Именем королевы
Шрифт:
– Куда мы идем? – поинтересовалась Пиппа.
– Уже пришли.
Яго выступил в центр галереи, низко поклонился и еще раз объявил о прибытии лорда Кастелросса.
Затем он подошел к Пиппе и они вернулись обратно, туда, откуда пришли.
– Тебе хорошо видно?
Девушка выглянула из-за мощной каменной колонны и почувствовала, что не в силах пошевелиться, словно рука самого Господа Бога пригвоздила ее к этому месту.
Она впервые в жизни видела королеву Елизавету, и ее охватил благоговейный ужас. «Вот оно, – подумала она, – само воплощение величия. Качество куда более редкое
Елизавета восседала на троне под балдахином, огромном резном стуле. За ее спиной на стене были рядами развешаны щиты.
Все в ее одеянии было продумано до малейших деталей. Пиппе она показалась совсем крохотной, больше напоминавшей Дюймовочку, окруженную прекрасными цветочными лепестками.
Накрахмаленный белый воротник обрамлял лицо, нити жемчуга и драгоценных камней украшали ее высокую прическу из рыжеватых волос. С того места, где стояла Пиппа, лицо королевы больше походило на белую маску, в прорезях которой светились изворотливым умом черные глаза.
Как завороженная Пиппа отделилась от колонны и стала протискиваться поближе к трону. Яго что-то прошипел ей, но она его не послушала. Она нашла местечко в тени, откуда ей были хорошо видны профиль королевы и проход к трону.
Глухие удары барабанов и переливы волынок донеслись из приемной. Суровая поступь ни разу не сбившихся марширующих ног.
Черные глаза Елизаветы вспыхнули.
– Роби, что бы это значило? – Королева наклонилась к человеку, стоявшему подле трона.
– Граф Лестерский, – прошептал подошедший к ней Яго. – Лорд-канцлер ее величества.
– Знаю. Это он пытался меня арестовать в тот день, когда я встретила Айдана.
Эссекс, заносчивый лорд, который не понравился ей еще на маскараде в доме Дархеймов, стал что-то нашептывать королеве. Перо его нелепой бархатной шляпы задело королевскую щеку.
– С глаз моих, – резко бросила королева. – Я еще не простила вас за то, что вы обставили всех в пантомиме.
Зардевшись, Эссекс отступил на безопасное расстояние.
Отворились тяжелые двери. Даже у Пиппы, внутренне готовой к спектаклю, от неожиданности перехватило дыхание. Ничего не ожидавшие придворные застыли, вытаращив глаза.
В зал вошли вооруженные ирландские пехотинцы, внушавшие страх уже одним своим видом. Эти бородатые воины были одеты в традиционные волчьи шкуры, и каждый из них шел при полном вооружении. У Пиппы закралось сомнение, что королевские покои вряд ли когда-нибудь видели столько палашей и топоров, булав и пик с дубинами.
Королевская стража обнажила шпаги, но на фоне ирландцев местные воины смотрелись потешными солдатиками, одетыми скорее для представления, чем для битвы.
Звуки волынки нарастали, наполняя каждый уголок помещения, и вдруг резко наступила тишина.
Ирландцы выстроились в две длинные шеренги, своим числом затмив охрану дворца.
Затем в арочном проеме появился огромный, сложенный как античный бог Айдан.
Черная грива на его голове отливала синевой при каждом его движении, прядь волос с украшениями вызывающе ярко выделялась на фоне этой гривы. Пиппа еще никогда не видела на лице О'Донахью такого высокомерия. Широкий лоб и умные глаза, высокие скулы и квадратная челюсть.
Чувственные губы и огненный взгляд. Он просто излучал значимость и величие.Он был О'Донахью Map.
Никто из тех, кто видел ирландского вождя сегодня, не сможет забыть этот день. Никто из них не сможет забыть этого человека. Даже королева Англии.
Айдан задержался в проеме арки, чтобы все увидели и запомнили его. Затем он большими шагами вошел в зал, прошел мимо застывших в оцепенении придворных и своего ирландского эскорта, прямо к основанию трона.
К чести королевы, она не произнесла ни единого звука, в отличие от ее придворных дам, которые сгрудились у трона недалеко от Пиппы. Среди них прокатилась волна вздохов, приглушенного шепота, шелеста вееров. Елизавета выпрямилась и невозмутимо ждала. Только брови на белом как мрамор лице чуть приподнялись.
Айдан О'Донахью отбросил плащ на плечо. Сверкнула серебряная брошь, и одним внезапным движением, так что Пиппа даже подумала, что его подстрелили, он пал ниц у трона королевы.
Ирландец распростерся на полу, раскинув руки, словно упавший с небес архангел.
Королева явно не ожидала ничего подобного. Как и все присутствующие, она хотела знать, что означает столь явная демонстрация покорности.
Айдан поднялся во весь рост. Солнечный свет, заливавший зал через высокие арочные окна, подсвечивал его золотом. Вряд ли кому-то специально удалось бы добиться столь драматичного эффекта.
Пиппа почувствовала, как у нее сжимается горло. Никогда не видела она ничего подобного, а ведь ей довелось участвовать в доброй дюжине спектаклей и представлений, где мужчины перевоплощались и в птиц, и в архангелов, и в греческих богов. На ее глазах разворачивалась настоящая драма, но не было никаких иллюзий – ни в костюмах, ни в персонажах. И волнение, охватывавшее зрителей при взгляде на этого настоящего принца крови, стоявшего перед королевой, тоже не было обманом чувств.
И тут ирландец прервал тишину таким ужасающе громким рыком, что присутствующие в ужасе подпрыгнули. Он резко откинул голову и выкрикнул старинный боевой клич, по крайней мере, так показалось Пиппе.
Затем зашагал большими шагами, заложив руки за спину и чуть позванивая шпорами. Свою речь он произносил по-гаэльски, но так пылко и с такой убедительностью, что перевод явно не требовался. Интонациями он передал весь смысл сказанного. Он стоял во главе ирландского народа и правил им по праву.
Кто-то подле Пиппы нервно кашлянул. Она обернулась и увидела Яго, спрятавшегося в тени.
– Что он говорит? – одними губами произнесла девушка.
Айдан говорил с пафосом, иногда делая паузы и дополняя слова жестами. Казалось, он будет говорить вечно.
– Тебе не надо этого знать, – ответил шепотом Яго. – Но самое малое из того, что он говорит, может стоить ему смертного приговора.
– Да поможет ему Бог, – пробормотала Пиппа, вздрагивая при воспоминании о репликах стражников у входа во дворец.
Стоило Айдану прерваться, чтобы перевести дыхание, как стоявший справа от королевы лейб-гвардеец ударил алебардой о пол.
– Милорд, – произнес сэр Кристофер Хаттон. – Ее величество хотели бы, чтобы вы обращались к ней по-английски.