Императорская Россия
Шрифт:
Свод ее законов пронизывали общие принципы, лежащие в основе законности просвещенной монархии. Разработку этого грандиозного плана Екатерина II начала в середине 1780-х годов, когда благодаря ее усилиям появились Жалованные грамоты, были написаны проекты других важных законов, которые могли составить единое правовое здание «законной монархии». Центральное положение в Своде занимал «Наказ Сенату», подготовленный в 1787 году. По своему названию он как бы перекликается с Наказом Уложенной Комиссии 1767 года, знаменуя собой новую стадию законодательной деятельности, после того как публикацией Жалованных грамот были заложены основы сословного строя.
Императрица, составляя «Наказ Сенату», впервые после Наказа Уложенной комиссии делает наиболее серьезную попытку заново сформулировать основы правового статуса самодержавия, хотя в обосновании самодержавной формы правления принципиально новых идей мы не встретим. К такой работе подходит пословица «Тех же щей, да пожиже влей». В «Наказе Сенату» фигурирует вся старая аргументация необходимости самодержавия: географический фактор, целесообразность в обширной России именно такого строя, высшие цели монарха – добро для народа. Более четко, чем раньше, «Наказ Сенату» утверждает как незыблемый
Заметки на полях
Императрица Екатерина II много работала и с годами превратилась в опытного законодателя, став наряду с Петром I и Александром II крупнейшим реформатором новой русской истории. Сохранились тысячи страниц законопроектов, испещренных поправками и дополнениями рукой Екатерины II, вникавшей во все тонкости законодательства, умевшей мыслить масштабно, на многие годы вперед. Постепенно у нее появился и опыт государственного управления. Отличаясь невероятной трудоспособностью, усидчивостью, любовью и интересом к творческой работе, Екатерина II сумела добиться необыкновенного для женщины и иностранки авторитета как внутри страны, так и за пределами России. Этому способствовала ее многолетняя переписка с крупнейшими философами и общественными деятелями тогдашней Европы: Вольтером, Д’Аламбером, Дидро и др. Сотни писем, посланных ею постоянному адресату Мельхиору Гримму, не скрывавшему их от просвещенной европейской общественности, способствовали громкой славе Екатерины Великой как правительницы гуманной, благородной, умной, с широким кругозором.
Не менее важна вторая часть Свода государственных установлений – «О узаконениях вообще». В этом документе закон признается как единственный принцип общественных взаимоотношений. Говорится о том, что есть «законность» как совокупности «непременных прав» подданных: право на жизнь, личную безопасность, здоровье, имя, презумпция невиновности, а также право требовать судебной защиты, апеллировать к высшей власти. Екатерина сформулировала и ряд положений, которые должны были защитить правовой строй, гарантировать незыблемость закона. Все подданные должны соблюдать законы, признавать законность судов, монополию и законность их решений. Запрещалось наказывать за то, что не определено законом как преступление. Кроме того, отныне закон не имел обратной силы. Провозглашалась свобода вероисповедания, запрещалось наказывать «за мысли и слова людские». Особенностью Свода было то, что эти общие для подданных-граждан законы и их равная ответственность перед верховной властью находили реализацию через сословную систему права. Таким образом, правовая система становилась достаточно гармоничной и сбалансированной настолько, насколько это было возможно в стране, где половину населения составляли крепостные.
Заглянем в источник
Как некогда Петр Великий, умерший в беспокойстве о будущем и сомнении в будущем создаваемого им государства, так и Екатерина Великая в конце жизни с грустью записала:
«Не вем (т. е. не ведаю. – Е. А.), ради ково тружусь и мои труды и попеченье и горячею к пользы империи радении не будет ли тщетны. Понеже вижу, что мое умоположение не могу учинить в наследственное».
Почти в том же духе выражался в письме 1715 года к сыну Алексею Петр Великий:
«Я есмь человек и смерти подлежу, то кому вышеписанное с помощию Вышняго насаждение и уже некоторое и возращенное оставлю? Тому, иже уподобился ленивому рабу евангельскому, вкопавшему талант свой в землю!?»
Судьба всего огромного «здания просвещенной монархии», возводимого всю жизнь Екатериной, вдруг (как некогда судьба петровского государства) оказалась поставленной в зависимость от «благонравия», «умеренности» и других душевных качеств наследника.
Екатерина II не опубликовала Свод государственных установлений. И дело, вероятно, не в том, что русское общество не созрело для подобных актов. Практика законотворчества в екатерининское и другие времена показывает, что часто опережающие сознание правовые акты становятся важными вехами в формировании этого же правового сознания и элементов гражданского общества. Екатерина не спешила опубликовать «Наказ Сенату», ибо у нее, вероятно, были сомнения относительно возможностей этого бюрократического органа быть «хранителем законов».
В этом-то и заключалось глубинное противоречие самодержавия, которое, сохраняя и законодательно утверждая свою неприкосновенность, оказывалось в силу своей же неподконтрольности страшно зависимым от случайностей, к числу которых относились личные взгляды и пристрастия наследника. Так получалось, что вся сила самодержавия, основанная на непререкаемом праве править без ограничений, без четкого определения компетенций монарха как высшего должностного лица, оборачивалась для русского самодержавия неожиданной стороной, делало его в какие-то моменты беззащитным. Начиная с 1682 года огромная власть самодержца оказывалась многократно подвержена нападкам авантюристов и не раз становилась заложником гвардейцев и «ночных императоров» – фаворитов. Достаточно было нескольких сотен или даже десятков пьяных гвардейцев, чтобы свергнуть законного государя и возвести на престол нового. Из таких государей двое (Елизавета Петровна, Екатерина II) оказались попросту узурпаторами,
нарушившими как все юридические нормы, присягу, так и традиционные «династические счеты». Словом, самодержавие окрепло и развилось за пределами «поля» права, законности. В этом состояла его сила, но одновременно – и его слабость. Оно было беззащитно перед лицом случайностей, становилось жертвой авантюристов. Развитие же тех правовых выборных и представительских институтов (земских и иных), которые существовали в России до утверждения самодержавия, могло бы, в принципе, обеспечить русскому царю-императору гарантии неприкосновенности его власти и личности, ибо защита закона и установленных им порядков является институционной обязанностью подобных правовых учреждений. Но тогда самодержец утратил бы свое бесконтрольное право повелевать. Поэтому он и не мог пойти на создание таких институтов. А в отсутствии таких учреждений скрыты причины хронической политической неустойчивости в России на протяжении всего XVIII века, да и позже. Получался замкнутый, неразрешимый до 1917 года круг.Просвещение времен Екатерины II
В России XVIII века Просвещение понималось людьми как поход против суеверия, невежества, как образование и совершенствование людей посредством наук и доброго отношения. Особую роль в борьбе за просвещение занимает один из близких Екатерине II людей Иван Иванович Бецкой. В 1760-е годы Бецкой провел реформу главного дворянского учебного заведения – Шляхетского сухопутного корпуса, создал новые военные школы. Но самым известным начинанием Бецкого стало основание в 1764 году Императорского общества благородных девиц. Оно разместилось в построенном Ф. Б. Растрелли Смольном Воскресенском монастыре. «Смолянки» – девочки из дворянских семей – получали в этом закрытом заведении, под пристальным надзором французских классных дам, очень хорошее образование. Многие из них были любимицами императрицы и двора, позже стали завидными невестами и просвещенными хозяйками петербургских салонов. Прелестные лица первых выпускниц Смольного института смотрят на нас с портретов Д. Г. Левицкого в залах Русского музея. Бецкой был истинным государственным романтиком. Как и его покровительница императрица Екатерина II, он находился под обаянием идей Просвещения, был убежден, что все несчастья России – от невежества, отсутствия культуры и образования.
И. И. Бецкий.
Бецкой вошел в историю как выдающийся просветитель, реформатор русской школы. Он верил, что воспитание всемогуще, но сразу, наскоком тут ничего не добьешься. Сначала потребуется организовать ряд закрытых учебных заведений, в которых и воспитывать вначале… «родителей будущих российских граждан». А уж из этих семей со временем выйдут новые поколения истинных граждан – просвещенных, умных, трезвых, образованных, трудолюбивых, ответственных верноподданных. Изложенная Бецким педагогическая концепция выше всяких похвал: детей воспитывать только добротой, никогда не бить (что было тогда повсюду нормой), не опутывать их мелочным педантизмом. Воспитатель обязан иметь жизнерадостный характер, иначе его нельзя подпускать к детям – ведь они должны не бояться, а любить своего наставника. Учитель обязан быть нелжецом и непритворщиком, «человеком разум имеющим здравый, сердце непорочное, мысли вольные, нрав к раболепию непреклонный (то есть не воспитывать подхалимов. – Е. А.), говорить должен как думает, а делать – как говорит».
Для девиц мещанского происхождения открыли институт при Новодевичьем монастыре, что был основан по Московской дороге. Талантливых детей 5–6 лет брали в образованный Бецким в 1764 году Воспитательный дом при Академии художеств. Молодежь постарше училась в гимназии Академии наук. Оттуда можно было перейти в университет при Академии, где преподавал М. В. Ломоносов, а позднее читали лекции академики И. И. Лепехин, В. М. Севергин. Линии Васильевского острова порой напоминали Оксфорд или Кембридж – столько было здесь разных студентов и учеников. Кроме кадетов Шляхетского сухопутного корпуса, а также Морского шляхетского кадетского, переехавшего на 3-ю линию в 1733 году, учеников и студентов Академии художеств, Академии наук, здесь встречались студенты Горного училища, образованного в 1774 году на 22-й линии, Учительской семинарии с 6-й линии, ученики Благовещенской и Андреевской школ, частных учебных заведений. Не случайно именно на Васильевском острове – месте обитания тогдашней петербургской интеллигенции и чиновников – в знаменитом здании Двенадцати коллегий в 1819 году был открыт Петербургский университет. Отцом начальных школ и учительского образования в Петербурге был выдающийся педагог серб Ф. И. Янкович де Мириево. В 1783 году он возглавил Главное народное училище, где стали готовить учителей для всей России. Он же ведал написанием новых учебников, которые выдавались ученикам бесплатно. Образование можно было получить и в частных «вольных» школах и пансионах. Их в Петербурге в 1784 году было почти пятьдесят. Прекрасных лекарей готовили в хирургической школе при Сухопутном и Морском госпиталях на Выборгской стороне или в Медицинском училище на Фонтанке, а также в школе при Аптекарском огороде.
Литература и пресса при Екатерине
Екатерининское царствование стало для русской науки, литературы и журналистики временем процветания. При этом с наукой у Екатерины II были непростые отношения. Ценя знания, она одновременно недолюбливала ученых и, будучи самоучкой, с иронией относилась к людям, получившим систематические знания, которые казались ей грудой бесполезных истин, без которых она легко обходилась в управлении своим «маленьким хозяйством» – так кокетливо она называла Российскую империю. Кроме этого «комплекса недоучки», Екатериной II владел и «комплекс провинциалки», которая во всем хотела превзойти французских королей, французскую ученость и вообще Париж – тогдашнюю признанную интеллектуальную столицу мира. Это было в целом хорошим стимулом для развития просвещения в России. Сама Екатерина II, правитель гуманный, терпимый, была пишущим автором, знала толк в сочинительстве, хорошо понимала значение печатного слова для совершенствования общества. Проникнутая идеями Просвещения, она стремилась внедрять свободу слова и в русскую жизнь.