Иметь и не иметь
Шрифт:
— Послушайте, как ваша фамилия? Вы, кажется, смеетесь надо мной.
— Можете звать меня профессор Мак-Уолси.
— Моя фамилия Лафтон, — сказал высокий. — Я писатель.
— Очень рад познакомиться, — сказал профессор Мак-Уолси. — И часто вы пишете?
Высокий человек посмотрел по сторонам.
— Уйдем отсюда, дорогая, — сказал он. — Здесь все или нахалы, или сумасшедшие.
— Это необыкновенный уголок, — сказал профессор Мак-Уолси. — Но поистине обворожительный. Его называют американским Гибралтаром, и он на триста семьдесят пять миль южнее Каира.
— Я вижу, вы в самом деле профессор, — сказала жена. — Знаете, вы мне нравитесь.
— Вы мне тоже нравитесь, милочка, — сказал профессор Мак-Уолси. — Но мне пора уходить. Он встал и пошел искать свой велосипед.
— Здесь все сумасшедшие, — сказал высокий. — Выпьем еще, дорогая.
— Мне понравился профессор, — сказала жена. — Он очень обходительный.
— А тот, что приходил…
— Ах, он просто красавец, — сказала жена. — Похож на татарина. Жаль, что он такой нахал. У него лицо просто как у какого-то Чингис-хана. Ух, до чего хорош.
— У него нет одной руки, — сказал ее муж.
— Я не заметила, — сказала жена. — Выпьем еще. Интересно, кого мы тут еще увидим?
— Может быть, Тамерлана, — сказал ее муж.
— Ух, какой ты ученый, — сказала жена. — Но с меня довольно этого Чингис-хана. Почему профессору понравилось, что я говорю «мура»?
— Не знаю, дорогая, — сказал Лафтон, писатель. — Мне это никогда не нравилось.
— Я ему, видно, понравилась такой, как я есть, — сказала жена. — До чего мил!
— Ты его, вероятно, увидишь еще.
— Вы его всегда увидите, когда бы ни пришли сюда, — сказал Фредди. — Он тут живет. Он уже две недели тут.
— А кто тот человек, который так грубо разговаривает?
— Тот? А это наш, здешний.
— Чем он занимается?
— Да всем понемножку, — ответил ей Фредди. — Он рыбак.
— Почему у него нет руки?
— Не знаю. Повредил где-то.
— Какой красивый! — сказала жена. Фредди засмеялся.
— Много чего мне о нем приходилось слышать, но такого не слыхал никогда.
— По-вашему, у него не красивое лицо?
— Будет вам, леди, — ответил ей Фредди. — У него лицо похоже на свиной окорок, да еще нос переломлен.
— Фу, какие мужчины глупые! — сказала жена. — Он мне по ночам снился.
— Дурные сны вам снятся, — сказал Фредди. Все это время лицо писателя сохраняло какое-то бессмысленное выражение, которое сходило только в те минуты, когда он восхищенно глядел на свою жену. Нужно в самом деле быть писателем или чиновником Управления общественных работ, чтобы иметь такую жену, подумал Фредди. Господи, ну и страшилище!
Тут в бар вошел Элберт.
— Где Гарри?
— Пошел на пристань.
— Спасибо, — сказал Элберт.
Он ушел, а жена и писатель по-прежнему сидели у стойки, и Фредди стоял у стойки, беспокоясь о своей лодке и думая о том, как у него болят ноги, оттого что приходится стоять целый день. Он сделал поверх цементного пола деревянную решетку, но это не очень помогло. Ноги все время ныли. Зато торговля у него идет хорошо, лучше всех в городе, и накладных
расходов меньше. Ну и чучело все-таки эта баба! И мужчина тоже хорош, если не нашел себе лучшей. С такой даже с закрытыми глазами не рискнешь, подумал Фредди. А заказывают все время коктейли. Дорогие коктейли. И то хорошо.— Да, сэр — сказал он. — Сию минуту.
Вошел загорелый, светловолосый, хорошо сложенный мужчина в полосатой матросской фуфайке и шортах защитного цвета и с ним очень хорошенькая смуглая молодая женщина в белом шерстяном свитере и темно-синих брюках.
— Кого я вижу! — сказал Лафтон, вставая. — Это же Ричард Гордон с прелестной миссис Эллен.
— Привет, Лафтон, — сказал Ричард Гордон. — Не видели вы тут пьяного профессора?
— Он только что вышел отсюда, — сказал Фредди.
— Хочешь вермуту, детка? — спросил Ричард Гордон свою жену.
— Если ты будешь, я тоже выпью. — сказала она. Потом поздоровалась с обоими Лафтонами. — Мне, пожалуйста, пополам, Фредди, французский с итальянским.
Она сидела на высоком табурете, поставив ноги на перекладину, и смотрела в окно. Фредди смотрел на нее с восхищением. Он считал, что она самая хорошенькая из всех женщин, проводивших эту зиму в Ки-Уэст. Лучше даже, чем прославленная красавица миссис Брэдли. Миссис Брэдли уже начинала полнеть. У этой молодой женщины было миловидное лицо ирландки, темные локоны почти до самых плеч и гладкая, чистая кожа. Фредди посмотрел на ее смуглую руку, державшую стакан.
— Как работа? — спросил Лафтон у Ричарда Гордона.
— Идет неплохо, — сказал Гордон. — А у вас как?
— Джеймс не хочет работать, — сказала миссис Лафтон, — он только пьет.
— Скажите, кто такой этот профессор Мак-Уолси? — спросил Лафтон.
— Какой-то профессор экономики, кажется, а сейчас в годичном отпуску или что-то в этом роде. Это приятель Эллен.
— Он мне нравится, — сказала Эллен Гордон.
— Он мне тоже нравится, — сказала миссис Лафтон.
— Он мне первой понравился, — радостно сказала Эллен Гордон.
— О, можете взять его себе, — сказала миссис Лафтон. — Такие примерные девочки, как вы, всегда получают, что хотят.
— Оттого мы такие примерные, — сказала Эллен Гордон.
— Я выпью еще вермуту, — сказал Ричард Гордон. — А вы? — спросил он Лафтонов.
— Можно, — сказал Лафтон. — Скажите, вы идете завтра на вечер, который устраивает Брэдли?
— Конечно, он идет, — сказала Эллен Гордон.
— Она мне нравится, знаете, — сказал Ричард Гордон. — Она интересует меня и как женщина, и как социальное явление.
— Ух! — сказала миссис Лафтон. — Вы выражаетесь почти так же учено, как профессор.
— Не стоит кичиться своим невежеством, дорогая, — сказал Лафтон.
— А с социальными явлениями спят? — спросила Эллен Гордон, глядя в открытую дверь.
— Не говори глупостей, — сказал Ричард Гордон.
— Я хочу узнать, входит ли это в задачи писателя? — спросила Эллен.
— Писатель должен знать обо всем, — сказал Ричард Гордон. — Он не может ограничивать свой жизненный опыт в угоду буржуазной морали.