Имитатор

Птицын бросил на Пичужкина взгляд, полный ненависти.

– Моли Бога, дядя, чтобы с моим парнем ничего не случилось!

Пичужкин фыркнул и демонстративно отвернулся. Пока Птицын и Кравец сбег'aли по лестнице, со двора послышались звуки выстрелов. Вылетев из подъезда, Птицын увидел припавшего на колено Антона и убегающего Кастета.

Неужто подстрелил?

Женский визг смешался с треском пистолетных щелчков. Бабы бросились врассыпную. Только старик на костылях не дрогнул и принялся орать и грозить кулаком. Собака, что до сей поры казалась такой равнодушной, подбежала к убегавшему стрелку и принялась кружить вокруг него и истошно лаять. Птицын снова почувствовал резкую боль – теперь уже в висках. Его шатнуло, на мгновение показалось, что он ничего не слышит, двор поплыл, Птицын сбавил скорость и выстрелил на ходу.

Кравец первым подбежал к Антону и плюхнулся на колени. Когда Птицын доковылял до них, он схватился за грудь.

– Нормально всё, товарищ капитан, – хрипел Трефилов. – Ловите этого выродка, а я… ну как-то… короче, нормально всё.

Кравец обернулся:

– Иваныч, ты чего? Опять приступ? Доиграешься ты со своими болячками! В лазарет тебе надо, а ты скачешь. – Он распахнул кожанку Антона, и оба оперативника увидели кровь на рубахе.

– Сильно его?

– Царапина, – отвечал Кравец, – по касательной пуля прошла, но кровь надо остановить.

Птицын почувствовал, как к горлу подступил спазм. Боль в висках словно улетучилась, но наступило то, что всегда так пугало его, порой даже делало жизнь невыносимой. О том, что Птицын не выносит вида крови, знали совсем немногие. Даже Кравец, с которым он столько лет работал бок о бок, этого не знал.

– Оставайся здесь, а я за Пашкой, – прохрипел Птицын, поднялся и побежал.

Кравец что-то кричал ему вслед, но Птицын уже его не слышал.

Пашка был уже далеко. Он нёсся как ошалелый, кепка с его головы слетела, фуфайка распахнулась. Птицын снова выстрелил. Хотел крикнуть: «Стой!», но горло пересохло. Кастет тоже выстрелил, когда пуля пролетела у самого виска, Птицыну сразу стало легче. Он понял, что не всё ещё потеряно, однако дышать становилось труднее. Птицын припал на колено и прицелился более тщательно. В висках стучало, руки ходили ходуном. Паша Кастет был довольно грузным парнем и бежал неуклюже. Лет пять назад Птицын бы догнал этого сопляка, но сейчас…

Эх, Женька, Женька… Похоже, не получится у меня сегодня за тебя поквитаться.

Из-за угла соседнего дома с рёвом вырулил бортовой ГАЗ. Он сделал крутой разворот, едва не сбив случайного прохожего и зацепив телефонную будку. Паша на ходу запрыгнул в кузов, подскочил к переднему борту и хлопнул по кабине. Двигатель взревел ещё громче, машина круто развернулась и помчалась вдоль аллеи. Птицын сделал несколько прицельных выстрелов и упал на колени.

«Сука… сука. Ну погоди! Я тебя из-под земли достану! Достану, чего бы мне это ни стоило. – Птицын поднялся с колен. – Говорил же Еленину, что машина будет нужна! – Однако начальник отказал, заявив, что Воронцов (так звали водителя старенькой „Эмки“) поедет встречать важного представителя из Москвы. Поэтому вчера Птицыну и его операм пришлось добираться до места на трамвайчике. – Чёрт бы побрал этих московских – вон понаехало, весь город переполнили». Птицын сплюнул, вытер ладонью лоб и побрёл назад.

Войдя во двор, он посмотрел на окна дома, где они провели до этого всю ночь и весь день. Из окошка за происходящим наблюдал ухмыляющийся Пичужкин. Птицын вдруг почувствовал упоение: «Радуешься, гнида! Вот ты-то мне теперь за всё и ответишь».

Глава вторая, в которой Птицын общается с красивой, но весьма неприятной особой, а потом получает распоряжение, от которого ему становится не по себе

Когда Птицын в сопровождении участкового на дребезжащем мотоцикле подъехал к серому зданию Управления, расположенному на перекрёстке Рыльской и Управленческого тупика, в коляске по правую руку от него сидела ярко накрашенная девица в сиреневом пальто с лисьим воротником и в изящной бархатной шапочке. После того, как Птицын ввалился в её маленькое жилище, Лыскина только и твердила, что ничего не знает, а вещи, найденные у неё Птицыным, – не краденые. Ей подарил их знакомый – майор авиации, который на днях убыл на передовую.

По дороге в Управление Лера Валерьевна намного поутихла. Она сидела молча и только зло шипела и косилась то на участкового, то на скрипящего зубами Птицына. Сейчас же, добравшись до места и увидев вокруг народ, способный понять её возмущение, снова принялась голосить.

– Веди её в дежурку, старлей, – сказал Птицын участковому, пропуская женские крики через себя, как через сито.

– Оформлять по подозрению в хранении краденого? – спокойно уточнил участковый.

– Пока да, но… думаю, скоро мы этой барышне ещё статей прибавим.

Он одарил Лыскину улыбкой, от которой у той на пару мгновений свело язык.

– Да как вы смеете?! Всё, что вы у меня нашли, куплено на честно заработанные. Часть вещей – это подарки, я же вам уже сто раз это говорила, – очухавшись, снова разоралась подруга Кастета.

– Когда протокол составим, её куда? – всё так же равнодушно спросил участковый. – К вам в кабинет?

– Да на кой она мне? Пусть в «обезьяннике» сидит, – выдохнул Птицын. – У меня от её визгу уже голова болит. Вот когда охрипнет и орать не сможет – тогда, глядишь, я её к себе и приглашу… На душевную, так сказать, беседу. А пока нет… Цацки, что у неё нашлись, – краденые, понятые протокол изъятия подписали…

– Да как вы… да как вы смеете?! Не было никаких понятых! Этот ввалился ко мне, – Лыскина ухватила участкового за рукав, – стал угрожать, вопросики свои мусорские задавать, рожа ментовская! Да я тебя за это… Беспредел!

– Напрасно вы так, Лера Валерьевна. За оскорбление сотрудника вам ещё дополнительно кое-что приписать можно, и за сопротивление… А протокол обыска – вот он. – Птицын помахал перед лицом девицы помятым листком. – Здесь и перечень краденого, и подписи понятых. На пятерик, думаю, потянет.

– Люди добрые! – ещё громче завопила Лыскина. – Да он же бумаженцию эту сам нацарапал, а подписи те тот, второй, мент собрал. Прошёлся по соседям и заставил на клочке этом загаженном расписаться. Не было у меня в квартире никаких понятых! Бумажку соседи так подписали, потому что жидёнок их принудил. Да-да, соседка моя Валька и ухажёр ейный! У-у-у… суки продажные!

Птицын зевнул, ещё раз помахал перед лицом Лыскиной протоколом и, довольный собой, направился к зданию. В скверике он увидел тёмно-зелёную «Эмку», на которой обычно ездил его личный водитель Дима Воронцов. Птицын тут же сдвинул брови и, сжав кулаки, поднялся по ступенькам.

Ну, Ворона, только попадись ты мне на глаза…

Подумав про Воронцова, Птицын тут же вспомнил свой инцидент с Пичужкиным.

«Может, и вправду не надо было трогать этого скотоложца?» – размышлял Птицын. Когда он в очередной раз оказался в его квартире – влетел туда как бешеный, – Пичужкин светился как новенький полтинник. Тогда он ещё не знал, что улыбку эту ему тут же сотрут. Если бы Кравец не вмешался, Птицын, наверное, удушил бы толстяка.

Птицын первым делом ударил ногой кошку. Не сильно ударил – понимал же в душе, что бедная скотина ни в чём не виновата, ударил для того лишь, чтобы подзадорить хозяина. Когда Пичужкин разразился визгливым негодованием, Птицын съездил ему кулаком в ухо, а потом, словно озверев, вцепился пальцами в горло. Когда Птицына оттащили, Пичужкин, который оказался мужиком совсем не робкого десятка, принялся орать и грозить, что будет жаловаться. Птицын тут же успокоился, послал любителя кошек по известному адресу и покинул его квартиру, напоследок сильно саданув кулаком в дверь.