Имеется точный адрес

И вот уже нет никакой тарелки. Один я на астероиде…

Но одиночество мое длилось недолго. Не успел мысли в по рядок привести, гляжу – появляется она снова, родимая, и мой коллега-пришелец опять топает по златоносным камням и возникает у меня в кабине. Выручай, говорит, друг. Горючее у меня кончилось.

Знаете, есть такая детская забава – пуговица на ниточке. Тянешь нитку за концы, а пуговица вращается – то в одну сторону, то в другую. Вот и пошла эта самая пуговица крутиться в обратную сторону.

Попросить-то нетрудно, но что я могу? Позволит ли техника? Начинаю выяснять, какое питание требуется для его машины. Вдруг у меня этого продукта на борту тонна, да не подозреваю я о его подлинном назначении?

Прямо так его и спросил. Чтобы понятнее, без всяких там парадоксов. Он в ответ произносит слово, которого я не запомнил, хоть и имею способности к языкам. Слишком уж не по-человечески звучит. По-птичьи как-то.

– А что это за вещество? – спрашиваю. – Попроще нельзя? По-нашему, по-людски?

– Нет, – говорит он мне, – невозможно. Для этого вещества нет слова в ваших диалектах. Даже фантасты его не придумали.

– Так, – говорю. – Откуда же я возьму вещество, для которого даже названия нет?

Призадумался он и думал несколько минут подряд…

– Да, – говорит. – На нет и суда нет. Что ж, покажите – ка мне свою станцию связи. Я переговорю с Центром, сюда пришлют ремонтную бригаду, и все завершится наилучшим образом.

– А у вас что, – спрашиваю, – разве нет своей станции?

– Есть, – говорит. – Только она ведь на том же самом ра ботает.

Словом, все источники питания у него иссякли. Делать нечего, показываю рацию. Пусть пользуется. В конце концов, я в соответствии с правилами действую. Оказываю посильную помощь потерпевшим кораблекрушение. В законе не сказано, что он относится только к людям. Не знаю, откуда пошло. Даже прецедент был, когда наши какого-то американского шимпанзе выручили.

Ну ладно. Ковыряется этот потерпевший кораблекрушение пришелец в рации, а потом поворачивается ко мне. Эффект ковыряния, судя по лицу, – ноль.

– Что-то никак не пойму, – говорит, – где тут у вас подключается гипердиапазон?..

– Гипердиапазон? – спрашиваю.

Призадумался он вторично. Основательно призадумался, фундаментально.

– Это что же? – говорит. – Выходит, у вас тут одни радиоволны? Которые со скоростью света распространяются?

– Точно, – говорю. – Триста тысяч километров в секунду. А далеко отсюда Центр?..

– Сто пятьдесят световых лет. Вот ведь невезение! Три ра за зарок давал – не связываться с первобытными культурами, и снова влип! Как нарочно!..

Жалко мне его стало. Все-таки из-за меня пострадал. Не откликнись на мой SOS, может, и хватило бы ему этого птичьего вещества до Центра, а то и дальше.

– Не убивайтесь, – говорю я ему. – Возможно, все обойдет ся. Уровень-то у нас невысокий, зато темпы экспоненциальные. Вдруг изобретем для вас что-нибудь в скором будущем?

Лицо у него немного прояснилось. Начал прикидывать что-то в уме.

– Так, – говорит, – сейчас у вас радиоволны. Дайте сообразить. Вам не хватает того, этого и этого самого. Ровно через 134 года изобретете.

– Плохо, – говорю я. – Значит, и волна до места добежит, и сделаем мы это горючее примерно в одно время. Заколдованный круг.

– Ничего себе заколдованный! – говорит. – 150 минус 134 получится шестнадцать лет, срок немалый. Договоримся так. Сейчас улетайте домой, а через 134 года, когда на Земле синтезируют необходимое мне вещество, возвращайтесь и подбросьте мне его граммов сто пятьдесят – двести.

Я, конечно, слегка опешил.

– Так я же к тому времени умру.

– Да, досадно, – говорит. – А я и забыл про это ограничение.

– Может, передать вашу просьбу в соответствующие инстан ции? – говорю я ему, прогоняя всякие мысли. – Тогда через 134 года это птичье вещество кто-нибудь другой привезет, не я. Вам-то, по-моему, безразлично, кто его привезет.

Он опять недоволен.

– Не хотелось бы. Начнут экскурсии водить, глаза пялить. Неприятно мне будет. Я ведь не жираф и не носорог.

– Вас и так обнаружат, – успокаиваю я его. – Найти вашу посудину легче легкого. Вон она какая заметная, издалека видн о. Особенно через локатор.

– Замаскируюсь, – говорит он. – Сам стану невидимым и аппарат невидимым сделаю – нипочем не отыщут. На невидимость энергия не требуется. Нет, ничего мн е от вас не надо, никакой помощи. Шестнадцать лет так шестн адцать, лучше я радиограмму пошлю. Жалко, что у вас темпы такие низкие. Прогресс ведь не ускоришь.

И подпрыгивает до потолка. До сих пор там, по-моему, вмя тина.

– Эврика! – говорит. – Сделаем так. Я подбрасываю вам одну плодотворную научную идею. Можете ее опубликовать под своим именем, мне авторство ни к чему, да оно мне и не принадлежит. Эта идея подхлестнет ваш технический прогресс, и тогда на Земле изобретут нужное нам вещество в десять раз скорее.

– Это еще зачем? – спрашиваю. Вот тебе и арго для арго навтов! Договорились!..

– Как зачем? – удивляется он. – Я даю идею, и темпы вашего развития увеличиваются. Разве непонятно?

– Вроде понятно, – говорю. – Но дальше-то что?

– Как что? На Земле синтезируют вещество, которое мне необходимо, не через 134 года, а через 13 лет и 5 месяцев.

– Допустим. А что будет дальше?

– Вы привезете мне это вещество и возвратитесь на Землю.

– А вы?

– Тоже возвращусь, – говорит. – Возвращусь в Центр, чтобы доложить о причинах задержки, о выполнении задания и о результатах инспекции.

– То есть о болезни экспоненциального роста, которую вы у нас выявили?

Уязвил я его. Открывает рот, но произнести ничего не мо жет. Полная потеря голоса, как у оперного певца. А я его до биваю, чтобы было понятнее:

– И к нам присылают специалистов – ограничивать наше развитие? Выходит, вы хотите сначала искусственно ускорять наш прогресс, чтобы потом искусственно же его замедлить? Не очень логично это у вас получается.

Задумался он, а потом говорит:

– Да, действительно где-то ошибся. Придется все-таки по радио сигнализировать. Не возражаете?