассмотрим.

Так как каждый член человеческого тела подчинен определенной планете или знаку зодиака, то вещества, принадлежащие одним и тем же знакам, будут самыми действительными средствами против заболеваний соответствующего члена. Таким образом, золото имеет специфическое действие против болезней сердца, так как оба подчинены Солнцу; так же и в других случаях. По воззрениям Парацельса, каждое вещество действительно лишь на отдельной, ограниченной области тела и не влияет на все тело вообще. Такие вещества с ограниченным действием он называет «арканумы»; и одно из главных его положений следующее: все действующие вещества есть «арканумы» и ни в каком случае не действуют на комплекцию (весь организм). Так как уже и тогда химики открыли много веществ, оказавшихся сильными арканумами, то Парацельс думает, что истинная задача алхимии состоит в изготовлении не благородных металлов, а именно этих средств. «Неверно утверждают, говоря, что алхимия должна делать золото и серебро; важнее всего, чтобы она изготовляла „арканумы“ и направляла их на лечение болезней». Он очень горячо рекомендует изучение химии, которая должна нам открыть способы извлечения из растений действующих веществ. Одним этим утверждением он уже оказал большую услугу медицине. Менее ценно, как мы видели, его определение средств, назначенных для лечения болезней. Так как все дело сводится к тому, чтобы выбрать вещество, находящееся под тем же знаком небесного свода, как и заболевший член, то очевидно, что медицина не нуждается в специфически действующих средствах. Печати и магические «характеры», содержащие в себе силы соответствующих звезд, могут принести ту же пользу. В его работе «Archidoxeos magicae» изображено множество таких печатей, могущих служить предохранительными врачебными средствами против чахотки, подагры, падучей болезни, судорог и т. д.

Так как однородные силы взаимно притягиваются, то болезнь может быть излечена тем, что часть ее материи переносится на другие тела — растения, животные и т. п. Если это сделано с соблюдением известных предосторожностей, то удаленные вещества перетянут к себе всю болезнь, которая переселится на растение или животное, а больной выздоровеет. Этот прием носит название симпатического лечения и основан, очевидно, на представлении о взаимном притяжении однородных веществ. Парацельс, однако, смотрел на дело несколько иначе: он признавал, что только одна сторона вещей, их «жизненная сила» или «мумия», производит притяжение. Удалив часть болезненных веществ, мы удаляем с нее и часть «мумии» болезни. Эти вещества вместе с заключенной в них мумией Парацельс называет «магнитами». Будучи перенесены на другое живое существо, зарыты в землю или каким-либо образом уничтожены, магниты вместе с собой переносят и уничтожают и остальную болезнь. Таковы магнитные способы лечения уже давно, по-видимому, практиковались среди народа; Парацельс их усвоил и дал им теоретическое обоснование.

«Думают, что все несчастные случаи человеческого тела могут быть легко излечены, если красную и еще теплую кровь пациента заключить в куриное яйцо, подложить его под курицу, пока оно не загниет, а потом, смешав с хлебом и мясом, дать съесть какому-нибудь животному…» «Зубная боль пересаживается на вербу, орешник и т. д. таким образом: содрав немного кору, вырезают из дерева спичку, вкалывают ее в десну, пока не пойдет кровь, затем спичку вкладывают на старое место, опять закрывают корой и залепливают грязью…»

«Чахотка может быть излечена следующим образом: возьми белого хлеба сколько угодно и размачивай его в хорошем вине в течение 24 часов. На следующий день, испустивши предварительно мочу, выпей вина и так продолжай 9 дней, воздерживаясь от всякого другого питья; в это же время собирай всю мочу и повесь ее в дыму, чтобы она постепенно исчезла; тогда чахотка твоя постепенно пройдет».

Таких симпатических средств очень много в писаниях Парацельса. Знахарки знают и применяют и теперь подобные средства.