Имитатор

Толстяк противно рассмеялся.

– Да почти всё. Папаша вашего сбежавшего кавалера нанял меня покопаться в вашем прошлом, и я уж расстарался.

Эмма побледнела. Герр Лидке, отец Густава, решил узнать о ней всё! О боже – значит, он не собирается уступать мольбам сына и не хочет, чтобы они с Густавом поженились!

– Фамилию вы знаете. Что ещё вам удалось раскопать? – спросила Эмма сухо.

– Ваш отец – Курт Шридер – был перспективным молодым инженером из хорошей семьи. В молодости он часто посещал различные научные конференции и семинары, в том числе и за рубежом. Как-то раз, вернувшись из Будапешта, он сообщил близким, что приехал не один. Девушка была образованной и умела вести себя в обществе, но отец Курта был неумолим, совсем как мой работодатель. – Толстяк ехидно рассмеялся. – Как только папаша Шридер узнал, что матерью будущей невесты была женщина из венгерских цыган, он тут же заявил, что в его доме нет места для Унтерменш 4 . Сынок возмутился, нагрубил отцу и с позором был выдворен из дома вместе с красавицей-невестой. Молодой бунтарь заявил, что девушку не бросит, и в тот же день уволился с завода, на котором проработал без малого пять лет. После этого молодые переехали в Лейпциг, где жила бабка Курта по отцу. Та не стала возражать против свадьбы. Через год родились вы, милочка.

4

Термин у немецких национал-социалистов, обозначающий людей низших рас: евреев, цыган, славян.

– Да прекратите же…

Толстяк наконец-то снял свою ужасную шляпу, пригладил ладошкой сальные волосы и снова заговорил:

– Когда началась Первая мировая, Курт Шридер попал на фронт. Он пошёл служить простым солдатом и погиб при наступлении германской армии на Верден. Тогда вам было около семи. Вы остались с матерью и бабкой. Вы выросли и были уже вполне взрослой девицей, когда ваша мать по собственной глупости стала калекой.

Эмма подавила спазм, вытащила из сумочки платок и зажала его в руке.

Она плохо помнила отца. Ей говорили, что от него она унаследовала белую кожу, открытый лоб, нос и широкие скулы. От матери она унаследовала стать, огромные карие глаза и пышную, чёрную как ночь шевелюру.

Эмма была по-настоящему привязана к матери и очень сильно переживала, когда та, после прихода нацистов к власти, пытаясь спасти старинные книги от поругания в ходе одного из погромов, стала инвалидом. Небольшой городок на севере, в котором они жили, тоже охватила «коричневая чума». Мать Эммы работала в университетской библиотеке, и она не побоялась закрыть собой стеллажи, где хранились многочисленные тома, написанные Томасом Манном, Ремарком, Кестнером и самим Гейне. Парни из Sturmabteilung 5 ворвались внезапно. Мать Эммы пыталась протестовать. Если бы они знали о её цыганских корнях, женщина могла бы проститься с жизнью, а так…

5

.Штурмовые отряды, сокращённо СА. Военизированные формирования Национал-социалистической немецкой рабочей партии (нем.).

Удар кованым ботинком в область малого таза навсегда приковал женщину к постели. Почти год Эмма ухаживала за матерью, но потом та настояла, чтобы Эмма уехала из Лейпцига и перебралась к своей двоюродной тётке.

Толстяк продолжил:

– Потом вы сменили фамилию – не знаю, кто вам сделал документы, да это и не важно – и приехали в Берлин. Видимо, это тогда вы стали осветлять волосы, чтобы никому и в голову не пришло, что в вас течёт цыганская кровь. Кто заподозрит в её наличии такую красавицу, да ещё блондинку?

Эмма слушала молча, прекрасно помня, как бабка, провожая внучку в столицу, обещала ухаживать за матерью и посоветовала красить волосы в белый цвет. «С такими волосами и этими тёмными глазищами ты, несмотря на природную бледность, всё равно смахиваешь на цыганку, – говорила бабка, прощаясь и вручая девушке флакончик с какой-то краской. – Это перекись. Здесь у нас её достать довольно сложно, но в столице с этим у тебя не будет особых проблем. Лучше тебе стать блондинкой, девочка моя, и стать ею навсегда. Если хочешь преуспеть в этой жизни, не повторяй ошибок своих родителей».

В Берлине Эмма поселилась у тётки. Та приняла новоявленную родственницу не слишком-то любезно. Но, устав от постоянного одиночества, не выгнала на улицу. Эмма устроилась работать в военный госпиталь и поначалу переписывалась с бабкой, справлялась о здоровье больной матери, но вскоре письма просто перестали приходить. Когда началась война и возникли перебои с продуктами, тётка стала ещё больше срываться на непрошеной гостье. Поэтому, когда одна из подруг тётки предложила похлопотать перед дворецким полковника Зейлера, чтобы тот помог устроить Эмму горничной в особняк полковника, та поначалу сомневалась. Особенно она испугалась, когда узнала, что Хильберт фон Зейлер занимает должность заместителя начальника группы-2А второго отдела Абвера. Но потом подумала, что, работая на такое высокопоставленное лицо, она не будет подвергаться придиркам со стороны разного рода соглядатаев и шпионов. К тому же Абвер – ведь это не гестапо. Когда Эмма узнала, что ей будет предоставлена одна из комнат особняка, то последние сомнения исчезли. Слишком уж Эмму достала её придирчивая и сварливая тётка, как достали и окровавленные простыни, вонь и смрад военного госпиталя, в котором она работала со дня приезда в Берлин. Работа санитарки не для неё – она определённо заслуживает большего. Так и случилось.

Эмма хорошо помнила и тот день.

***

Как-то раз, когда в свой выходной Эмма решила посетить одни из берлинских скверов, там она повстречала двух своих старых знакомых. Обе девушки работали в том же самом госпитале, где раньше трудилась Эмма.

– Вот так встреча! – воскликнула одна из девушек, когда Эмма неторопливо проходила мимо небольшой решётчатой террасы, увитой завядшим плющом.

Высокая, с пышной рыжеватой шевелюрой и в чёрной шубке из стриженого мутона. Её звали Инга Кале. Она работала старшей медсестрой в отделе хирургии.

– Наша серая мышка совсем не изменилась, несмотря на то что сумела попасть в приличный дом! – смеясь, заявила вторая, чуть полноватая блондинка с ярко накрашенными губами и в сером пальто с воротником из белого песца.

Она тоже работала в хирургическом отделении санитаркой, как и Эмма, но, по её словам, имела жениха из приличной семьи и собиралась замуж. Именно поэтому она никогда не считала Эмму ровней себе. Девушку звали Софи Беккер.

Обе девушки вышли из беседки и преградили Эмме путь.

– Такие как она не меняются, – продолжала Инга. – Ну как тебе новая работа, подруга? Судя по всему, твой новый хозяин не соблазнился на такую замарашку, иначе у тебя был бы совсем другой вид.

Эмма поджала губы и бросила на обеих девиц полный скрытой ненависти взгляд. Если бы у неё были такие наряды, она бы нисколько не уступила по красоте обеим насмешницам! Эмма была одета в старенький клетчатый плащ, из-под которого выглядывала серая вязаная юбка. Свои, как обычно, выбеленные волосы она небрежно прятала под тёмно-синим беретом с вытертыми краями, шерстяные чулки и громоздкие туфли на квадратном каблуке дополняли этот донельзя безобразный образ. Эмма понимала, что на её фоне две встреченные ей девицы кажутся настоящими королевами.

– Похоже, нам сегодня повезло! Точнее – не нам, а нашему драгоценному Густаву, – пробасил невысокий тучный мужчина лет сорока, одетый в чёрный плащ и фетровую шляпу с приподнятыми полями.

Он вышел из беседки и направился к девушкам. Вслед за ним показались ещё двое: темноволосый крепыш с квадратной челюстью и горбинкой на носу и нескладный худощавый молодой человек в круглых очках. Оба были в тёмных коротких куртках спортивного покроя и в кепках.

– Дорогая моя, – продолжал «чёрный плащ», взяв рыженькую Ингу под руку. – Познакомь же нас скорее со своей подругой. Мне не терпится узнать имя этой красавицы.

– Это Эмма, бывшая санитарка из нашей богадельни, – скривив мордашку, ответила Инга и отвернулась.

– Правда, она уже покинула нас и работает у какого-то высокого чина из Абвера, – добавила Софи Беккер.

– Абвер – это хорошо. Абвер – это просто замечательно! Позвольте представиться. – «Чёрный плащ» галантно склонился перед Эммой в поклоне. – Меня зовут Рихард Диггер, я работаю помощником главного конструктора на станкостроительном заводе. А это мои коллеги – Эйнар Мориц и Густав Лидке.