Имидж

Разговор в приоткрытую внизу дверь: " ...Ну, я же говорю, в шапке! Как у тебя! Ты его разве не встретила? А может быть, он наверх пошел? Он же ищет людей с такой же фамилией..." - "Нет, нет, ты права - действительно, кто-то прошел мимо, я не разглядела... Иди на кухню, Барби. Разбирай покупки. Я сейчас, только посмотрю почту. Я сейчас..."

Вышла на площадку. Несколько минут тишины. Мимо сверху по ступенькам прошла женщина - Андерсон углом глаза увидел полные ноги в резиновых сапожках. Послышался ее нарочито громкий голос внизу:

– Здравствуйте, Варенька. У вас запоры крепкие? Смотрите, не открывайте кому попало. А то ходят разные, дедами Морозами прикидываются. В март-то месяц. Потом вещи пропадают... Аферисты проклятые.
– И, удаляясь, совсем громко: - В наш подъезд, между прочим, сегодня участковый собирался заглянуть!... А у меня зрительная память о-о-очень хорошая!...

Андерсон знает как Барби сейчас стоит: прислонившись спиной к стене, запрокинув голову, пальцы-балеринки трут крашеную панель... Одна из ее обычных поз. Но в настоящий момент он вспомнил конкретное - так она стояла однажды, получив раздраженный ответ: "Нет!..." - на ее очередное навязчивое предложение завести ребенка. Через секунду последовали его обычные шутки, веселые отговорки: "Рано... Вот подзаработаем, уедем с Севера на "Землю"... и т.д....", примиряющие объятия... Но это мгновение - было: глаза, наполненные сиротливой тоской, смуглые пальчики, отчаянно растирающие стенку... Если она сейчас произнесет слово, у него прострелит сердце...

Дверь закрылась медленно. С ровным скрипом. С шорохом трущейся об косяк дерматиновой обивки. С последним хрустом.

Через долгую минуту щелкнул замок. Потом еще.

6.

Дверь балка оказалась открытой. Светлана, вся белая от муки и разметавшихся волос, испуганно застыла около самодельной электрической плитки. На столе лежал противень с сырыми пельменями. Из форточки залетал и таял парной морозный воздух, пахло духами и тестом.

Андерсон медленно разделся и сел на стул у входа, оглядел чистую комнату.

– Не узнаю своей норы. Я туда ли попал?

– Туда, Андрюша. Это я вот... У меня был Варин ключ, ты не знал? Она когда уезжала, занесла мне - вон я на гвоздик повесила. Я знала, что ты сегодня вернешься. Завтра ведь на вахту. Я ставлю воду, будем варить пельмешки?

Она отвернулась, примостила кастрюлю на плитку, вставила вилку в розетку. Долго стояла спиной к Андерсону, приподнимала и возвращала на место большую, не по размеру кастрюли, эмалированную крышку. Он отметил: его старая верная подруга, его "одуванчик", в последнее время перестала краситься - русые волосы, начиная от корней, медленно вытесняли хлопковый цвет. Впрочем, от этого она не становилась менее красивой.

Светлана, не оборачиваясь, заговорила:

– Георгий Иванович ушел от жены, совсем. Пришел ко мне, с чемоданом. Я как была, ключ схватила, пальто накинула, и сюда. У тебя ночевала... Что делать?

Она повернулась. Они встретились глазами.

Он опустил голову.

Она вздохнула. Медленно сняла фартук.

– Пойду, темно уже. Завтра на работу. Не провожай, ты с дороги, устал.

– Останься, рано еще...

– Нет, Андрюша. Не рано и не поздно. Просто пора.

Задребезжала крышка.

Он подошел, наклонил голову, прикоснулся щекой к упругим душистым волосам, прижался лбом к плечу и, цепляя губами пуговицы на мягком домашнем платье, опустился на колени.

– Я даже цветов тебе не привез, что ли... Прости...

Обнял, сцепил ладони за ее спиной, глубоко уткнулся сморщившимся лицом в мягкий живот, со стоном потянул в себя воздух и - загудел, забухал, затрясся в мокрых рыданиях.

"Андерсон, Андерсон, - гладя по свалявшимся волосам.
– Андрей, Андрюша? Какой же ты Андерсон? Прости меня. А я - тебя..."

Потомок царского офицера, сгинувшего от нежелания менять высокий природный образ ради нового, придуманного кем-то, бытия, - Андрей, не справившийся с имиджем, изобретенным ради необычной жизни, - стоя на коленях, уже почти успокоившись и лишь изредка вздыхая и всхлипывая, еще долго не отпускал Светлану.

Пока на его лице не стянула кожу горькая сухая соль...

Пока ее горячее тело не высушило тонкую фланель...

Пока не перестала дребезжать крышка....

Пока не застреляла раскаленной эмалью притихшая было кастрюля.

И отпустил.