Иллюстрированная история суеверий и волшебства

Рис. 94. Курильщик опиума

Совершенно иную картину дает отравление атропином: сильный бред, состоящий попеременно из веселых и страшных галлюцинаций. Отравленный стремится убежать из постели, потому что его преследуют привидения, наполняющие комнату. Он вскакивает, громко смеется, болтает чепуху, скрежещет зубами, делает судорожные гримасы, машет руками. Со стонами он жалуется на сухость и стягивание в горле и просит холодной воды.

Глотание затруднено, так что при попытках проглотить воду часть ее выливается обратно изо рта. Голос делается хриплым и вскоре, хотя и очень постепенно, наступает покой и кома. Если громко назвать больного, то он медленно открывает глаза и с трудом начинает понимать, что ему говорят. Он силится отвечать, открывает рот, шевелит губами, но не может издать ни малейшего звука; в то же время, однако, он кажется веселым и беззвучно смеется. Затем очень скоро опять впадает в сонное состояние.

При отравлении гиосциамином (беленой) наблюдаются те же явления, только с менее сильными галлюцинациями неприятного характера, а потому и меньшим возбуждением. Вместо того является часто сильное эротическое возбуждение и чувство летания, что, вероятно, обусловлено облегчением дыхания, наблюдаемым при этом отравлении; поэтому смесь листьев дурмана с табаком часто применяют при астме. Вообще белена и ее препараты прекрасное успокаивающее и снотворное средство.

Очевидно, что в этих явлениях можно найти много сходства с рассказами о ночных похождениях ведьм. Так как белена есть одна из самых обычных, а может быть, и наиболее сильнодействующая составная часть волшебных мазей, то весьма возможно, что описанные выше характерные черты беленного отравления немало способствовали сочинению басен о летании ведьм. Многие старинные известия о шабашах ведьм рисуют именно такую картину: ведьма намазывается мазью и тотчас впадает в глубокий сон, сопровождающийся эротическими сновидениями и ощущением летания. Впрочем, не следует думать, что в основе всего учения о ведьмах лежали исключительно наблюдения над явлениями такого отравления, хотя вызванные им сновидения, может быть, и повели к представлению о ночных сборищах, на которых главное дело состояло в удовлетворении половой потребности. В особенности представление о любовных сношениях именно с дьяволами не может быть отнесено всецело на счет отравления беленой. Такое представление должно было предварительно возникнуть другим путем и глубоко внедриться в сознание народа; только при таком условии оно могло так постоянно повторяться в снах.

Вероятно, употребление наркотических мазей было с незапамятных времен известно колдунам обоего пола, и они применяли его, подобно индейским знахарям, с той целью, чтобы привести себя в состояние ясновидящих, а может быть, и для доставления себе приятных эротических снов. Но лишь с наступлением ужасов преследования ведьм мази эти получили широкое распространение, главным образом, как обезболивающее средство, сны же присоединялись при этом как явление побочное, вызванное не только наркотическими средствами, но и народными представлениями о шабашах ведьм. Это есть самое вероятное решение вопроса, от точного разъяснения которого мы должны, однако, навсегда отказаться.

Итак, возможно, что характерные явления беленного отравления послужили исходной точкой для известных народных суеверий. Но о действии других ядов вряд ли можно сказать то же самое. Зато характерно при всех отравлениях, что в первом периоде возбуждения несомненно наблюдается усиление восприимчивости к внушению. Многие исследователи: Пероне, Шренк-Нотцинг и другие многочисленными опытами доказали, что наркотизированный так же легко подчиняется внушению, как и загипнотизированный, если только уловить надлежащий момент. Ему также можно внушить определенные галлюцинации, или, другими словами, произвольно вызывать у него определенные грезы. Иногда можно даже вызывать у наркотизированных внушения, исполняющиеся после исчезновения наркоза, подобно тому, как внушения, сделанные во время гипноза, исполняются по пробуждении. Эти замечательные опыты бросают новый и яркий свет на значение наркоза для суеверий, потому что все то, чего возможно достичь через внушение со стороны, может быть, конечно, получено и путем самовнушения. И это верно, как мы видели, для нормального, восприимчивого человека, как и для загипнотизированного. Кроме того, вышеупомянутые исследователи установили, что самовнушение играет особенно важную роль при наркозах. Поэтому если человек при напряженном ожидании, что с ним случится что-нибудь определенное, дает себя занаркотизировать, то под влиянием самовнушения он увидит в галлюцинациях все, чего ожидает. В этом отношении наркоз и транс действуют одинаково: человек в них испытывает все то, чего пожелает. По этой причине ведьмам грезились дикие оргии и половой разврат; ученый магик, под влиянием одуряющих курений, получает власть над небесными духами и демонами, которые являются к нему и исполняют его приказания; отравленный алкоголем и табаком шаман и теперь вступает в сообщение с духами, которые дают ему ответы на все предлагаемые им вопросы. Таким образом, здесь мы приходим к такому же результату: при наркозе, так же как и в различных других состояниях, решающее влияние имеет внушение.

Истерия и истерический гипноз

Малая истерия

Во все времена нервные и душевные болезни играли большую роль в суевериях. Насколько наш взор проникает в даль прошлых веков, мы видим, что везде эти явления считаются чем-то сверхъестественным, признаком одержимости демонами. Везде, где в халдейских рукописях идет речь о болезнях головы или лба, ниспосланных адом и его властителем, под этим нужно понимать не что иное, как душевные болезни. У египтян мы находим такие же понятия. В Библии во многих местах говорится об одержимых бесами; в иных случаях описания настолько точны, что нетрудно узнать даже форму болезни. Но среди душевных и нервных болезней, послуживших основанием для таких представлений, истерия, как сравнительно частая, играет несомненно главную роль. Так как именно эта форма почти исключительно послужила оригиналом для описания бесноватости в Средние века и в новейшее время и так как она занимает чрезвычайно важное место в развитии современных спиритических учений, то мы займемся ею подробнее [70] .

70

Конечно, и теперь среди душевнобольных попадаются случаи демонопатии без всякого признака истерии; могло быть это и в прежние времена, но в большей части описаний мы ясно узнаем истерию, так что без большой ошибки можно считать ее за нормальную подкладку всех случаев одержимости. — Прим. авт.

Сущность истерии и ее действительные причины до сих пор не известны с точностью; невозможно указать также и постоянные симптомы этой болезни. Последние так разнообразны и изменчивы, так много зависят от различных влияний, напр. национального характера, что картина истерии, напр. в Германии, значительно отличается от картины той же болезни, напр. во Франции.

Конечно, детальное изложение разнообразных форм истерии не может входить в нашу задачу, и мы займемся ею лишь постольку, поскольку она имеет отношение к суеверию, т. е. ограничимся только формами, описанными Шарко, Рише, Питром, Жанэ и т. п. Эти описания имеют еще ту выгоду, что представляют систематически законченную картину, доступную даже неспециалисту, чего, конечно, нельзя сказать о многих других более критических изложениях. Поэтому я решаюсь в точности придерживаться этих авторов, хотя против их систем и теорий высказывались многие возражения. Сделав эту оговорку, я перейду к рассмотрению условий и причин этой болезни и ее симптомам, потому что все это нужно знать, чтобы понять то значение, которое истерия имела для суеверия.

Почти во всех случаях ясно выраженной истерии мы находим, что она имеет наследственный характер, т. е. что больные получили от родителей расшатанную нервную систему. Родители могли сами и не быть истеричными, хотя часто бывает и так; обыкновенно же они страдают какими-нибудь другими болезнями нервной системы. Уже в детском возрасте сказываются признаки болезненной наследственности: судорожные припадки, сильные головные боли, неудержимая вспыльчивость обыкновенно наблюдаются у субъектов, которым впоследствии суждено сделаться истеричными. Но для проявления болезни нужен непременно повод в форме физического или нравственного потрясения. Всякого рода душевные волнения (заботы, испуг, ужас, гнев) могут служить толчком к первому приступу заболевания. При материальных потрясениях различного рода, напр. при падении, всякого рода несчастьях, столкновениях на железных дорогах и т. п., важную роль, вероятно, играет сопровождающее их душевное волнение. Иногда ничтожного повода бывает достаточно, чтобы вызвать взрыв истерического заболевания: напр., у молодых девушек оно вдруг обнаруживается после извлечения зуба. Отравления алкоголем, ртутью или свинцом могут также служить поводом для появления этого заболевания. Но эти причины для нас мало интересны. Очевидно, преобладающее значение все же имеют душевные аффекты.

Верность этого заключения особенно отчетливо выступает при больших истерических эпидемиях, которые от времени до времени при благоприятных обстоятельствах получают большое распространение. От XII по XVII столетие такие эпидемии наблюдались в Европе нередко; теперь они почти исчезли и бывают только в отдаленных странах, где развитию болезни благоприятствует суеверие населения, в связи с религиозно-возбужденной фантазией. Самые известные эпидемии в нынешнем столетии были в Морцине в 1861 и в Ферцегнисе в 1878 годах. Это горные деревни итальянской Савойи. Население в них крайне бедно, невежественно и суеверно; браки очень часто заключаются в пределах одной семьи, вследствие чего телесное и духовное вырождение жителей очень заметно. Обе эпидемии настолько тождественны в своем появлении и течении, что можно описать их сразу.

Дело началось с того, что у одной девушки появились припадки сначала наедине, а затем и в присутствии сверстниц. Вид припадков был настолько заразителен для этих предрасположенных субъектов, что очень скоро некоторые из них тоже заболели. Стали говорить, что дело нечисто и что в этом замешано колдовство и беснование. Вмешались священники, начавшие исцелять припадочных с помощью торжественных обрядов, предписываемых католической церковью, но это нисколько не помогало.

Дело шло все хуже и хуже, число заболевших становилось все больше, пока власти не удалили больных и полиция, отстранивши священников, не приняла деятельных мер для успокоения населения.

В таких эпидемиях предполагающим моментом для заражения является суеверный страх. Среди разумного, просвещенного населения подобные происшествия невозможны; если появляется единичный случай истерии, то на него смотрят, как на всякую обыкновенную болезнь, не представляющую никакой опасности для других. Но у суеверных странах, где еще верят в бесноватых, каждый такой случай внушает ужас и тем самым еще более усиливает предрасположение к заболеваниям, которым начинают подвергаться наиболее впечатлительные. Распространение болезни еще усиливается благодаря обычаю католиков выставлять больных в церкви и подвергать их торжественным заклинаниям. Опыт учит, что в этих случаях результат получается нисколько не успокаивающий, а напротив происходит ухудшение.

Так как поводом к проявлению болезни служат обыкновенно психические потрясения, то и симптомы ее носят явно выраженный нервнопсихический отпечаток. Прежде всего у истеричных наблюдаются дефекты внешних чувств, иногда только одного, но иногда одновременно и нескольких, что выражается в форме пониженной восприимчивости. Впрочем, эти явления часто настолько бывают изменчивы, что трудно указать для них общие правила. Поэтому вкратце рассмотрим каждое чувство в отдельности, чтобы составить себе представление о наиболее обыкновенных формах этих дефектов.

Понижение чувства осязания выражается в виде анестезии, которая бывает частной или общей, т. е. охватывает отдельные участки кожи или распространяется на всю поверхность тела. Общая анестезия тоже может быть или полной, при которой ощущение отсутствует, как бы сильны ни были раздражители, или не полной, характеризующейся только значительным понижением, но не совершенным уничтожением восприимчивости к раздражению. Далее, частная анестезия имеет различные варианты: может исчезнуть восприятие только болевых ощущений, тогда как безболезненное осязание сохраняется, — такое явление называется аналгезией. Больной обыкновенно не замечает своего недостатка осязания, так как он не причиняет ему никакого неудобства и не мешает ему работать, восполняясь другими чувствами. Напр., истеричка с полной анестезией может быть прекрасной швеей, хотя не ощущает иголки, и должна постоянно следить глазами за работой.

Наконец, анестезия может быть очень различно распределена между частями тела; иногда анестезия распространяется на половину тела — правую или левую (гемианестезия) или рассеяна по коже в виде островков. В гемианестезии срединная линия тела очень резко разделяет чувствующую половину от нечувствительной. Рассеянная анестезия никогда не соответствует разветвлениям какого-нибудь одного нервного ствола или ветви, из чего можно заключить, что она не зависит от нарушений целости или функции какого-нибудь нерва, так как тогда нечувствительность распространялась бы на всю область разветвлений этого нерва. Скорее причину этого дефекта надо искать в каком-то функциональном поражении определенной области головного мозга, что, впрочем, очень естественно, если припомнить связь истерии с душевными потрясениями.

Подобно кожному осязанию, может исчезнуть также и мышечное чувство. Пациенты не ощущают толчков и давления на мышцы и не чувствуют усталости, кроме того они не сознают своих произвольных движений, вследствие чего последние делаются неловкими и неверными, и более сложные и тонкие из них могут совершаться только под контролем зрения. Такое состояние сопровождается иногда параличами членов, мышцы которых анестезированы. В таких случаях пациент совсем теряет способность владеть членом, если на него не смотреть. Следствием этого бывает то явление, что больные теряют ноги в постели, т. е. они совершенно не чувствуют ног, так как не получают от них ни кожных, ни мышечных впечатлений, и сверх того не имеют возможности двигать ими, не видя их под одеялом.