Император Юлиан
Шрифт:
Максим склонился над ним, будто вслушиваясь в слова оракула, и просяще прошептал:
– Да, Юлиан?
– На войне… всегда… независимо от обстоятельств… нужно носить доспехи.
– Юлиан болезненно улыбнулся нам и спросил испуганного Каллиста: - А как ремешки, готовы?
– Да, государь, да, готовы… - И Каллист начал всхлипывать. Между тем хирурги разрезали на Юлиане тунику. Копье, вонзившись под ребрами, застряло в нижней доле печени. На белом теле почти не было видно крови. Юлиан взглянул на рану с отвращением, будто скульптор, обнаруживший в своей незаконченной статуе роковой изъян.
– У меня болит только рука, - сказал он.
– Персы отбиты.
– Хорошо, и все же я лучше покажусь. Пусть солдаты видят, что я еще жив.
– Хирурги пытались его удержать, но он сел на постели.
– Все в порядке. Мне не больно, рана не глубока. Каллист, доспехи!
– Он попросил хирургов: - Если вы не можете извлечь копье, хотя бы обрежьте его, чтобы можно было спрятать под плащом, - и спустил ноги с кровати на землю, но тут из раны хлынула кровь, и он потерял сознание. Я едва не последовал его примеру. Хирурги бросились останавливать кровотечение.
Салютий первым решился спросить у них:
– Он умрет?
– Да, префект, и очень скоро.
– Не веря своим ушам, мы переглянулись.
У входа в палатку появился Невитта.
– Государь!
– крикнул он безжизненному телу, распростертому на шкуре льва.
Салютий покачал головой и приложил палец к губам. Взревев, как раненый зверь, Невитта бросился прочь, Салютий следом. В тот день галлы, франки, кельты и германцы, мстя за своего императора, перебили половину персидской армии.
Бой длился, пока не стемнело, но я его так и не увидел. Мы с Максимом сидели в душной палатке около Юлиана. Он умирал.
Почти все время он был в сознании, не бредил и почти не чувствовал боли. Он долго притворялся, что страдает лишь от телесной раны.
– Но как это случилось?
– спросил я. Копье в теле Юлиана выглядело так нелепо: будто булавка, которую ребенок воткнул кукле в бок.
– Я тоже не знаю. Как это было?
– Юлиан повернулся к Каллисту; скованный ужасом, тот сидел, подобно псу, на земле возле подставки для доспехов.
– Ты видел?
– Нет, государь, я был сзади. Нас со всех сторон окружили персы, и я потерял тебя из виду. Лишь когда они бежали, я увидел, что произошло.
– Поначалу я даже почти ничего не почувствовал: легкий удар, как будто кулаком.
– Юлиан знаком попросил немого мальчика принести воды, но по просьбе хирургов не стал глотать, а только смочил губы.
В палатку один за другим входили гонцы с донесениями о ходе битвы. Когда Юлиан услышал, что убиты персидские военачальники Мерена и Наодар, он очень обрадовался:
– Это лучшие командиры Шапура! Вот он, последний бой, я знал об этом!
– Не скрою, впервые я был благодарен Максиму за его болтливость. В тот долгий день он рта не прикрыл, потчуя нас историями о том, как встречался и лично беседовал со всевозможными богами. Похоже, весь Олимп насладился его обществом.
На закате из раны снова пошла кровь. Когда ее наконец остановили, лицо Юлиана стало под загаром пепельно-серым.
– Сможете ли вы извлечь копье?
– спросил он хирургов.
– Нет, государь.
– Это был смертный приговор, и Юлиан это понял. Он кивнул и закрыл глаза: казалось, он засыпает. Меня от волнения прошиб пот. Максим рисовал на полу какие-то фигуры. Вдали затихал шум боя. Каллист уже зажигал светильники, когда в палатку вошли Салютий и Невитта. Юлиан открыл глаза.
– Как дела?
– спросил он их тихо, но твердо.
Салютий положил
на край кровати богато украшенный бронзовый шлем:– Это шлем Мерены. Персидская армия разбита. Мы уже насчитали среди убитых не менее пятидесяти знатнейших вельмож.
– Эта армия не скоро оправится, - подтвердил Невитта.
– Молодцы.
– Юлиан протянул здоровую руку и дотронулся до трофея.
– Значит, войне конец.
Зато мы чуть не потеряли Салютия.
– Невитта старался говорить непринужденным тоном.
– Его окружили со всех сторон; на нем был пурпурный плащ, и персы решили, что это ты. Чтобы пробиться к своим, он сражался, как франк. Я и представить себе не мог, что у такого старика может быть столько сил.
– Завтра этот старик не сможет ходить от боли в мышцах, - слабо улыбнулся Юлиан.
– Он и сейчас еле стоит на ногах, - в тон остальным подхватил Салютий.
Внезапно Юлиан глубоко вздохнул и схватился за бока; казалось, его грудь сейчас разорвется. От боли по его животу прошла судорога, а все тело заблестело от пота.
– О Гелиос, - пробормотал он и вдруг вспомнил: - А где мы находимся? Как называется это место?
– Фригия, - ответил Максим, и Юлиан глухо откликнулся:
– Значит, все кончено.
Кстати, мне всегда хотелось узнать, неужели этот клочок пустыни и вправду назывался Фригией? Хорошо зная Максима, я подозреваю, что он наврал. Как-никак речь шла о его репутации прорицателя. Как бы то ни было, в историю уже вошел неоспоримый факт: император Юлиан погиб во Фригии, как и предсказали ему Максим и Сосипатра.
– Скоро я умру?
– спросил Юлиан у хирургов.
– Не знаем, государь. У. тебя ранение печени. Может быть, несколько часов… - Каллист снова разрыдался. Невитта сжимал и разжимал свои огромные кулаки, будто желал сломать хребет самой смерти. Салютий сидел ссутулившись на табурете; от усталости он весь размяк.
– Значит, при жизни я видел солнце в последний раз, - спокойным, деловым тоном произнес Юлиан.
– Мне следовало бы принести жертву Гелиосу, но зачем? На этот раз жертвой буду я сам.
– Август, - заторопился вдруг Салютий, - ты должен назначить преемника. Кто должен стать императором, когда боги заберут тебя назад к себе?
Юлиан молчал, мне даже показалось, что он не расслышал. Потом он сказал:
– Мне нужно сделать к завещанию приписку личного характера. Пошлите за Анатолием.
– Он счастлив, государь, - ответил Салютий. Это классическое выражение означает, что человек пал на поле брани. Меня эта весть очень огорчила.
– Анатолий мертв?
– потрясенно спросил Юлиан. На глаза у него навернулись слезы, но он тут же рассмеялся: - Я, сам умирая, оплакиваю мертвых! Приск, эта несообразность должна быть в твоем вкусе.
– И он продолжил деловым тоном: - Мое завещание хранится в Константинополе. Салютий, ты знаешь, где именно. Позаботься о том, чтобы оно было исполнено. Невитта, собери генералов, Максим - моих друзей. Я готов со всеми попрощаться.
– Он улыбнулся и стал вдруг снова похож на школьника.
– Знаете, большинство наших императоров так быстро покинули этот мир, что они не успели произнести прощальное слово, а те, у кого было время, воспользовались им не лучшим образом. Веспасиан неудачно пошутил: "Надо же, я, кажется, становлюсь богом". Август говорил о пустяках. Адриан беседовал об астрономии. Никто по-настоящему не воспользовался предоставленной ему возможностью. Так вот, я намерен стать исключением.