Иммануил Великовский
Шрифт:
История науки не знала такого количества открытий, сделанных различными учеными в относительно непродолжительный отрезок времени, подтверждающих какую-либо одну гипотезу. Но никто из ученых, получивших удивительные и неожиданные результаты, не удосужился упомянуть Великовского, предсказавшего эти удивительные и неожиданные результаты. Название тому — непорядочность.
Но в непорядочности нельзя упрекнуть всех американских ученых.
В декабре 1962 года в журнале «Science» появилось письмо двух видных профессоров:
«В свете последних открытий радиоволн Юпитера и высокой температуры поверхности Венеры мы считаем должным и справедливым сделать следующее заявление. 14 октября 1953 года Иммануил Великовский, обращаясь
Б. Ф. Бурке и К. А. Франклин из Института Карнеги объявили о случайном обнаружении сильных радиосигналов, излучаемых Юпитером. Они принимали сигналы в течение нескольких недель, прежде чем идентифицировали их источник.
Это открытие явилось сюрпризом, потому что радиастрономы никогда не предполагали, что такое холодное тело, как Юпитер, может излучать радиоволны.
В 1960 г. В. Радхакришна из Индии и Дж. А Робертс из Австралии, работавшие в Калифорнийском технологическом институте, определили существование радиационного пояса, окружающего Юпитер, „дающего в 10}4 раз больше радиоэнергии, чем дает пояс Ван Алена, окружающий Землю“. 5 декабря 1956 г. благодаря любезности Г. Г. Гесса, заведующего кафедрой геологии Принстонского университета, Великовский представил меморандум Американскому Национальному Комитету Международного геофизического года, в котором он предсказал существование земной магнитосферы, достигающей Луны.
Получение меморандума было подтверждено Е. О. Гельбуртом из Комитета.
Магнитосфера была обнаружена Ван Аленом в 1958 году.
В последней главе „Миров в столкновениях“ (1950) Великовский заявил, что поверхность Венеры должна быть очень горяча, хотя в 1950 году было известно, что температура поверхности облаков Венеры -25 °C как на дневной, так и на ночной стороне».
В письме излагается, как ученые еще до 1959 года считали, что температура поверхности Венеры, только немного выше средней температуры Земли.
«Однако, в 1961 году стало известно, что температура поверхности Венеры почти 600 градусов (К). Ф. Л. Дрейк описал это открытие, как „сюрприз… в области, где менее всего ожидали сюрпризы“. „Мы могли бы ожидать температуру только слегка выше земной… Источники внутреннего нагревания (радиоактивность) не произведут повышения поверхностной температуры“. Корнель X Майер писал: „Все наблюдения совпадают и говорят о температуре почти 600 градусов“ и допускает, что „температура значительно выше, чем кто-либо мог предсказать“.
Хотя мы не согласны с теорией Великовского, наш долг сделать это заявление, чтобы установить приоритет Великовского в этих двух пунктах и предупредить, в свете этих предсказаний, что другие его заключения следует объективно проверить.
В. Бергман, кафедра физики Принстонского университета, Принстон, Нью-Джерси Ллойд Мотц, кафедра астрономии Колумбийского университета. Нью-Йорк».
Письмо Бергмана и Мотца, опубликованное в «Science», все же не изменило отношения ученого мира к Великовскому. Когда он послал в «Science» свою статью «Некоторые дополнительные примеры правильных прогнозов», редактор Филипп Эйбельсон
возвратил ее, даже не прочитав.53. ПРОБУЖДАЕТСЯ СОВЕСТЬ НАУЧНОЙ АМЕРИКИ
Несколько раз молодой профессор Стечини упоминал имя Великовского в беседах с Альбертом де Грация, издателем и редактором «American Behavioral Scientist», журнала издающегося в Принстоне. Он говорил о революционных теориях выдающегося, но непризнанного ученого, о позорном поведении научного истеблишмента, а вслед за ним — научной общественности.
Случилось так, что, обремененный семьей, тяжелой работой армейского психолога, получением профессуры, организацией журнала и еще сотней дел, де Грация не заметил бури, связанной с «делом Великовского». Даже имя это, несколько странное для американского уха, было ему не знакомо. А что касается гонений и прочего, то мир переполнен подобными историями, и респектабельному научному журналу не следует ввязываться в какие-то сомнительные споры. …В тот вечер супруги де Грация были в гостях у его брата. Уже попрощавшись, де Грация случайно заметил книгу «Эдип и Эхнатон». Автор — Иммануил Великовский.
Фамилия показалась ему знакомой. Да, конечно, он слышал ее от Стечини. Де Грация взял у брата книгу и, возвратившись домой, решил перелистать ее. Он изрядно устал и сегодня не был намерен читать. Но он не мог оторваться от книги, пока не дочитал ее до конца.
Уже утром, закрыв книгу, профессор психологии прежде всего подумал о том, какого масштаба психолог был способен создать такой труд. Мало того. Какая глубина знаний истории, классической литературы, искусства древнего мира! Какой язык и стиль изложения!
В тот же день де Грация позвонил Стечини и попросил познакомить его с Великовским. Благо, все они жили в Принстоне.
Общение с этим человеком произвело на де Грация еще большее впечатление, чем написанная им книга. Глаза за стеклами очков поражали необычным сочетанием юношеского блеска и печальной усталости. Эффект усиливался, когда Великовский поднимал очки на высокий лоб, обрамленный мягкими седыми волосами.
Узнав, что гостя интересует история восприятия его теории, Великовский широким жестом больших рук показал на папки, аккуратно стоящие на полке, на письменный стол и сказал:
— Пожалуйста, здесь вы найдете все, что может вас интересовать.
Через несколько дней де Грация уже не мог думать ни о чем другом, кроме «дела Великовского». Никогда в истории науки не было более документированного доказательства борьбы революционного нового с ортодоксальными взглядами. Де Грация познакомил с Великовским своего соредактора Ральфа Юргенса, и вместе со Стечини они решили посвятить «делу Великовского» один из выпусков «ABS». Это был сентябрьский выпуск 1963 года.
В какой-то мере он пробудил совесть научной Америки.
Месяцем раньше, в августе 1965 года в журнале «Харпер'с» была опубликована статья Эрика Лараби «Ученые в столкновениях». Сейчас, 13 лет спустя, у Лараби появилась отличная возможность взять реванш за издевательства со стороны ученых, которым его подвергли за статью о «Мирах в столкновениях». Научные открытия последних лет, подтверждающие теорию Великовского, создали очень удобную позицию для этого.
Тринадцать лет назад на статью Лараби немедленно отреагировал директор обсерватории Гарвардского университета Харлоу Шапли. Сейчас на статью Лараби незамедлительно отреагировал директор обсерватории Гарвардского университета Дональд Менцель. Письмо Менцеля в «Харпер'с» было настолько оскорбительным для Лараби. что автор, то ли сам подумав, то ли посоветовавшись с думающими людьми, сразу же попросил редакцию вернуть ему его произведение, послав взамен другое письмо, более оскорбительное для Великовского, чем для Лараби. Редакция «Харпер'с» была вынуждена убрать наиболее неприемлемые фразы, прежде чем опубликовать это письмо в декабрьском номере.