Илья Муромец и Сила небесная
Шрифт:
Взобравшись на последнюю перекладину, Ножкин выпрямился, раскинул руки в стороны, чтобы поймать равновесие, а потом решительно оттолкнулся и бросил тело вниз. Уже в воздухе ему показалось, что кто-то закричал, но он, как учил тренер, отогнал посторонние мысли, докрутил сальто и довольно неплохо вошёл в воду.
Только на этот раз вместо волшебных звуков и красок его встретили мрак и тишина.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДРУГАЯ ЖИЗНЬ
ДО СВАДЬБЫ ЗАЖИВЁТ…
– Да-а… Ещё легко отделался. Рука
Голос был незнакомым. Ножкин хотел открыть глаза, но в голове что-то сильно бумкнуло, и он почувствовал внезапный прилив тошноты. Оставалось лежать с закрытыми глазами и слушать.
– …я ему ещё в автобусе говорил: в воду надо заходить постепенно. Главное, кролям траву кошу – жара, мухи заедают, и вдруг в спину как холодом дало. Обернулся, а он на кране стоит. Я ему – кричать! Да пока крик дошёл, он уже сиганул. А куда ж с такой верхотуры сигать, когда речка от жары обмелкла. Хотя там и весной метров пять от силы. Другой вопрос: чего его туда одного понесло? Квакушам, что ли, сальты-мальты показывать?… Хорошо, кроли весь покорм пожрали, а то б и меня там не было. И слава Богу, что он на поверхность всплыл: мне ж нырять не с руки – дюже уши закладывает…
Этот голос Илья узнал сразу. Он принадлежал газоэлектросварщику Семёну Кочкину, который, как оказалось, и вытащил Ножкина из воды после того дурацкого прыжка.
«Странно, – удивился Илья, – почему он говорит, что я был один? А этот? Интересно, как его зовут. Сколько говорили, а он так и не сказал…»
С огромным усилием Илья разлепил веки и сквозь вертящиеся в глазах белые звёздочки увидел, что лежит в светлой комнате у окна, а возле кровати стоят молодой доктор в накрахмаленной шапочке, Семён в шерстяной фуражке и дед Никифор, пока не проронивший ни слова, – в своей неизменной соломенной шляпе.
Заметив, что Илья открыл глаза, доктор склонился над ним и спросил:
– Мальчик, как тебя зовут?
– Иль-я, – с трудом проговорил Илья пересохшими губами.
– Замечательно! – воскликнул доктор.
Потом он выхватил из кармана маленький блестящий молоточек и начал так быстро махать им перед Ножкиным, что тот едва успевал следить за ним глазами.
Намахавшись, доктор улыбнулся и бодро сказал:
– Всё в порядке! До свадьбы заживёт!
Но дед Никифор улыбаться не стал. Он бросил на молодого врача пристальный взгляд и обронил всего три слова:
– С ногами что?
– С ногами – полный порядок: ни ушибов, ни переломов. Я проверял!
– Ещё проверь.
Доктор хотел что-то сказать, но под тяжёлым взглядом деда откинул простынь и начал колоть ступни Ножкина длинной толстой иглой. С каждым уколом игла поднималась по ногам всё выше и выше, а улыбчивое лицо доктора всё больше мрачнело, наверное, из-за того, что пациент на уколы никак не реагировал, словно иголка вонзалась не в него, а в железную спинку кровати.
– Ну? – проронил дед.
– Чувствительность несколько ослаблена, – не очень уверенно стал объяснять доктор. – Но это может быть следствием шока. У меня недавно на преддипломной практике был похожий случай. Девочка упала с кры…
– Про девочку не
надо, – перебил дед. – Надо в город везти.Доктор покраснел. Чтобы подбодрить его, дед Никифор через силу улыбнулся и как можно мягче проговорил:
– Не обижайся, сынок. Ты сейчас эту ношу не потянешь… После института ещё долго учиться нужно: некоторым, бывает, и жизни не хватает.
По настоянию деда Илью отвезли в город, и там выяснилось, что молодой сельский доктор был прав: через месяц с небольшим рука срослась, голова перестала кружиться, а от ссадины остался едва заметный рубец.
Но в остальном прав оказался дед… Только он этому нисколько не радовался. Потому что диагноз городских врачей был неутешительным. От сильного удара у Ильи в позвоночнике защемился какой-то очень нужный нерв, который, если так можно выразиться, руководит ногами…
В течение трёх лет, до того по-настоящему весеннего дня, когда дворовая команда собралась на свой первый футбольный матч, Илья побывал во многих больницах, где его осматривали разные врачи и профессора. Но это не помогало. Врачи и профессора разводили руками и, как сговорившись, объясняли родителям, что Илье надо привыкать к другой жизни. Они говорили что в мире миллионы инвалидов, которые живут, работают и даже женятся, и даже участвуют в спортивных олимпиадах, и даже ставят рекорды, которые не каждый ходячий побьёт.
Ножкин им не верил: на инвалидной коляске с вышки не прыгнешь. Хотя он бы, может, и прыгнул, только как на эту вышку залезть?
Поверил Илья лишь бодрячку-академику с сердитой фамилией Лютиков, отца которого после пожара на оружейном заводе дед Никифор спас от расстрела. Академик Лютиков честно признался, что с такой травмой позвоночника медицина пока справиться не умеет, хотя наука идёт вперёд так быстро, что её порой и не догонишь. Кстати, в его практике случались чудеса, когда некоторые вообще без всякой медицины вставали на ноги. К тому же он, Лютиков, видел случаи и похуже. А у Ильи всё замечательно – тонус хороший, пролежней нет, руки работают, зубы не выпадают, глаза видят… Так что унывать не стоит!
«И действительно, зачем унывать?» – согласился Ножкин с бодрячком-академиком.
Поначалу все его утешали.
– Не горюй, киндер-миндер! – говорил папа, стараясь придать своему голосу ещё больше бодрости, чем раньше, из-за чего получалось хуже.
– Илюша, всё наладится, вот увидишь! – говорила мама, изо всех сил, пряча слёзы. – Ведь мы с папой тебя очень… очень… Ой, кажется молоко убежало!
Мама выскакивала на кухню и там уже слёз не прятала. Ножкин это слышал, хотя она утыкалась лицом в полотенце.
– Ничего, встанешь на ноги, мы с тобой такой прыжок разучим – все ахнут! – говорил тренер Ножкина, иногда забегая к ним по дороге в бассейн.
Было видно, что тренер переживает по-настоящему, ведь Илья подавал очень большие спортивные надежды.
– А у нас сегодня на физкультуре подтягивание было, – пытаясь развеселить Ножкина, грустно рассказывал Иванов. – Так Васька Уткин такое выдал: висел-висел, ногами дрыгал-дрыгыл, а потом – как пукнет!
– Смеху было… – добавлял Шевченко, подозрительно шмыгая носом. – Ты это, давай, быстрей выздоравливай: скоро охоту откроют на этих… на свиней… Папа сказал, что тебя возьмёт обязательно.