Илья Муромец.

— Бурко!!!

— НЕТ! Оба же сдохнем! Хоть один из нас должен быть в здравом уме-И-ИИИ!

Как и все богатыри, Илья носил плеть больше для вида да для того, чтобы отлупить тех, кого не хотел убивать. Лишь раз витая коса с вплетенными кусочками свинца погуляла по Бурковым бокам. Тогда, оглушенный, раздавленный соловьиным свистом, молодой конь пал на задние ноги и не двигался с места, обрекая на смерть и себя, и богатыря. Илья отхлестал его так, что шкура свисала с боков, и Бурко вынес воина к дубу, и они привезли Соловья [35] с выбитым глазом в Киев. То было понятно, то было правильно. Но сейчас, снова ощутив, как рассекает плеть кожу и мясо, конь завопил не столько от боли, сколько от недоумения и жгучей обиды.

35

Имеется в виду, конечно, Соловей-разбойник, Одихмантьев сын, закрывавший прямоезжую дорогу в Киев, а не новгородский богатырь Соловей Будимирович.

— Вперед! Вперед, волчья сыть, травяной мешок!

Конь всхлипнул, не веря, что хозяин только что обругал его самым страшным лошадиным ругательством, и скакнул с места вперед. Раз — могучие воины в стальных доспехах разлетелись под ударом широкой, как ворота, лошадиной груди. Два — под задними ногами осыпалась земля, Бурко рванулся вперед, копытами откидывая в сторону копья. Илья срубил трех телохранителей и снова хлестнул коня:

— Вперед!

— Упадем!

— Пошел! — Бурко уже не чувствовал боли.

Словно во сне, он скакнул вперед, чуть не свалившись в третий ров, и оттолкнулся от кромки, зная, что не перелетит, что это конец, и оба рухнут на дно глубокого, двухсаженного окопа... Передние ноги опустились на край, и чувствуя, что проваливается, не вытягивает, Бурко завизжал, грызя удила. Внезапно повод ослаб, пустые стремена хлестнули по бокам, и страшная тяжесть исчезла со спины. Конь выбрался из ямы, чувствуя, что всадника на нем нет.

— Илья! — заржал он и завертелся на месте, разгоняя печенегов.

Свистнули стрелы, три запутались в гриве, две Ударили в круп, едва пробив шкуру, Бурко развернулся и бросился с холма. Без тяжелого богатыря скакалось не в пример легче, перемахнув все три рва, могучий зверь пронесся по лагерю, топча тех, кто не успел уйти с дороги, и птицей взлетел над Днепром.

На русской стороне Бурко в последний раз обернулся назад. Возле шатра кучей муравьев копошились телохранители. Внезапно конь ощутил всю усталость и боль прошедших дней. Вездесущие мухи уже начали садиться на кровоточащие бока.

— А и... Пропади ты пропадом, дубина упрямая, — Бурко тряхнул головой и рысью устремился на север.

* * *

Илья приходил в себя с трудом. В голове неумолчно звонили колокола, во рту пересохло гадостно, словно пил беспробудно неделю. В довершение ко всему, попытавшись подняться, он понял, что руки и ноги его крепко скручены. Скосив глаза (вернее, один левый глаз, правый заплыл в щелочку), богатырь убедился, что толковые печенеги связали его не веревками, а сковали накрепко железными цепями. Кто-то ухватил его за волосы и с натугой потянул вверх. Илья поднял голову. Перед глазами все качалось, из тумана и мути выплыло лицо Обломая.

— Вставай, Илья. Царь за тобой позвал.

Лицо приблизилось так, что заслонило весь мир. и старый хан прошептал богатырю в распухшее ухо.

— Царь тебя спрашивать будет, ты ему отвечай Царь наш лютый — на колья людей сажает, как баранов на вертел. — Лицо исчезло.

— Вставай, говорят тебе, ит-урус [36] , — пинок в ребра Илья почти не почувствовал.

— Ужо встану. Сейчас встану.

Он уперся лбом в землю, подгреб под себя колено и, шатаясь, выпрямился. Огромный, перемазанный землей и засохшей кровью, богатырь на голову возвышался над закованными в сталь нукерами. Цепи стягивали руки за спиной, между звеньями, замыкая оковы, были вбиты стальные костыли. Нукеры наклонили копья, за наглазьями стальных масок плескался страх. Илья осмотрелся. В глазах все плавало, но, похоже, его вытащили из рва и скрутили прямо у царского шатра. Наконечники копий уперлись воину в спину, полог был поднят, и он, согнувшись едва не вдвое, шагнул внутрь.

36

Собака русская (тюрк.).

В шатре было темно, плотные кошмы белого войлока не пропускали свет, десяток факелов да дымоход выхватывали из темноты лишь небольшое пространство. У дальней стенки на небольшом возвышении кто-то сидел.

— Подойди, — голос был спокойный и тяжелый.

Илья хорошо говорил по-печенежски — сказалась и долгая служба на Рубеже, и наука верного Бурка. Богатырь шагнул вперед, споткнулся о кошму и упал на колено.

— Неужели такой алп-ер уже не может стоять на ногах? — В голосе послышалась насмешка.

— Это кто там говорит-то? — прохрипел Илья, поднимаясь во весь рост, и вышел на середину шатра.

Теперь богатырь видел того, кто сидел на помосте. Тому было лет сорок, длинные усы и редкая борода свисали на грудь. Одетый в грубый белый халат и синие широкие штаны, он ничем не отличался от простого кочевника, если бы не золотой венец на голове. Лицо казалось обычным, но глаза... Илье случалось смотреть в лицо лютым зверям и лютым людям, даже таким чудам-юдам, что и вспоминать не хотелось, но сейчас он понял, что с трудом удерживается от того, чтобы не опустить взгляд.

— Ты — Калин-хакан?

Илья попытался расправить плечи, но цепи держали крепко. Он расставил ноги пошире, чтобы не шататься, голова болела по-прежнему, хотя уже не кружилась. Во рту скопилась кровь, но плевать на пол в доме, пусть и у лютого врага, было невежественно.

— Ты храбр, — сказал человек — Мало кто может говорить со мной, не пав на колени.

— Тяжко тебе, хакан, — криво усмехнулся неразбитой половиной рта богатырь. — И поговорить не с кем. Ни мужа, ни отрока — одни черви у тебя на дворе.

— Мне не солгали, — тонкие губы степняка расплылись в волчьей ухмылке. — Ты не склоняешь головы ни перед кем.

— Перед Богом склоняю, — ответил Илья. — Ну и из вежества. А большим людям кланяться — спина взопреет. У нас начальных развелось — убивать пора. Так за чем звал-то, сильномогучий хакан? Али просто голову снять нельзя было?

Калин задумчиво кивнул.

— Такие головы, как у тебя, отрастают редко. На десять людей — один сильный, на сотню — стоящий, на тысячу — верный. Но подобных тебе я не встречал. Твой князь богат и славен, но он не умеет ценить своих воинов. Вечное Синее Небо лишило его разума, а скоро лишит и земель. И отдаст эти земли мне.

— Вечное Синее Небо? — Илья посмотрел наверх, откуда сквозь дымоход лился солнечный свет. — Это Небо? И согнать орды вместе — тоже Синее Небо? И непокорных ханов сажать на колья — тоже Небо?

— Неповиновение — наказывается. Послушание — вознаграждается. Слушай меня. Тем, что ты вышел один против всей моей орды, ты доказал, что ты — смелый и верный алп-ер. Но удача уже оставила твоего князя, он проиграл еще до битвы. Ты сам видел мое войско. Что есть у князя? Завтра падет Киев. К осени я заберу все земли Владимира и буду здесь зимовать. А дальше — Рум, Угория [37] , земли франков, пока наши кони не встанут на берегах последнего из морей. Над великой державой моей никогда не зайдет солнце! Служи мне — и получишь свою долю добычи и славы! Буду у сердца своего держать тебя. Будешь по правую руку сидеть, из одной чаши со мной пить, один кусок мяса есть!

37

Венгрия.