Императрица Орхидея
Шрифт:
Мать волновалась, смогут ли все вновь избранные императорские жены и наложницы мирно ужиться в Запретном городе. Мне не хотелось ее расстраивать, и поэтому я сказала, что мы все уже подружились. Я описала ей красоту Нюгуру, ее великолепные аристократические манеры и образованность. Про госпожу Юн я не знала, что сказать, и поэтому тоже сконцентрировалась на ее красоте. Сравнивая ее с госпожой Ли, я постаралась выделить особенности их характеров. Юн была очень смелой и мало заботилась о мнении других, а Ли, наоборот, была застенчивой и все время сомневалась в своих достоинствах.
Когда речь зашла о самой юной из избранниц императора, о леди Сю, которая заплакала во время церемонии избрания, Ронг почувствовала уколы зависти.
— Без качественных яиц не будет и титула, — объявила она всем нам.
Если Сю себя в ближайшее время не пересилит, то, по словам Ее Величества, она будет разжалована и отправлена домой.
— Бедный ребенок, — вздохнула мать.
После этого я перешла к рассказу о госпоже Мэй и госпоже Юй. Они казались близнецами. Обе не отличались особенно красотой, зато обладали крепким телосложением, и благодаря этому стали любимицами великой императрицы. Груди их по величине можно было сравнить с дынями, а задницы — с умывальными тазами. Они превосходно умели льстить и постоянно увивались вокруг Нюгуру, как собачки. Веселые и оживленные перед великой императрицей, наедине друг с другом они становились молчаливыми и апатичными. К тому же они не любили ни читать, ни рисовать, ни вышивать. Главной их заботой всегда было собственное тело и красивая одежда.
— А какова из себя великая императрица? — расспрашивали меня мать и сестра. — Так ли она прекрасна и элегантна, как на портретах, которые мы видели?
— Наверно, в молодости она действительно была красавицей, — уклончиво ответила я. — Но сегодня я бы сказала, что надетое на ней платье гораздо красивее ее лица.
— А какова она в обращении? — продолжали расспрашивать меня. — Чего она ждет от всех вас?
— Это трудный вопрос С одной стороны, она ждет от нас, чтобы мы соблюдали все дворцовые правила. «Члены императорской семьи, — передразнила я великую императрицу, — являются примером нравственности для всего государства. Ваша чистота должна соответствовать заветам наших предков. Если я поймаю вас за чтением книг непристойного содержания, то отдам палачу, и он вас повесит, как многих других до вас». Но, с другой стороны, великая императрица надеется, что мы будем как можно чаще иметь близость с императором Сянь. Она объявила, что ее расположение к нам будет напрямую зависеть от количества произведенных нами чад. От императора ждут, что он переплюнет в этом смысле как своего отца, так и деда. Прапрадед Сянь Фэна, император Кан Си, имел пятьдесят пять детей, а дед, император Чен Лун, — двадцать семь.
— Вряд ли это станет проблемой, — подал голос Гуй Сян, забрасывая в рот горсть жареных орешков. — Его Величество имеет в своем распоряжении более трех тысяч наложниц Могу поклясться, что он даже не всех успевает «осчастливить».
— Да, но тут есть препятствия, — возразила я, вспоминая, что в Книге регистрации императорской плодовитости, своеобразном дневнике, который вел главный евнух Сым и куда он записывал все спальные деяния Его Величества, эти деяния были весьма скудными. Великая императрица даже обвиняла императора в том, что он «намеренно и без всякого проку растрачивает драконово семя». И все потому, что император предпочитал любить одну-единственную наложницу и забывал о своей обязанности распределять семя среди всех, то есть каждую ночь спать с новой женщиной. Великая императрица весьма зло отзывалась о прошлых наложницах императора, которые проявляли к нему слишком сильную привязанность. Она называла
их «испорченными девками» и, не колеблясь ни минуты, строго наказывала.Я рассказала матери, что великая императрица специально повела нас в Зал наказаний, где я впервые увидела знаменитую когда-то красавицу госпожу Фэй. Долгое время та была любимой наложницей императора Дао Гуана, и вот теперь она жила в огромном кувшине. Оказалось, что у госпожи Фэй отрублены все конечности. Глядя на нее, я едва не упала в обморок
— Госпожа Фэй обвиняется в том, что она решила полностью завладеть императором, — холодно пояснила великая императрица. — Но ей не удалось никого обмануть, кроме самой себя!
Ее оставили в живых только в назидание другим.
Я никогда не забуду тот ужас, который я испытала при виде госпожи Фэй. Ее голова опиралась на край кувшина, лицо было грязное, с подбородка капала зеленая слизь.
Мать схватила меня за плечи и встряхнула;
— Обещай мне, Орхидея, что ты всегда будешь осторожной и мудрой.
Я обещала.
— А как же все остальные тысячи избранных красавиц? — спросил Гуй Сян. — Кто может запретить императору овладеть любой женщиной во дворце, если вдруг у него возникнет такое желание? Кажется, он может «осчастливить» по своей прихоти даже поломойку.
— Ему действительно позволено все, однако мать не поощряет его к близости с дворцовыми поломойками, — сдержанно ответила я.
— Почему Его Величество захочет возиться со служанками, когда в его распоряжении столько прекрасных жен и наложниц? — обратилась к матери Ронг.
— Могу сказать только одно, — ответила мать, — что императора может сильно расстраивать, что он не имеет права по собственному желанию каждую ночь спать с любимой женщиной.
Некоторое время мы молчали.
— Очевидно, Его Величество просто ненавидит тех женщин, которых навязывает ему мать и евнухи, — продолжала мать. — И чувствует себя боровом, которого насильно тащат на случку.
— Орхидея, а как ты собираешься себя вести? — спросила Ронг. — Ведь если ты будешь соблюдать все правила, то можешь вообще никогда не дождаться императорского благорасположения, а если попытаешься проявить инициативу и Его Величество тебя заметит, то великая императрица отрубит тебе конечности.
— Знаете что? Пойдемте в Храм милосердия и посоветуемся с духом твоего отца, — предложила мать.
Чтобы добраться до храма на вершине Гусиной горы, нам пришлось подняться по лестнице в несколько сотен ступенек. Мы зажгли благовония и сделали щедрое пожертвование. Но дух отца ничего мне не посоветовал. Я затрепетала и поняла, что мне придется действовать на свой страх и риск.
Могила отца находилась на склоне горы, обращенном к северо-западной части Пекина. Она поросла травой по колено. Сторожем на кладбище служил старик, который постоянно курил глиняную трубку. По поводу разбойников он нас заверил, чтобы мы не беспокоились.
— Покойников в этих местах знают по их долгам, — сказал он, но тут же посоветовал: — Если же вы хотите оказать ему уважение, то купите место на кладбище выше по склону, там, где больше солнца.
Я дала старику пятьдесят таэлей и попросила присмотреть, чтобы тело моего отца не выкопали и не растерзали дикие собаки, которые иногда раскапывают могилы в поисках корма. Старик был так потрясен моей щедростью, что выронил изо рта трубку.
В один из дней из дворца в огромных коробках прибыли подарки. Они заняли в доме практически все свободное пространство и, кроме того, все столы и кровати. Негде было даже спать и есть. А подарки все продолжали прибывать. На следующее утро на нашем дворе разгрузили шесть монгольских лошадей, которые привезли картины, статуи, старинные произведения искусства, рулоны шелка и сучжоуские вышитые изделия. Одновременно мне вручили разные украшения из золота и драгоценных камней, а также множество пар обуви. Матери подарили золотой чайный сервиз, серебряные кастрюли и медные умывальники.