Иллюзии. 1968—1978
Шрифт:
Место уехавшей вчера Эльвиры напротив меня заняла новая девушка. Ее прямые рыжеватые волосы были заплетены в толстую короткую косу, огромные, как у косули, глаза тонко обведены тушью. Потупившись, она ела совершенно бесшумно, точно боялась обратить на себя внимание.
Клавдия Николаевна поджимала губы, глядя на ее туго обтянутую кофточкой грудь, а мой сосед справа, ответственный работник министерства Серафим Гаврилович Хвостик, оживленно болтал, чего с ним обычно не случалось.
— Мы тут на ваш компот покушались, — дежурно шутил и посмеивался
Я удивился, не обнаружив Бунцева рядом. Но не только Бунцева — в столовой вообще, кроме нас, никого не осталось.
Точно в пламени пожара, светились за окнами осенние деревья парка. Раскалялась земля, полыхало небо, и только двойные стекла, казалось, мешали услышать шорох опаляемых листьев, потрескивание сгорающих сучьев.
— У нас новая соседка.
Серафим Гаврилович поерзал на стуле.
— Ее зовут Оля.
Заместительница Эльвиры подняла глаза от тарелки, взглянула на меня, едва заметно улыбнулась, не размыкая губ.
— А это, — продолжал он знакомить нас, — Виктор Алексеевич, доктор наук, профессор.
Последние слова Серафим Гаврилович произнес с особым удовольствием, будто они и ему придавали дополнительный вес.
— Так что за нашим столом находится теперь самый юный пациент санатория.
— И самый старый, — добавила Клавдия Николаевна, с трудом вставая со стула. — Эх, что-то засиделись мы нынче.
Серафим Гаврилович тоже поднялся.
— Приятного аппетита! Правда, компот сегодня невкусный. Иначе бы я съел и свой и ваш. По рассеянности. Ха-ха!
— Так и видишь его в большом кабинете за огромным письменным столом, — сказал я, когда Клавдия Николаевна и Серафим Гаврилович отошли.
Оля снова подняла на меня свои огромные глаза.
— Серафим Гаврилович — ответственный работник министерства.
— Бывший, — заметила Эльвирина заместительница.
У нее оказался приятный, чистый голос.
— То есть как?
— Он на пенсии.
— С чего вы взяли?
Оля не ответила. Только теперь я увидел на безымянном пальце ее правой руки массивное, старинное кольцо, похожее на обручальное.
Компот действительно оказался водянистым. Мы поднялись из-за стола. Джинсы плотно обтягивали ее маленький зад, облегали узкие бедра и далее свободно спадали вдоль стройных, длинных ног. У нее была фигура богини.
— Как это вы умудрились, милая Ольга, попасть в сию печальную обитель? — задал я вопрос, который должен был задавать ей каждый.
— Почти случайно. Мое сердце в порядке.
Мы вышли на свежий воздух. Касаясь разогретых каменных плит, солнечные лучи вскипали, точно масло бросали на раскаленную сковородку или разогретый утюг касался влажной материи.
— Где же вас поселили?
— Там. — Она указала на главный корпус.
— Значит, мы живем рядом. Я на третьем этаже. А вы?
— Тоже.
— Приятная неожиданность. С какой-нибудь древней старушкой?
— Одна.
Она недоуменно пожала плечами.
Чья-нибудь дочка, — подумал я. — Этого достаточно, чтобы
в девятнадцать лет ездить по санаториям со здоровым сердцем и жить в отдельной комнате.— Да, — сказала Ольга с улыбкой, точно читая мои мысли. — Вы угадали. Мой отец занимает ответственный пост. Но, в отличие от нашего соседа по столу, он — реальная, действующая фигура.
— Почему вы решили, что Серафим Гаврилович — не действующая фигура?
— Здесь все такие.
— Как вы легко судите о людях!..
— Не волнуйтесь. Вам нельзя. Хотите повторения приступа?
— Все-то вы знаете, — буркнул я.
Девушка опустила глаза. Мне показалось, что она смущена.
— Думаете, зачем пыжится наш сосед, изображая из себя большого начальника? — спросила она. — Почему так уверена в себе Клавдия Николаевна? Чем они живут и почему так долго?
Я смотрел на нее с недоумением и растерянностью.
— Единственное, что может защитить человека от болезней и смерти, это способность радоваться жизни и не требовать от нее слишком много.
— Я вижу, вы решили научить меня уму-разуму.
— По-моему, вы в этом нуждаетесь.
Я рассмеялся.
— Ах, какая мудрая, многоопытная женщина! Интересно, сколько вам лет?
— Нетактичный вопрос.
— Да вы мне в дочки годитесь. Я вот не скрываю свой возраст.
— Вам еще рано.
— И не собираюсь…
— Мужчине это не нужно.
— Знаете, о чем я сейчас подумал? Вы совсем не та, за кого себя выдаете.
Она взглянула насмешливо.
— Вы переодетый врач. Или медсестра из фантастического рассказа о самоубийцах, которых отправляют в лучший мир самым что ни на есть комфортабельным образом. Ну, не сердитесь… Вы слишком молоды и красивы, чтобы обижаться на глупые шутки старика.
Слово «старик» развеселило Ольгу. Она дурашливо покачала головой, и хвостик ее рыжей косы метнулся из-за плеча.
— Ох уж, старик… Вы просто перетрудились, перенапряглись и потому оказались здесь. Нельзя опережать самого себя.
Есть нечто жутковатое в том, когда юное существо начинает читать твою жизнь точно по книге. Я уже давно отвык, что меня можно экзаменовать, изучать, учить.
— И пожалуйста, имейте в виду, — сказала Ольга, как бы продолжая ход мыслей, — мне безразлично, что вы профессор. Это не самое интересное.
— Ясно! — воскликнул я. — Вы не врач, а переодетая небожительница. Не признаете земной иерархии.
Ее лицо и правда напоминало одно древнее изображение, которое я видел в берлинском музее.
— У вас есть что-то общее с Кибелой.
Она метнула в мою сторону настороженный взгляд и ничего не ответила.
Нам навстречу по дорожке шел озабоченный Бунцев. Он даже споткнулся, заметив нас.
— Привет!
Бунцев во все глаза рассматривал мою спутницу.
— Познакомьтесь, — сказал я без всякого энтузиазма. — Алексей Бунцев. А это Оля.
Бунцев поклонился преувеличенно вежливо.