Имеет свойство яда

Олег отвечал не менее жарко. Отодвинуться? Да, конечно. Прям сейчас вот. Плевать на все. Ему не хотелось отрываться, целовать, дышать через срывающиеся стоны, прижиматься и даже не чувствовать, что мягкий широкий подлокотник кресла немилосердно впивается в ногу. Черт, страшно неудобная поза. Ну да ладно. Не об этом сейчас…

Пальцы Сокольского скользнули по шее, легонько надавливая и поглаживая, убирая напряжение из застывших мышц.

Олег огладил ладонями его плечи, провел руками по спине. Ни о чем не хотелось думать. Только целовать, чувствуя, что сам начинаешься потираться всем телом, не отдавая отчета, как это выглядит со стороны. Впрочем, это такая мелочь. Его сюда позвали явно не смотреть.

Время превратилось в тягучий медовый янтарь. Словно кто выплеснул коньяк и дунул на него морозным дыханием. А весь хмель осел на коже Сокольского золотой дурманной пыльцой и теперь хочется собрать ее губами, языком, вдохнуть и счастливо расхохотаться.

Дыхание стало чаще. Господи, почему эти пуговицы не поддаются?

Сокольский все же тихонько засмеялся:

— Не спеши, — шепнул, обжигая мочку уха и шею.

Рассмеяться захотелось и самому от нелепости ситуации. Однако как не спеши-то? Когда хочется просто до одури и весь здравый смысл исчез куда-то? Если еще совсем недавно был всего лишь обходной маневр, то теперь кроет так, что уже не соображаешь, что делаешь. И вот рубашка оказывается где-то на полу.

Сложен был Сокольский великолепно, у Олега перехватило дыхание при виде обнажившихся плеч, груди, пресса… Ладони сами потянулись вперед, приласкать огладить, обвести ореолы коричневых сосков. А потом приникнуть губами к шее и опуститься ниже, пробуя кожу на вкус.

Что интересно, его не останавливали. Казалось, Корсар сам затаил дыхание и смотрел, что же будет дальше. И только после того, как язык Олега заскользил по его ключицам, осторожно вплел пальцы в волосы. Но не сжимал и не давал понять, что надо отодвинуться и что-то изменить.

Олег откровенно шалел от запаха разгоряченной кожи стискивавшего его в объятиях мужчины и не собирался останавливаться.

— Кто бы мог подумать, — шепнул Сокольский, подцепил лицо Олега за подбородок и поднял лицо.

От взгляда окатило жаром. Голодный хищник, с усилием сдерживающийся зверь, которого не в меру раздразнили и он вот-вот сорвется. Олег сглотнул. Серебро взгляда гипнотизировало. Мысли путались, воздух раскаленной лавой потек в легкие.

Сокольский впился в его губы жестким властным поцелуем. Будто сам хотел убедиться, что все происходит на самом деле. Не отрываясь, распустил узел галстука, стянул рубашку.

— Встань, мальчик, — хрипло шепнул.

"Съест. Съест и не подавится".

Внутри одновременно плеснули страх и предвкушение. Умом он прекрасно понимал, что Сокольский не будет делать ничего такого, что причинит боль или неудобство. Даже в первый раз, даже со связанными руками…

Олег невольно облизал губы. Зря. Вон как выдохнул сквозь зубы. Сейчас же сгребет в охапку и…

Не сгреб. Медленно, словно в насмешку, Корсар стянул с него брюки. Второй раз за вечер. С силой провел по бедрам, сжал ягодицы. Член уже давно стоял, тут возбудиться ничего не стоило, достаточно было только голоса и взгляда. Впрочем, Сокольский в этом плане тоже не отставал. То, что он хотел и хотел незамедлительно, было ясно.

— Ты красивый, — вдруг сказал он, и Олег вздрогнул.

Просто слова, ничего ж такого. Но почему так горят щеки? Сокольский улыбнулся уголком губ. Избавил Олега от последнего клочка одежды, поцеловал, а потом неуловимо быстро развернул. Кресло оказалось спасением. Упереться коленями в сидение и схватиться за спинку. Хоть на немного спрятаться от пронизывающего взгляда, от которого совершенно теряешь всякую волю.

Сокольский ласкал и выглаживал спину, спустился на поясницу. Олег охнул и прогнулся, каждое прикосновение ощущалось нереально остро. Это все, наверно, коньяк, что же еще? А еще возникло странное чувство, что все шло именно так, как запланировал Сокольский. Хотя, бред какой-то, как можно такое планировать и… ах, не останавливайся только…

Губы обжигали шею, Олег старался не стонать, но получалось с трудом. Ладонь Сокольского обхватила член, сжала, провела… раз, другой, третий… Потом легла на живот и замерла. Захотелось разочарованно заскулить, но удалось сдержаться. Только вжался спиной в Сокольского, чувствуя, что тот долго держаться не намерен.

Ладонь скользнула выше, к груди, снова замерла, сорвав рваный вдох. Дыхание застряло в легких. Ну же, не издевайся. Потом еще выше, слегка сдавило горло.

— Мне нравится, как ты стонешь, — прошелестел голодный шепот, и внутри все скрутилось жгутом от возбуждения.

Пальцы обвели по контуру припухшие от поцелуев губы, медленно и осторожно. Но с каждой секундой все сильнее, наконец-то, надавили, заставляя приоткрыть.

— Оближи.

От еле слышного приказа-просьбы по коже пробежали мурашки. Иначе ведь никак, под рукой ничего другого нет. Поэтому не только облизать, но и легонечко втянуть в рот, чтобы услышать, как позади Корсар глухо охнул. Не минет, конечно, но Олег постарается. И плевать, что после секса будет с трудом ходить. Оно того стоит.

— Как… старательно, — отметил Сокольский. — И все сам…

Но тут же ойкнул, когда Олег прикусил — несильно, но ощутимо. Нечего умничать в такой момент. Не один ты тут…

Однако ответом был весьма довольный смех. Пальцы выскользнули изо рта, голову повернули набок. Ртом вновь завладели, не давая ни поспорить, ни возразить. Да и плевать, неважно. И все же отчаянно всхлипнул, когда Сокольский начал аккуратно его растягивать, поглаживая и отвлекая.

— Вот так, мальчик, — выдохнул он в губы, — расслабься.

Кажется, это длилось невыносимо долго. А, может, и быстро. Олег не соображал, сколько прошло времени, хотелось уже умолять и просить, чтобы прекратил эту сладкую пытку и взял. Но Сокольский явно знал, что и как делать. И торопиться не собирался. А потом вошел, неторопливо и уверенно, притискивая к себе так, словно Олег мог сбежать.

Не мог. Удалось только застонать и вцепиться в спинку кресла. А потом Сокольский двинулся, вперед — до самого упора, и Олег все же всхлипнул. Медленно — назад, заставляя изгибаться и вжиматься всем телом, требуя большего.

— Какой ты ненасытный, — тихо рассмеялся на ухо Корсар. — Что в удовольствии, что в работе. — Вдох, толчок. — Подумай, мальчик, кстати, об этом. — Еще вдох. — Мое предложение в силе. Хорошие юристы на дороге не валяются.

С каждым движением мозг отключался, чтобы хоть как-то достойно ответить:

— Не на дороге, только в кресле.

— О-о-о, — довольно протянул Сокольский, — знаешь, есть очень много мест, которые…

А потом резко стало не до разговоров. Удовольствие захлестнуло волной, руки соскользнули со спинки. Оргазм накрыл невероятно сладко и остро, все вокруг испарилось и стерлось, став совершенно ненужным.