Империум. Туман с Альбиона

– У меня нога подбита. А Сидорову шею порвало и грудь пробило, кровью харкает. Помрёт, если быстро не вынести.

Его бодрый доклад поразил капитана в самое сердце - за самим кровавый след тянется, длиной метров пять, всё, что смог проползти, а он о другом раненом заботится! И страх, гнетущий смертного по имени Дмитрий, отступил перед неотложными делами командира заставы, офицера Мухина:

– Эй, в пещере, - сорвавшимся голосом крикнул капитан в сторону пещеры, давя желание грязно выругаться, как уличные драчуны в дни его отрочества, - чего не стреляешь? Бей сейчас, чтоб не в спину, когда мы раненых заберём!

Ходок отозвался. В его глуховатом голосе, свойственном немногословным людям, Мухину послышалось - или показалось на фоне собственных переживаний?

– нотка сочувствия:

– Забирай. Подходят двое и без оружия, - продиктовал условия этот неистребимый человек, а потом дополнил странным требованием.
– Ну, а ты здесь посидишь, типа, заложником. Портупею отстегни, с кобурой, да. И положи подальше.

От этих слов большой СТРАХ быть убитым, который Дмитрий Сергеевич усиленно давил в себе, не то чтобы исчез, но утратил остроту, стал, скорее, разумным опасением. И капитана Мухина отпустило, вернулся командный рык:

– Санитар с помощником, сюда! Бегом!

Те ринулись на зов, один - держа сложенные носилки, а второй - неся перед собой большую сумку с красным крестом. Три десятка сажен они одолели вмиг, затем принялись перевязывать беспамятного Крутова и перхающего кровью Сидорова. Дмитрий Сергеевич оказался не у дел.

– Сядь, капитан, - донеслось из пещеры, - не мельтеши перед глазами.

Подходящего камня, куда можно присесть, рядом не оказалось, однако выбирать-то из чего? Осталось ладонью смахнуть колючую крошку и сесть на землю. Ногам и заду пришлось жестко, неудобно. Пока Мухин ёрзал, выбирая приемлемое положение, ему подумалось, что молчать, находясь тет-а-тет с ходоком, глупо. Этими словами он и возобновил разговор:

– Без экивоков, чтобы время не терять, предложу: сдавайтесь. Как вас зовут, кстати?

– Меня давно уже не зовут, никуда, - иным тоном, словно иронично, отозвался ходок.
– Сдаваться? Разбежался, ага.

– Поймите, так или иначе, но вы обречены. Зачем погибать?

– А зачем жить?

– Не понял?
– удивился Дмитрий Сергеевич, теперь уже безысходности слов.

– И вряд ли поймёшь. Смотрю, ты ещё капитан, - глухо прозвучало из пещеры.
– Когда до большой звезды дослужишься, всех понимать разучишься, кроме себя, любимого...

Логика рассуждений выглядела странной, однако перечить никакого резона не было. Слово за слово - это уже мирная беседа, а там, глядишь, ходок выговорится, помягчеет. Лучше на спорные утверждения отвечать добрым или, пусть, уклончивым словом, чем пулей на пулю. И капитан пожал плечами.

– Вижу, не веришь, что поменяешься. Ну, может, у вас скотов среди генералов и поменьше, чем у нас... Не о том речь. Я должен уйти и уйду.

– Это вряд ли. Мы вас отсюда не выпустим.

– Не кажи гоп, капитан. Из разных заварух выходил... Жизнь, порой, такой шанс подбростит, что...

Капитан искренне удивился такому оптимизму:

– Шанс? Где вы его увидели?

– Было раз... А, время покажет!

– Понимаю, вы надеетесь выбраться ночью, но...

– Давай не будем!
– оборвал Мухина невидимый собеседник, но после краткого молчания высказался с мечтательной или ностальгической ноткой в голосе.
– А шанс... Вот, представь, запрыгнул, это, я в БТР, хвать две цинки... А духи в него влепили... И взлетел я... Очнулся здесь, у аратов - два стойбища друг друга мочат, и я в секторе обстрела валяюсь, как хрен на блюде. Не подыхать же впустую? Ну, вписался за тех, возле которых лежал, потом у них же за вождя сошёл...

Некоторые слова в речи ходока звучали, как совершенно русские, но оставались непонятными: "бэтээр, вписался, мочат". Однако переспрашивать капитан Мухин не стал, давая собеседнику излить боль, которой был буквально пропитан монолог:

– ... и, знаешь, вдруг человеком себя почувствовал. Порядок навёл, дэрэмчинам и беспредельщикам, - ходок снова употребил незнакомое, в отличие от монгольского "бандит", но понятное по смыслу слово, - укорот дал. Род, с которым остался, авторитет набрал, его уважать стали. Крупные люди сами ко мне пришли, караваны сюда водить доверили...

Санитар с помощником возвращались за третьим бойцом, а Мухин слушал глуховатый голос из пещеры, выжидая момент, когда будет удобнее и логичнее повторно предложить сдачу в плен. Однако ходок и сам понял, что время беседы истекает:

– А, что я тебе уши шлифую! Слушай, давай миром разойдёмся? Выпусти меня. Слово, больше на твой участок - ни ногой, и других не пущу. Вам же спокойнее будет! А?

– Не могу. Мой долг, - чеканно выделил капитан, глядя на раздутое брюхо лошадиного трупа у входа, - схватить вас. Сдавайтесь. Вы человек порядочный, это видно, раненых отдали. Не хочу вас убивать.

– И я не хотел бы. Ты сюда шагал, как отмороженный. Так за своих бойцов болеть... Это дорогого стоит.

Глядя в спину санитару и помощнику, которые бережно уносили от пещеры последнего бойца, Дмитрий Сергеевич порадовался, что никто - ни свои, ни ходок - так и не поняли, насколько глупо он поступил, взяв на себя роль парламентёра. Глупо, по-геройски. С другой стороны, удалось напрямую поговорить с ходоком. Так, может, получится убедить его, если обрисовать скорую перспективу?

– Вы отдаёте себе отчёт, что ослабеете от жажды, голода, от вони гниющей падали? Или патроны кончатся.

– Суждено, значит, подохну. Думаешь, я не знаю о пожизненном сроке за наркоту? Сдаться и сесть в тюрьму... Нет.

– Почему в тюрьму?
– удивился капитан.
– Вас передадут Ордену.

– Хрен редьки не слаще. Твой Орден, что, меня отпустит?

– Он не мой, а насчёт отпустит...

И вдруг Дмитрий Сергеевич обнаружил, что совершенно не знает про цели учреждения, вездесущего не только в Империи, но и по всему миру. Удивляясь сам, он вывалил на ходока всё, что было известно про мальварин, который придавал мощь паровым двигателям, про армаферрит, сверхпрочный металл, про гигантские плавучие острова, про стремительные дирижабли и мобили, изобретённые братьями и сестрами Ордена. И про мир во всем мире, который сохранялся благодаря усилиям, опять же, Ордена. А вот куда девались ходоки, которых орденцы собирали со всего света, он ничего не смог сказать.

Использовав весь неважнецкий ораторский талант, капитан смолк. Увы, заболтать собеседника не удалось. Из пещеры донеслась скептическая оценка дифирамба Ордену, наспех сочиненного Мухиным:

– Угу. Крутая контора. Типа, пендосы и ООН сразу. Хед энд шолдерс, два в одном флаконе, - отпустил непонятное, но ядовитое сравнение ходок, а потом совсем другим тоном сделал вывод.
– Такому зверю я на хрен не нужен, так что, капитан, не убедил. Ещё раз прошу, отпусти. Нет? Тогда всё, свободен, вали к своим.