Иллюзия
Шрифт:
– Уважаемые! Я как физик знаю точно: опереться можно только на то, что оказывает сопротивление. – Оценив эффект, учитель продолжил: – Что мы видим? Перед нами – характер. Да, непростой, временами очень непростой, но характер. Со своими принципами, взглядами, убеждениями. И это замечательно! Ведь наша школа, надеюсь, Руслан со мной согласится, приложила руку к воспитанию личности. Во все времена ценились люди, умеющие пойти против толпы, плыть не по, а против течения. И считаю наш учительский долг не губить такие характеры, а помогать и всячески поддерживать.
Затеплилась смутная надежда.
– Сегодня изучение работ Ленина – анахронизм, – продолжал Геннадий Михайлович, – рудимент безвозвратно ушедшей эпохи. Что такое «рудимент», кто забыл, – расскажет Оксана Владимировна. А ведь совсем недавно знание чуть ли не назубок работ классиков марксизма-ленинизма считалось обязанностью каждого гражданина. Почему? Спросите у родителей, – они хорошо помнят. – Физик откашлялся в кулак. – Сегодня, политические убеждения – сугубо личное дело. Мы посоветовались с учителем литературы, и предлагаем не применять никаких мер взыскания. А какая оценка выйдет за четверть – только одной Зое Федоровне известно… Вы согласны, Оксана Владимировна?
– Вы – завуч, вам и карты в руки. – Уперлась в цепочку классная.
– Карты я заметил в руках Скрипкина. Что думаешь, уважаемый?
– Мне все равно, – прогнусавили с задней парты.
– Галя, твое мнение?
Староста пожала плечами.
– Вот и славно, – подытожил Геннадий Михайлович, – будем считать – инцидент исчерпан. Оксана Владимировна, мы с Зоей Федоровной вам еще нужны?.. Нет? Тогда – всего доброго.
Класс без напоминаний встал, провожая учителей. «Слон» вернулся в размеры мухи. Оставшаяся часть занятий прошла в обсуждениях подготовки к экзаменам и выпускному вечеру. Забаровскому предложили порадовать Маяковским со сцены. Нулевой энтузиазм подсказал самоотвод. Глеб вернулся к «Астрологии». Степану повезло в карты – пара смачных фофанов треснула по макушкам партнеров. Порешав насущные проблемы, биологичка отпустила подопечных.
– Слава Богу! Утомительный день кончился, – выдохнул Руслан, выходя на улицу.
Солнце слепило глаза, в воздухе парила пыльная взвесь. Щебет птиц прерывался клаксонами – предупреждение школьникам, перебегающим дорогу.
– Так и будешь на ходу читать? – Забаровский покосился на друга.
– Угу. – Малышев перелистнул страницу, страстно впившись в новую.
Привычный маршрут приятели прошли молча.
– Пока! – Руслан подал руку. – Сегодня, я так понимаю, на стадион не собираемся?
– Угу. – Приятель пожал, не глядя, зашагал дальше.
Возле подъезда высотки собралась толпа жильцов на внеочередное собрание.
– Вот он! Держи!
Глава V
Хонструкция
Толпа всколыхнулась старушечьими криками. Клещи рук больно сдавили юношеские плечи.
– Не трепыхайся! – Пахнул перегаром детина с весом за центнер. Пустые глаза вонзились в подростка, запугивая, лоб напрягся без признаков морщин.
– Что я сделал?
– Вот он, окаянный! – Выдвинулась свидетельница изобретательства. – Он стену раздолбил!
– Я ему сейчас тоже кое-что раздолблю! – В предвкушении самосуда у бугая зачесались кулачные глыбы.
– Да подожди
ты! – заступился старичок-активист, дед Гришка. «Петушки» седых волос нахохлились, нос задрался кверху, из «марианских» впадин сверкали глазки. – Расскажи, шо ты там нагородил? Да, отпусти мальца, чай, не сбежит… Не сбежишь?– Нет, – подтвердил Руслан.
– Рассказывай! – Здоровяк, нехотя, разжал «тиски».
– А что тут рассказывать? – Забаровский потер нывшие плечи. – Стены текут, хотел помочь.
– И как же ты помог? – Самодовольство заиграло на ярко-накрашенных губах инициаторши утепления стен – молодящейся дамы далеко за пятьдесят с коромыслами бровей и лисьими глазами.
– Элементарно. С точки зрения физики: стены сыреют от осмотического давления, поэтому их необходимо закорачивать…
– Во ученый-какой выискался!.. От горшка два вершка, а все туда же!.. – возмутилась толпа взрослых, забывших ученья свет.
– Спокойно, граждане-товарищи! – Старичок потряс открытыми ладонями. – Пусть хлопец скажет.
– Кирпичные стены часто промокают, особенно у самой земли. В нашем доме этот процесс дошел уже до седьмого этажа, выше не знаю…
– На восьмом тоже плесень! – подсказали кипевшие жильцы. – А на девятом, десятом – нет.
– Так вот, – продолжил новатор, – чтобы это предотвратить или избавиться от последствий, дом необходимо заземлить. Для этого нужно соединить проводом стену и забитый в землю металлический стержень, что я и сделал.
– Ишь, профессор какой! Всем известно, чтобы закоротить стену, надо использовать какие-нибудь источники тока, батареи, там или еще шо… – Активист в молодости интересовался физикой.
– Не нужно. Только провод и стержень.
– Допустим. – Подзабывший молодость дед Гришка наморщил лоб . – И как это может спасти от мокроты?
– Очень просто. – Руслан, словно отвечал урок. – Из-за капиллярности вода начинает подниматься по стене все выше и выше. Испаряясь, оставляет соли на участках стен. А дальше осмотическое давление толкает воду вверх. Значит, наша задача – устранить это давление, то есть снять положительный заряд в области концентрации солей. Это достигается закорачиванием. И стена сухая.
– Это ж где ты такое вычитал? – поинтересовалась инициаторша.
– По-моему, у Уокера в «Физическом фейерверке», точно не помню.
– Мож, ты и прав, однако все это должно предусматриваться на этапе строительства. – Старичок почесал висок. – И по всем СНИПам наш дом обязан быть заземлен.
Раздались голоса, поверившие Забаровскому в силу плохого финансового самочувствия:
– А то вы не знаете, как наш дом строился?!.. Сплошные недоделки!.. Наверняка, горе-строители забыли закоротить!
– Да нет, товарищи! – Инициаторша выдвинула вперед обвисшие буфера. – Нам говорят профессионалы – только утепление спасет от плесени. А этот деляга вбил клинышек и все? Не может такого быть!
– С другой стороны, все гениальное просто, – философски заметил работник мехзавода с закороченной рабочей неделей.
– Нет, товарищи, это бред! – настаивала инициаторша. – Только утепление спасет наш дом! Надо собирать деньги.
– Точно! – поддакнул заинтересованный бугай. – А этому по шеям надавать, чтоб не совался.