Императорский отбор

– У меня уже есть девочка, – встал и подал служанке руку. – Благодарю за ужин.

Еле отвязались от назойливого деда и вернулись в комнату. Пока спутница запирала все замки и засовы, я разделся до кальсон и лег в кровать.

– Вот пристал, как банный лист. Споить решил, ублажить, а потом, наверное, и взятку бы предложил.

– Боится попасть в опалу, – ответила вампирша, наконец-то сев в кресло. – Думает, что мы явились сугубо по его душу.

– Значит, рыло в пушку, – сцепил пальцы на затылке и уставился в потолок. – Интересно, что он прячет…

– Мой господин, – серьезно произнесла Карина. – Смею напомнить, что ваша основная задача – испытание. Вы не ревизор и не агент тайной канцелярии. Поэтому прошу сосредоточиться на работе и не нарываться на неприятности.

– Ладно, – протяжно зевнул и закрыл глаза. – Утром узнаем, что к чему.

За завтраком Пантелей с пущим усердием угощал меня водкой, но я выпил только чаю с ватрушками и сел в карету. Вместе с нами поехал и хозяин со свитой и охраной, чтобы собственноручно засвидетельствовать решения и привести в исполнение приговоры.

Деревню я услышал гораздо раньше, чем увидел – стоило кортежу показаться на горизонте, как в унисон завыли собаки. Чахлые крестьянские клячи припустили так, что чуть не выбросили из седел парубков-пастухов. Коровы же, протяжно мыча и мотая головами, сорвались с привязи и поспешили к журчащей неподалеку речушке – хоть и скотина безмозглая, а знала, что за текучую воду упырю ходу нет.

Не успели мы подкатить к околице, как раздались детский визг, окрики матерей и стук ставень. Бабы хватали мелюзгу под мышки точно мешки с просом – свою, чужую, без разбору – и спешили спрятать в хатах. Мужики же выстроились вдоль осиновых плетней – кто с косой, кто с вилами, кто с топором за поясом. Якобы отвлеклись от насущных дел и вышли посмотреть, кто ж это едет ни свет ни заря. И все как один выпростали из-под косовороток кресты с более чем очевидным намеком. И по хмурым глазам и встопорщенным бородам я понимал – случись что, будут биться до последнего, не посмотрят, что против них всемогущие вампиры.

– Теперь я тебя понимаю, – с кривой ухмылкой склонился к служанке, но та промолчала, побледнев пуще обычного.

Кареты остановились у избы сельского старосты – древнего полуслепого старика с бородой до пояса. Парамонов быстро переговорил с ним, и нам предоставили стол в красном углу – аккурат под иконой в обрамлении хлопкового рушника. Я сел посередине, горничная – справа, хозяйский писарь – слева, и такое расположение вызвала стойкое ассоциацию с советской расстрельной тройкой.

– Вот, ваше сиятельство, – Пантелей с услужливой улыбкой протянул кожаную папку с тонкой стопкой бумаг. – Полночи подбирал для вас подходящие челобитные. Ровно пять – как и просили. Без вашего мудрого вмешательства не разобраться. Может, водочки изволите? Или кваску?

– Кваску – можно. И подайте, пожалуйста, вон ту киянку.

На праздничную белую скатерть немедля лег деревянный молоток с резной рукояткой и бочкообразным бойком – ни дать ни взять судейский инструмент. Подбросил его на ладони, удовлетворенно кивнул и взял первый лист, сплошь исписанный на первый взгляд знакомыми буквами, которые складывались в совершенно нечитабельные слова. И дело не в кривом почерке – почерк как раз что надо, крестьяне-то писать не умели, и все оформлял секретарь под диктовку, а уж он-то и грамотой, и каллиграфией владел на должном уровне.

Просто старинный дореволюционный стиль слишком сложен для восприятия современного человека, а если я начну бекать, мекать и сбиваться на каждом слове, это вызовет справедливые подозрения. Как это так – дворянин и царский посланец, а читать не умеет? Можно, конечно, попросить Карину озвучить текст, но замысловатые и перегруженные обороты столь непросто понять и на слух, поэтому решил снова схитрить и заодно поразвлечься живым общением.

– Прошу прощения, господа, – для верности сощурился и потер переносицу. – Несмотря на возраст, слабоват глазами стал – все учебники да заклинания, будь они неладны. Тут вроде как заявителем некий Прохор значится. А пригласите-ка его сюда – для очного допроса.

Долго искать истца не пришлось – любопытство побороло страх, и холопы мало-помалу собрались гурьбой неподалеку от входа. Минуту спустя перед судом предстал тщедушный мужичок – грязный и потрепанный даже по меркам крестьян, и явно любящий залить за воротник. Даже сейчас он слегка пошатывался, а винный дух мигом разлился по комнате.

– Пили, уважаемый? – спросил я.

– Пил, ваша светлость! – мужик отвесил поклон в пояс. – Виноват – каюсь! Страшно было – вот и пригубил для храбрости. Но чуть-чуть – всего-то наперсток.

«Наперсток» пах как добрый литр, и я решил поскорее покончить с проблемами смерда.

– Рассказывайте, что у вас случилось.

– У меня? – Прохор хлопнул ладонью в грудь. – А что у меня случилось?

– Челобитную вы писали? – повернул к нему лист, будто пьяница мог разобрать хоть букву. На его грамотность особенно ярко намекал корявый крестик вместо подписи.

– А? – мужичок то и дело косился на Карину, и алкогольная храбрость все быстрее уступала место страху. Хозяин при том не ругался и не подгонял холопа, что показалось мне странным – терпеть такое поведение, да еще и при важных гостях, значит не уважать ни себя, ни гостей.

– Жалобы есть? – спросил тоном уставшего терапевта.

– А-а-а! – истец шлепнул себя по лбу. – Так вона вы о чем, ваша светлость! Была у меня жалоба, да токмо прошлой зимой сама собой разрешилась. Просил я разводу со своей зазнобой, ибо слухи пошли, что она с Федькой-косарем на сеновал хаживала. Барин сказал, что со всем разберется, а зимой жена померла от чахотки. Стало быть, и развод уже не нужен.

– Ох уж эта бюрократия, – Пантелей опрокинул стопку и шумно выдохнул. – Вы простите, господин ревизор – я один, а душ – пять сотен. Вот и случаются проволочки. А дело, стало быть, можно закрыть.

– Хм… – я повертел лист в руках и передал секретарю. – Что ж – тут уж ничем помочь не могу. Закрыть – так закрыть. Зовите следующего. Кто там на очереди? Некий Захар. Прошу на суд.

Вошел второй проситель – стриженный под горшок рослый детина. Откланявшись по всем правилам, он пробасил:

– Плуг у меня прохудился, ваше сиятельство. Плохая сталь, всего на три посева хватило. Вот я и попросил барина купить новый – да не простой, за пятьдесят копеек, а подороже – за два рубля. Я хоть человек темный, но в уме прикинул, что ежели дорогой плуг прослужит не три пахоты, а хотя бы семь-восемь, то вернет все затраты с лихвой. Господарь Никанорович обещал обдумать предложение, вот с прошлой весны ответа и жду.

Я покосился на помещика – тот с виноватой улыбкой развел руками. Меня такое отношение начало малость подбешивать – старый плут явно петлял следы и подсовывал всякую чепуху, чтобы поскорее избавиться от нежеланных свидетелей. Я подобное отношение не люблю и потому недолго думал над вердиктом.

– Предложение Захара нахожу справедливым и экономически обоснованным. Для пущей эффективности постановляю удовлетворить прошение в удвоенном объеме – то есть, закупить два плуга по два рубля каждый. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – киянка гулко ударила по столу. – Пантелей Никанорович – а дел посложнее у вас не нашлось? Или вы считаете, что императорский поверенный должен за плугами следить и с разводами разбираться?