Иллюзионист

Он позвал Деметрия и попросил поесть: настоящей еды, а не какой-нибудь размазни. Когда принесли еду, он жадно набросился на нее, съел четыре полных ложки — максимум, что мог принять его желудок, — и отодвинул тарелку. Он был все еще слаб: нужно ждать, пока силы полностью не восстановятся. Откинувшись на подушки, он дал свободу мыслям. Он лежал так какое-то время, наслаждаясь утренним солнечным светом, пока в сознании со всей беспощадной ясностью не возник вопрос: «Ждать — а что дальше?»

Что он собирается делать, когда силы восстановятся? Он так и не получил определенного сигнала. Возможно, придется ждать месяцы или даже годы. Чем ему занять себя?

Быть магом он теперь, конечно, не мог. Об этом не могло быть и речи. Ему придется найти другой способ зарабатывать на жизнь. Для человека с такими способностями это не должно составить труда. Он стал перебирать различные возможности. Почти все они были тем или иным образом связаны с искусством, которым ему было запрещено заниматься. Он прикинул, не выйдет ли из него школьный учитель. Перспектива была настолько угнетающей, что он срочно приказал себе об этом не думать, пока снова не заболел.

Вместо этого он стал размышлять, как ему подготовиться к сигналу. Конечно, он должен молиться, но это должна быть молитва, отличная от тех, к которым он привык. Не следует ничего просить. Надо стремиться выяснить, какова божья воля в отношении его, и подготовить себя к ней. Не следует желать большего, чем быть просто инструментом. Надо быть скромным и терпеливым. Надо ждать.

Симон беспокойно теребил яркие полоски на покрывале. Перспектива не казалась слишком интересной.

Он мог также готовиться, изучая книги. Следует изучить Писания. Он изучал их и прежде, но делал это с равнодушием врага, выискивая в них ошибки и нелепости. Теперь он будет изучать их глазами человека, который ищет в них истину. Особенно тщательно он будет изучать свидетельства Моисея. Это даст ему представление о задании, которое ему предстоит исполнить.

Задание. Он никогда не обдумывал это серьезно. В том восторженном состоянии детали казались ему неважными: главным было понять, кто он. Пока он страдал, он не осмеливался думать об этом — а теперь наконец свободно мог. С благоговением и радостью он стал размышлять о своем сокровище. И почувствовал леденящую душу пустоту.

Кроме пустоты, там ничего не было.

Он в панике стал искать слова, которые вернули бы сокровище.

— Таэб.

Пустая куча одежды.

— Элохим.

Иллюзорный, как ветер.

— Шаддай.

Хрупкий, как стекло.

Он лежал неподвижно, не в силах понять, что произошло.

Храм пуст. Все это было злой шуткой. Никакого сигнала не будет.

Эли пришел навестить его.

— Уходи, — тихо сказал Симон. — Чтобы я тебя больше не видел. Чтоб и духу твоего близко не было.

Эли ушел, несчастный и сбитый с толку.

Симон зарылся с головой в подушку и зарыдал.

Со временем его горе утихло. Он оцепенел, словно потерял способность чувствовать. Он лежал, размышляя о своем состоянии, и пришел к выводу, что в нем нет ничего сколько-нибудь жалкого. Оно просто бесполезно. Предстоящая жизнь казалась ему бесцветной и ничем не примечательной. Он думал, где взять силы, чтобы прожить ее.

Наконец он встал с постели и от скуки пошел в кабинет. Сперва у него кружилась голова и от слабости подгибались ноги, но он почувствовал себя лучше уже оттого, что он мог двигаться. Прежде чем вернуться в постель, он час читал Платона и обнаружил, что он снова испытывает интерес к чтению. Весь следующий день он провел за чтением, сидя за столом. Через день он поднялся из постели после завтрака и сказал Деметрию, что выздоровел.

Большую часть времени он проводил за чтением. В основном он читал книги по философии, но иногда брал с полки томик поэзии, книгу по истории или один из магических трактатов. Читал он беспорядочно: перечитывал некоторые отрывки по нескольку раз, пропускал целые разделы, перескакивал с одного автора на другого, придерживаясь одной темы. Он что-то искал.

К концу недели он понял, что этого не найдет. В книгах не было ничего, кроме слов.

Он поставил книги обратно на полку и подошел к окну. Был ранний вечер. Прохладный ветерок взметнул дневную пыль и принес отдаленный стук молотка медника. С соседней улицы слышался шум громкой ссоры, разгоревшейся между двумя возчиками. На крыше соседнего дома щебетала птичка.

Симон сказал Деметрию, что отправляется на прогулку, и вышел из дома.

Он пошел по направлению к театру, где давали глупую комедию, которая нравилась публике, прогулялся в толчее базара и собирался возвращаться домой, когда, шагая по улице, ведущей в один из бедных районов, увидел небольшую толпу. Непроизвольно он двинулся туда. Вероятно, это было представление фокусника или акробата, а возможно, и мага. Он удивился, каким острым было чувство зависти.

В центре образованного людьми круга стоял худощавый, просто одетый, ничем не примечательный человек. Перед ним стояла почти вдвое согнувшаяся женщина с привычным выражением боли на лице. Ее правая рука судорожно дергалась. Симон видел ее на рынке: она была такой с рождения.

Он взобрался на корзину с оливами, чтобы лучше видеть.

Человек протянул руку и положил ее на плечо женщины. Он что-то сказал. Толпа затихла.

Это было подобно выпрямлению засохшего растения после дождя. Что-то пробежало по телу горбуньи, расслабляя, выпрямляя и успокаивая его.

Она стояла прямо. Она была здоровой.

— Чудо, — выдохнул Симон.

Женщина бросилась в ноги исцелителю. Он поднял ее.

Поверх толпы его глаза нашли Симона и встретились с глазами бывшего мага.

3. Царствие

— Я была в поле, — возбужденно рассказывала сестра Ребекка, — собирала хворост для очага и думала о том, сколько хвороста мне нужно, ведь мне нужен хворост назавтра, чтобы развести очаг, и будет ли достаточно хвороста назавтра, или мне придется искать его в другом месте, и я начала беспокоиться, и вдруг это снизошло на меня. Это было подобно… Просто снизошло, и всё. «Не беспокойся о завтрашнем дне». И я поняла. Все хорошо. Всегда будет достаточно хвороста.

Она замолчала и положила руку на колено Симона.

— Ты понимаешь? — спросила она.

— Да, конечно, — равнодушно сказал Симон.

— И даже если его будет недостаточно, — продолжала сестра Ребекка, — это неважно. Каждый день мы получаем то, что нам необходимо, и не надо об этом думать. И я подумала: «Так вот что это значит». И почувствовала себя такой счастливой.

Она одарила небольшую группу людей, собравшихся вокруг очага Иосифа, лучезарной улыбкой. Они тоже улыбнулись: ей и друг другу, радуясь общему открытию.

Огонь затухал.

— Это означает, — продолжила сестра Мириам, — что нам не надо беспокоиться ни о чем. Вот что это на самом деле означает.

— Да-да, — согласилась с ней сестра Ребекка. — Потому что Бог все знает.

— Да. И ты чувствуешь себя защищенным, по-настоящему защищенным. Не так ли?

— Да, это прекрасное чувство.

— Мне очень жаль, — задумчиво сказала сестра Мириам, — людей, которые не знают того, что знаем мы.

Воцарилась спокойная тишина — членов этой небольшой группы объединяло чувство внутреннего покоя.