Иммунитет Вселенной (Путь Знахаря)

Начиналась уже осень, когда он снова пришел к Пелагее. На этот раз решил: последний раз испытывает судьбу. Сейчас - или никогда. Прогонит снова его Пелагея - значит, обманул его рок, значит, ложный путь истинным прикинулся, и ни к чему более усердствовать в своем заблуждении...

Пелагея ждала его у задней калитки. Словно знала, что именно в этот миг он к ней и явится. А он и не заметил ее, пока продирался сквозь густые еловые ветви. Когда заметил, поздно было: ни слова ни говоря, старуха схватила его за ухо неожиданно сильными пальцами. Хотел было вырваться - да не смог. А она его уже в дом тащила. Дальше сеней, впрочем, не пустила. На лавку швырнула, сама напротив села, глазами - молниями насквозь будто прожгла. Он за ухо горящее и распухшее сразу схватился, а она, глазами зыркать продолжая, сурово бросила: "Чего надо, малец? Чего ходишь, высматриваешь? А ну отвечай! Кто послал?"

"Никто не послал, - превозмогая боль и страх, Дмитрий посмотрел ей прямо в глаза. И неожиданно для себя сказал вдруг то, о чем даже сам с собой вслух сказать не решался: "В ученики возьми! Не уйду, пока учить меня не согласишься!"

"В ученики - и... Ишь чего захотел...", - глаза старухи уже не метали молнии, в них сверкали лукавые искорки. Она неожиданно протянула руку и отвела ладонь Дмитрия, которой он все еще держался за пострадавшее ухо. Ухо не горело и не болело, и уже не было красным и распухшим. "В ученики, говоришь?
– размышляла вслух старуха, продолжая разглядывать его ухо, и по - прежнему лукаво заглядывая в глаза, словно испытывая его. И вдруг сказала: "А возьму! Внуков у меня нет своих, а мастерство и впрямь передавать надо. Только, знаешь, пеняй на себя. Спуску давать не буду. Сейчас домой иди. Завтра придешь, на рассвете. Да по земле - то не ползай, как уж. И под окнами не прячься. Калитку парадную открою для тебя. С главного крыльца войдешь, а не с задворков".

Ошарашенный, он вернулся тогда домой. Матери рассказал все как есть. Мать была ошарашена не меньше его. А потом сказала: "Ну что ж... Знать, судьба у тебя такая. В кого ты такой - не знаю. Но судьбе своей противиться - грех... Ступай, благословясь. А отца не бойся. Поговорю с ним, объясню все сама. Он поймет, препятствий чинить не будет. Добром все решим".

Тогда он не знал еще, что впереди - долгих семь лет, наполненных тяжелым трудом - ибо труд учения ведовству и лекарскому мастерству был поистине тяжек. До сих пор Дмитрий помнил, как в первый же день своего ученичества пошел он с Пелагеей в лес, а там завела она его в дебри, да и бросила. Сейчас - то он понимал, что не бросила она его - просто вид сделала, что бросила, что это и было его посвящение в ученики, да и испытание его возможностей, проверка его силы. Но тогда он этого не знал и испугался не на шутку.

Лес был густой и темный и казался мертвым. Ни шороха, ни звука - лишь зловещая тишина. "Пелагея - я - а!
– кричал Дмитрий, в растерянности перебегая от одной огромной густой ели к другой, то и дело спотыкаясь о кочки.
– Пелагея! Где ты?!"

А потом он внезапно успокоился, поняв, что кричать бесполезно. Он заблудился, и она не откликнется, и искать его не будет. А успокоившись, метаться перестал, и присел на кочку у дерева. И вдруг понял, ощутил: лес - не мертвый. Он живой. И вовсе не враждебный. Лес смотрит на него живыми глазами. И хочет ему помочь.

Где - то над ухом защебетала птичка. "Будь здоров! Будь здоров!" - почудилось Дмитрию в этом щебете, и он невольно улыбнулся: "Лучше бы подсказала, как мне отсюда выбраться!". "За мной! За мной!" - вдруг защебетала птичка, словно откликнувшись на его просьбу. И с веселым этим щебетом вдруг упорхнула куда - то, в просвет между деревьями. Дмитрий, вскочив, бросился в том же направлении. И тут деревья расступились, и перед ним предстала поляна, освещенная солнцем. Он даже засмеялся над своим недавним страхом - вот глупый, решил, что в сплошной лесной чащобе заплутал, а здесь поляна рядом, и лес расступился. На поляне еще не отцвели последние осенние цветы, и местами еще зеленела трава. Травинки качали пушистыми колосками то тут, то там, вот кивнули головой белые и розовые шапочки тысячелистника, шевельнулись высокие сухие заросли борщевика... Среди полного безветрия вдруг словно волна прошла по поляне, и в этой волне снова ему зов почудился: "Сюда, сюда!" Осторожно ступил он на поляну, сначала нерешительно, потом все более уверенно зашагал по ней, будто кто - то незримый ему путь указывал. А когда дошел до края поляны, только в лесок вошел - уже не густой, не темный еловый, а березовый, прозрачный - как снова деревья расступились, и местность показалась ему знакомой. Вот тропинка... Конечно, этой тропинкой они сюда и шли вместе с Пелагеей! Уже весело и беспечно, насвистывая себе под нос, зашагал он по тропинке, и вскоре показался глухой Пелагеин забор, а Дмитрий твердо решил, что пройдет мимо этого забора, домой отправится изведанной уже дорогой, ведь Пелагея бросила его в лесу, а значит, отказалась от него...

Но Пелагея прямо перед ним как из - под земли выросла. За руку схватила, повела к калитке. Он пытался вырваться, да не тут - то было, Пелагея только крепче сжала неожиданно сильную ладонь. Во двор привела и указала на крыльцо: "Садись". Сама рядом села и заглянула в глаза - строго так и серьезно, и сказала торжественно: "Ты урок прошел. Дар у тебя есть. Не ошиблась я, взяв тебя в ученики. А ты напугался, небось?" "Нет!" - он упрямо мотнул головой. "Напугался, вижу...
– старуха первый раз улыбнулась, и улыбка ее оказалась на удивление светлой, не вяжущейся с ее строгими, мечущими молнии глазами.
– Да недолго страх твой длился, верно? Потому что ты токи природы почувствовал. Голос леса услышал. И голос этот вывел тебя, верно?" "Верно...
– удивленно ответил Дмитрий, гадая, как старуха могла узнать, что именно с ним происходило в лесу.
– А что за токи природы такие?" - глаза его вдруг загорелись от предчувствия тайны, которую предстоит раскрыть. "Узнаешь со временем, - Пелагея продолжала улыбаться.
– Учить тебя буду. Обучу всему, что сама знаю. Но вижу: ты дальше меня пойдешь. Большой Дар дан тебе, большая сила. Но и спрос с тебя большой будет".

На следующий день Пелагея вновь повела Дмитрия в лес. "Не боись, не брошу, - усмехнулась, зовя его в дорогу.

– А брошу, так сам выйдешь. Теперь знаешь - тебе это по силам..."

Задачу Пелагея поставила перед ним, казалось, непосильную: найти на поляне лечебные травы. И не лишь бы какие, а те, которые и осенней порой силы свои целительные еще не потеряли. "Как это я их найду?
– воспротивился было Дмитрий.
– Я травам не обучен, никогда не видел, как их ищут..." "А чутье твое на что?
– хитро прищурилась Пелагея.
– Токи природы хочешь узнать? Вот и попроси растения, авось и подскажут..."

Вот и пошел Дмитрий по поляне, чувствуя, как пристально смотрит Пелагея ему в спину, снова будто испытывая его. Шел он от травинки к травинке, от цветочка к цветочку, но пока они ничего ему не говорили. Молчала поляна... И вдруг вспомнил Дмитрий тетку Любу, вылеченную Пелагеей. Вспомнил, как была она больная, еле ноги носила, и как молодой и здоровой снова стала. "Как? Как это произошло?
– сам собой застучал в мозгу вопрос.
– Какими лекарствами она ее лечила?" И вдруг - в ногах словно легкость какая - то появилась, и они сами понесли его по поляне, вперед, вперед, дальше... Да! Вот оно. Перед ним был маленький кустик. Ничем не примечательные с виду листочки, уже тронутые осенней желтизной. И ягоды - мелкие, черненькие. Странно, но кустик показался Дмитрию живым. Он протянул к нему руку - и тот час же отдернул: ее обдало незримой упругой волной, и словно иголочки пробежали по ладони. "Вот!
– закричал он радостно, оборотившись в сторону, где стояла Пелагея. И, поддавшись внезапному озарению, добавил: "Ты этой травкой тетку Любу вылечила!" И такой восторг он испытал вдруг от своего открытия, что начал подпрыгивать на месте, вскидывая руки над головой, и выкрикивая что - то нечленораздельно - радостное...

Пелагея кивала головой, улыбалась одобрительно: "Дите, как есть дите... Но дите толковое. Знать, заслужила, старуха, на старости лет радость такую..."

Однако Дмитрию она этой своей улыбки не показывала. Нечего баловать, а то возгордится еще... Правда, в глубине души она знала - не возгордится. Не было этого в их роду никогда. Да и вообще - то редко встречался порок этот. Разве что у злодеев, да и кто их в последний раз видел то, злодеев этих? Мир теперь добр, спокоен, напоен мудростью и любовью. И именно поэтому, наверное, могли и стали рождаться в нем такие самородки, как ее ученик.

Но бабка Пелагея была стара. А потому помнила она те времена, когда зла в их мире было больше... Много больше... И именно сейчас почему - то вспомнились ей те времена. Ученик ее бежал, весело подпрыгивая, рядом, а она все вспоминала и вспоминала... И что это воспоминания на нее нахлынули?...

... Ей не было еще и пятнадцати зим, когда разбойники напали на их дом. Было их много, очень много здоровенных мужиков. Бородатые все, со свирепыми лицами, безумными глазами - очень страшными они ей тогда показались. В дом ворвались ночью, когда все спали - двери их хлипкие с петель снять ничего не стоило. Странно, правда, было то, что ни отец, ни мать не почувствовали приближения опасности. И лишь потом, когда все закончилось, стало ясно, почему так случилось - у главаря этой ватаги нашли древний оберег ночных духов. Очень сильный. Вот заговоренная на него черная ворожба и помешала родителям Пелагеи вовремя ощутить напасть. А в тот момент, когда бандиты ворвались в светелку, отец успел лишь вскочить с полатей и, заслонив собой мать и дочь, принять неравный бой. Отобрав у первого же напавшего короткий меч, отец успел положить троих разбойников, прежде чем их главарь, у которого отец выбил из рук меч, извернувшись, предательски вонзил ему в спину засапожный нож - по самую рукоять. Упал отец замертво, а Пелагея, которой мать приказала спрятаться, ни жива, ни мертва, притаилась за печкой, на всю жизнь запомнив материнские глаза - гневные, бесстрашные, яростные, они были устремлены прямо на разбойника. В этот момент снаружи чем - то тяжелым ударили в окно и, выбив раму, через него в дом полез еще один нападавший. И мать тоже вступила в схватку. Она была хорошим бойцом и одной из сильнейших ведуний селенья. И еще двое бандитов - тот, кто пытался пробраться через окно и главарь, упали замертво. А в следующий момент мать Пелагеи лицом к лицу столкнулась еще с одним. И не успев уклониться от его меча, вошедшего ей в живот, она в последний миг своей жизни посмотрела тому прямо в глаза. Разбойник не выдержал этого взгляда, схватился за сердце и замертво упал на пол вместе с матерью. На всю жизнь запомнила Пелагея, как встретили смерть ее родители - ни мольбы о пощаде, ни крика о помощи не вырвалось из их груди. Умерли достойно. И гордо - как и жили.

А она тогда, в беспамятстве от ужаса, воспользовавшись замешательством нападавших, прыгнула к окну, выскочила на улицу и стремглав бросилась прочь от избы, в черную бездонную ночь. Но головорезы ее нагнали. Нагнали - и хотели надругаться. Она отбивалась со всей яростью, на какую была способна - дед по материнской линии Родомир тогда уже обучал внучку не только магическим навыкам, но и некоторым приемам боя - но силы были слишком не равны... Тем более, что рассвирепевшие бандиты пустили в ход дубинки и плети. И, распяв ее на земле, уже приготовились насиловать... От этого и верной смерти потом ее спасло тогда лишь то, что все село на шум поднялось, да и мать, видимо, успела мыслью своей дотянуться до своего отца. И тот - великан с косой саженью в плечах, с развевающейся седой бородищей и молниями в глазах - возник на поляне неожиданно для разбойников. С верным своим посохом в руках. В считанные мгновения до смерти пришиб четверых, а остальные деру дали, и больше их никогда в этих краях не видели... Но Пелагея боя деда не видела - потеряла сознание.