Императорский Китай в начале XV века

Таким образом, за стремлением к налаживанию добрых отношений с ванами отнюдь не скрывалось намерение идти им на какие-либо уступки. Двор рассчитывал, что дружеские отношения с уделами должны поддерживаться обоюдными усилиями. Это хорошо прослеживается на примере обращения к ванам от 18 июня 1405 г. Из него явствует, что двор со своей стороны гарантировал определенную безопасность уделам, попутно осуждая политику предшествующего правительства: «[Когда] императорский двор искренен в родственных чувствах, уделы строго блюдут законы. Когда устои императорского двора ясны и прямы, среди родственников в уделах не бывает разногласий… Когда престол обретает вечное и незыблемое спокойствие, родственные уделы также наслаждаются безграничным счастьем. Таков смысл законов, установленных моим покойным отцом, а я продолжаю [претворять] его замыслы… [Если] императорский двор не может идти по пути искренней любви к родственникам, [то] это есть отказ от сыновнего почтения к царственным предкам. [Если он] относится к братьям не по-дружески, не любит сыновней любовью своих детей и племянников, [то] это отказ от гуманности и пренебрежение долгом… В прошлом, [в годы] Цзяньвэнь, эти [принципы] часто попирались [и совершались] ошибки. Со времени моего восшествия на престол я терпеливо и настойчиво [принимаю] меры предосторожности против таких [ошибок]… Ведь я сам некогда имел удел. Разве не способен я всем существом проникнуться вашими заботами!» [23, цз. 42, 677–678].

От ванов, в свою очередь, требовались встречные шаги. «[Если] в уделах не нарушаются этические нормы и правила, [то] императорский двор не докучает [ванам] выговорами и изливает на них монаршую милость. [Если] не доходит до [того, что уделы] отворачиваются от справедливости и долга, [то] не доходит до оскудения [и] монаршая милость… Ведь будучи удельным властителем, также должно [глубоко] вникать в намерения императорского двора и замечать его искренность»- гласило упомянутое обращение [23, цз. 42, 677–678].

В конце приводимого документа содержится недвусмысленный призыв поддерживать хорошие отношения между центром и уделами усилиями обеих сторон: «Отныне и впредь я буду постоянно помнить об императорской милости — любви к родственникам, не буду пренебрегать всеми братьями и племянниками. [Но и они] также [пусть] постоянно помнят содержащийся в законах моего покойного отца [завет] — каждому до конца идти своим путем, [чтобы] сообща сохранить [наше] богатство и знатность. Разве [тогда] будет этому предел?» [23, цз. 42, 679].

Новое обострение конфликта между центральной властью и уделами (1403–1406)

Изложенные выше программные принципы не могли полностью устраивать удельных властителей, ибо не оставляли возможности для усиления их самостоятельности. Поэтому правительство Чжу Ди не могло встретить и не встретило ответных попыток к сближению со стороны ванов. Желание наладить хорошие отношения между центром и уделами на взаимной основе не могло дать и не дало ожидаемых результатов. В этих условиях возникновение нового конфликта было лишь вопросом времени. Однако формы конфронтации во многом зависели от конкретных обстоятельств.

Назревание конфликта ускорялось и тем, что императорский двор, несмотря на предпринятые шаги к сближению с уделами, продолжал сохранять определенную настороженность в отношении некоторых из них. Недоверие проявилось прежде всего в принудительном сокращении войск, подчиненных ванам. В ноябре 1402 г. у Цзинь-вана было отобрано 4 тыс. солдат, у Су-вана-один из трех охранных гарнизонов, а в декабре Гу-вану был оставлен лишь один из его четырех охранных гарнизонов [23, цз. 13, 236, 238, цз. 14, 260].

Ли Гуан-би усматривает сдерживающее начало в отношении ванов и в такой мере, как перемещение некоторых из них в новые уделы, предпринятое в самом начале царствования Чжу Ди [130, 34–35]. Действительно, были принудительно переведены в другие резиденции Нин-ван, Ляо-ван, Чжоу-ван, Гу-ван и Минь-ван [33, цз. 5, 62; 23, цз. 13, 247; 130, 35]. Переселение сопровождалось сменой подведомственного вану штата чиновников, а иногда и офицеров. Это нарушало сложившиеся связи того или иного удельного властителя с местной администрацией, населением, войсками. На новом месте вану приходилось заново пускать корни. Отсюда такая мало значащая на первый взгляд мера могла в какой-то степени сдерживать рост сепаратизма в отдельных уделах, и соображения Ли Гуан-би (которые он, кстати, не раскрывает) имеют определенные основания.

Недоверие двора проявилось и в том, какие функции он стремился возложить на начальников резиденций ванов (чжан ши) и на специально назначаемых помощников-наставников (фу дао). В одном из императорских указов говорилось: «[Я] подбираю людей, которые будут помощниками-наставниками [при ванах]… Вы, [отобранные], должны всеми силами помогать [ванам], вести [их] лишь [путем] добродетели и долга… Тогда ваны, [являющиеся] защитой [государства], будут бесконечно счастливы, а вы получите беспредельную славу» [23, цз. 79, 1062]. Задачи, которые возлагались двором на высших чиновников из резиденций в уделах, предельно ясно были поставлены Чжу Ди в беседе с подчиненными Цинь-вана: «Нельзя предоставлять [вану действовать] самому по себе, [нужно] спокойно направлять его, терпеливо втолковывать ему [добро]» [23, цз. 54, 809].

Подобные мероприятия вели к усилению недовольства со стороны ванов, ускоряли развитие конфликта. Его первые проявления сказались уже в 1403 г., когда императорский двор принял меры против Дай-вана и столкнулся с неповиновением Минь-вана.

Поводом для обострения отношений с Дай-ваном послужили неоднократные жалобы из его удела о том, что он»… не имея разрешения императора, причиняет народу беспокойство, не подчиняется [двору] и творит другие [злые] дела» [23, цз. 20 (II), 368]. Отмеченные «беспокойства и неподчинение», как становится ясным из послания Чжу Ди Дай-вану от 28 февраля 1403 г., заключались в произвольном суде, расправе и грабежах, чинимых ваном в его уделе. Император потребовал прекратить это, настаивая на своем праве высшей юрисдикции. Упомянутое послание гласило: «[Мне] стало известно, что мой младший брат самовольно и жестоко [обходился с людьми] и не докладывал [двору] об их преступлениях» [23, цз. 17, 304–305].

Основной смысл послания от 28 февраля сводился к тому, что ван должен «немедленно исправиться». В то же время в тексте содержалась и прямая угроза — напоминание о прошлой опале Дай-вана. Император писал: «[Остается] только [предположить], что [ты] забыл, как во времена Цзяньвэнь был схвачен, заточен и страдал от стыда» [23, цз. 17, 305].

Но это послание не подействовало на Дай-вана. Тайный чиновник, посланный двором на место происшествия, подтвердил чинимые в уделе беззакония [23, цз. 20 (II), 368]. Тогда 8 июня 1403 г. был составлен перечень всех преступлений вана, состоявший из 32 пунктов. Представитель двора должен был предъявить эту бумагу Дай-вану и потребовать раскаяния [23, цз. 20 (II), 368]. Последнему предписывалось явиться для объяснений в столицу [26, цз. 8, 7а]. Но ни прибытия в столицу, ни раскаяния не последовало.

Вслед за тем двор предпринял реальные меры воздействия. 25 июня Дай-ван был отстранен от командования своими войсками. В его распоряжении оставалось лишь 30 офицеров для свиты. Императорский указ об этом сопровождался резкими обвинениями его: «Твое поведение заносчиво, ты хищнически строптив и груб… Нет [для] тебя ни государя, ни старшего брата, [ты] сбился с истинного пути [на путь] измены» [23, цз. 21, 378]. Тон указа наглядно свидетельствует об остроте первой вспышки противоречий между Чжу Ди и ванами.

Одновременно Дай-ван был отстранен от руководства гражданскими чиновниками его резиденции [23, цз. 200, 2086–2087]. Таким образом, ван был практически изолирован от всех дел. Однако на полное разжалование и ликвидацию удела правительство не пошло. В указе от 25 июня вновь предлагалось Дай-вану исправиться и «искупить грехи» [23, цз. 21, 378]. Обращает внимание следующая фраза из упомянутого указа: «Специально посылаю человека призвать тебя перемениться и следовать наставлениям» [23, цз. 21, 378]. Имя в указе не называется. Есть основания предполагать, что этот посланец двора должен был практически заменить опального вана в делах управления уделом.