Именем народа Д.В.Р.

На барахле этом и попался вскоре милиции, загремев в предвариловку. Однако следствие затянулось, потом стало в Чите не до Васьки-злодея.

Освободили его уже в семеновское время. Он вернулся в свой дом неподалеку от железнодорожного переезда по улице Засопочной и стал, потихоньку промышляя кражами, держать квартиру для сборищ уголовной братвы и дербанки-дележа награбленного. После тюремных нар от потуг на атаманство почему-то отказался…

Втроем шумно ввалились к Ваське, предвкушая выпивку. Мишка Некрасов дурачливо выхватил револьвер: «Руки вверх!»

— Здорово, хозяин! — весело гаркнул Костя и тут же осекся: помимо Кузьмича в доме был посторонний — у стола на табуретке сидел незнакомый мужик.

— Знакомьтесь, — поспешно сказал Васька вошедшим. — Мой сосед Серега. А это, Серега, мои хорошие знакомые, партизаны!

— А сейчас где служите? — полюбопытствовал сосед Кузьмича.

— В госполитохране! — вызывающе бухнул Мишка-хохленок.

— И разрешения на револьверы имеете? — недоверчиво спросил сосед, с усмешкой оглядывая «партизан».

— Мужики, да это, никак, жаба! — истерично выкрикнул Яшка и подскочил к Кузьмичу. — Ты чо, гнида, себе за соседа выкопал?! Костя! — повернулся он к Ленкову. — Ей-богу, жаба из угрозыска!

— Что-что? — переспросил Серега-сосед, поднимаясь. — Васюха, да это же бандиты! Гони их!

— Я тебе, блядина, щас покажу «гони»! — заорал Мишка и выхватил револьвер по новой. — Выходи, сучье отродье, во двор для распыла!

Кузьмич стоял как вкопанный, не зная, что и делать.

Яшка и Мишка в две руки схватили за шиворот пытавшегося сопротивляться мужика, потащили из избы. На крылечке он упал, Певченко и Самойлов стащили его по ступенькам на землю и принялись пинать ногами, нещадно матерясь. Кузьмич и Ленков застыли на крыльце.

— Люди добрые! Спасите, убивают! — орал несчастный, обливаясь кровью.

Со стороны улицы через забор глянули две женщины.

— Ой, чой делается! Они же Сергея Парфеновича лупцуют! Изверги! Убивают, караул!

— Эй, милиция, сюда, сюда! Человека убивают! — раздался чуть поодаль пронзительный крик. — Милиция-я!

Услышав слово «милиция», Яшка пугливо вскинул глаза на Ленкова.

— Где у тебя выход на зады? — быстро спросил тот у Кузьмича.

— Вон, через калитку за амбаром.

— Миха, брось этого гада! За мной! Разбегаемся, мужики! — скомандовал Ленков и бросил Кузьмичу на ходу. — У Степана, в полночь, на сход.

Тот кивнул в ответ, глядя на неподвижно распростертое тело соседа.

Троица рванула за амбар.

Во двор вбежали причитающие бабы, а через несколько минут появился милиционер Карпов.

— Кто это были? — спросил он у Кузьмича.

— А черт их знает, солдаты какие-то, — буркнул тот еле слышно.

Женщины уже подняли пострадавшего, посадили на ступеньку крыльца. Утирая с лица кровь, он, охая и чертыхаясь, сполз на карачках со ступеньки, добрался до слетевшего с ноги валенка, уселся прямо на землю, накручивая портянку и натягивая валенок.

— Я тут рядом живу, — поднял к милиционеру разбитое лицо. — Пойду до дому, обмою кровь…

— Надо протокол составить, — сказал Карпов, вынимая из-за пазухи большой и мятый блокнот, сложенный вдвое, а из кармана полушубка огрызок чернильного карандаша.

— Начни, вот с него, — потерпевший показал на Кузьмича, — а потом, будь добр, заверни ко мне, а то я не могу щас, голова раскалывается…

— Ладно, заверну, — кивнул милиционер.

Кузьмич показал для протокола, что к нему ворвались какие-то незнакомцы, грозили револьверами, а когда сосед Серега вмешался, то начали его бить.

…Убегая, Костя бросился к линии железной дороги, увидев, как медленно тянется в сторону Читы-II длинный товарный поезд. Тяжело дыша, заскочил на площадку последнего вагона. Даже не почувствовал, как прихватило руки от стылого металла.

Перед вокзалом спрыгнул, углубился в тесные улочки, обойдя вокзал стороною, добрался, наконец, до Старого базара, нырнул в булочную-столовую кривого Ибрагима. Тут не только сытно поел, но и заменил вымазанную в мазуте бекешку на длиннополую шинель, почистил бурки. Пьяно разомлев в тепле укромной комнатушки за общим залом, лениво подумал, что вышло все больно нервно, что вообще-то негоже атаману чесать зайцем… Хотя чего антимонии разводить! Главное — жив-здоров, цел-невредим!

Ленков невольно расплылся в широкой улыбке, но тут же согнал ее с губ, зло подумав, что Яшка-придурок со своими дерганиями чуть было под монастырь не подвел. Выпили, называется, «Чуринской»!..

Глава восемнадцатая

1

Бориска проснулся от того, что жирная туша соседа по нарам — Абрама Емельянова, храпела недорезанным кабаном. И окорока свои Емеля-кабан раскинул так вольготно, что Бориска совершенно не ощущал левую ногу, придавленную спящим соседом.

Мокрый от липкого пота, еще острее почувствовав с пробуждением засилье вшей и клопов, тяжелые запахи камерного быта, Бориска поднял очумелый взгляд, тут же встретившийся с глазами хитро прищурившегося, скалящего зубы Коськи Баталова.

— Ты чо, паря, припадошный, ли чо ли? — ехидно спросил Коська.

— А, чево? — не понял Багров.

— Чево-чево, орал ты, паря, тока што, как оглашенный!

— Да сон, вона, прямо жуть какой, приснился… И пригрезится же, будь она неладна!

— Небось с бабой недочеломкался! — захохотал Коська. — И чо, омманула, ага?

— Но ты, жеребец! Тебе все бабу да бабу подавай! Говорю — жуть снилась…

— Ты, паренек, сновиденье свое мне поведай, — подал из угла от дверей свой дребезжащий голосок дед Евлампий, водворенный в камеру третьего дня. Блаженный какой-то дедок. При знакомстве так и ушел от ответа — за что арестантом стал. Мол, все под Богом ходим, все грешны.

— Расскажи мне, паренек, свое сновиденье. У меня сызмальства дар сны толковать. Авось и твой столкую, а, паренек? Иди, малый, сюды, погутарим.