Империя: чем современный мир обязан Британии
Шрифт:
Одним из важных стимулов для переселенцев было предложение Виргинской компанией 50-акровых участков, передаваемых навечно за незначительную арендную плату (подушное право). Причем поселенцу полагалось пятьдесят акров и на каждого иждивенца, которого тот привез с собой. Но одной перспективы получить в Америке землю было мало для привлечения таких людей, в которых нуждался Джон Смит. Столь же важно было открытие, сделанное в 1612 году: здесь было легко выращивать табак. К 1621 году объем экспорта табака из Виргинии увеличился до 350 тысяч фунтов в год. Шесть лет спустя сам король посетовал виргинскому губернатору и совету колонии на то, “что провинция целиком построена на дыме”.
На первый взгляд, табак был решением проблемы. Этот бизнес не нуждался в крупных инвестициях: требовалось немного инструментов, пресс и сушильный сарай. Хотя на производство уходило много времени, оно не требовало тяжелого труда. Для него требовались простые навыки вроде умения вершковать растения. То, что табак истощал почву за семь лет культивации, только поощряло продвижение колонистов на запад. Однако легкость выращивания табака едва не привела Виргинию к краху. В 1619-1639 годах, когда объем вывоза табака, увеличивавшийся
В общем, положение Британской Америки оставалось шатким, и благодаря одной экономике она, возможно, не преуспела бы. Кроме прибыли, для переезда за океан нужен был дополнительный стимул. Им стал религиозный фундаментализм.
Англия — после разрыва с Римом при отце Елизаветы I, искреннего увлечения Реформацией при ее сводном брате и попытки возвращения к католицизму при ее сводной сестре — после вступления на престол Елизаветы I встала наконец на умеренно протестантский “средний путь” [32] . Однако для людей, которые нам известны как пуритане, англиканские установления были вздором. Когда стало ясно, что Яков I намеревается поддерживать елизаветинские порядки, несмотря на свое шотландское воспитание, группа “пилигримов” из Скруби в Ноттингемшире решила, что пришло время уехать. Они попробовали обосноваться в Голландии, но спустя десять лет решили оставить и ее как страну слишком земную. И тут они услышали об Америке. Именно обстоятельство, отпугивавшее прочих (то, что Америка была глушью), пришлось им по вкусу: где еще строить действительно благочестивое общество, как не на земле “безвидной и пустой”?
32
Имеются в виду: Генрих VIII, отлученный от католической церкви и провозгласивший себя главой англиканской церкви, и его дети, Эдуард VI (вводивший в Англии элементы протестантизма) и ревностная католичка Мария I. — Прим. пер.
Девятого ноября 1620 года, спустя почти восемь недель после отплытия из Саутгемптона, “пилигримы” пристали к Кейп-Коду. Будто бы специально отыскав для себя самую “чистую доску”, они высадились примерно в двухстах милях севернее Виргинии, на холодных берегах, которые Джон Смит окрестил Новой Англией. Любопытно, на что могла бы походить сейчас Новая Англия, если бы “пилигримы” были единственными людьми на “Мейфлауэре”? Ведь они были не только фундаменталистами, но и в буквальном смысле коммунистами, намеревающимися совместно владеть собственностью и справедливо распределять плоды своих трудов. “Пилигримами” оказались всего около трети из 149 пассажиров, а большинство переселенцев просто откликнулось на рекламные объявления Виргинской компании, так что их мотивы были скорее материальными, чем духовными. Некоторые из пассажиров покинули родину из-за упадка текстильной промышленности Восточной Англии. Их целью было преуспеть, причем вовсе не в благочестии. И влекло их в Новую Англию не отсутствие епископов и других рудиментов папизма, а рыба.
Большая Ньюфаундлендская банка давно привлекала английских рыбаков. Но, конечно, намного легче было достичь рыбных мест из Америки. Береговые воды Новой Англии также были богаты рыбой: у Марблхеда, “казалось, можно пройти по рыбьим спинам, не замочив ног”. Неутомимый Джон Смит осознал важность этого ресурса, когда впервые обследовал береговую линию. Позже он написал: “Не позволяйте гнусности слова 'рыба' отвратить вас, поскольку она обеспечит вас золотом, как и копи Гвианы или Тумбату, с меньшей опасностью и издержками и с большей надежностью и легкостью”. Совсем другое дело: не бог, но треска (not God but cod).Битые непогодой надгробия на кладбище в Марблхеде на побережье Массачусетса свидетельствуют о существовании на этом месте английского поселения уже в 1628 году. В этом городе не было церкви и проповедника до 1684 года — то есть прошло более шестидесяти лет с тех пор, как “пилигримы” основали Плимут. К тому времени рыболовная промышленность была уже налажена и ежегодно давала на экспорт сотни тысяч бочек трески. Может, “пилигримы” и сбежали в Новый Свет от папистов. Целью же обитателей Марблхеда было стать ловцами не человеков, а рыбы.
Итак, вот формула успеха Новой Англии: пуританство плюс мотив прибыли. Эту формулу институциализировала Компания Массачусетского залива, основанная в 1629 году. Ее глава Джон Винтроп удачно объединял в себе индепендентство и капитализм. К 1640 году Массачусетс благодаря не только рыболовству, но и меховому промыслу и сельскому хозяйству, стал быстро развиваться. К тому времени в колонии осели около двадцати тысяч человек — намного больше, чем все население побережья Чесапикского залива. Всего через тридцать лет население Бостона утроилось.
Был и другой важный аспект: воспроизводство. В отличие от европейских колонистов, обосновавшихся южнее, население Новой Англии очень быстро начало воспроизводиться, в 1650-1700 годах увеличившись вчетверо. Там был отмечен, вероятно, самый высокий коэффициент рождаемости в мире. В Британии вступали в брак фактически около трех четвертей граждан, а в американских колониях — девять из десяти, и брачный возраст женщин в колониях был значительно ниже — следовательно, была выше и рождаемость. В этом состояло одно из основных различий между Британской и Латинской Америками. Испанские encomanderos [33] чаще всего были одинокими мужчинами. Женщины составляли всего около четверти из полутора миллионов испанских и португальских мигрантов, приехавших в Латинскую Америку до завоевания ею независимости. Поэтому большинство иберийских мигрантов-мужчин находили партнерш среди сокращающегося местного населения
или рабынь, число которых росло. В результате в течение жизни нескольких поколений на свет появилось значительное число метисов и мулатов — потомков выходцев с Пиренейского полуострова и африканцев [34] . Британские переселенцы в Северной Америке были не только гораздо многочисленнее. Их поощряли привозить с собой английских жен и детей, чтобы таким образом сохранить свою культуру более или менее неизменной. Поэтому в Северной Америке, как и в Северной Ирландии, британская колонизация была семейным делом. Вследствие этого Новая Англия действительно была новой Англией, в отличие от Новой Испании, которая никогда не была новой Испанией.33
Колонисты. — Прим. пер.
34
В 1800 году всего три с половиной миллиона из тринадцати с половиной миллионов человек в Латинской Америке были белыми, причем тридцать тысяч из них родились на Пиренейском полуострове. Остальные белые были креолами, рожденными в Новом Свете. К 1820 году около четверти населения Латинской Америки имело смешанное этническое происхождение.
Как и в Ольстере, в Новом Свете устраивать плантацию значило насаждать не только людей, но и злаки. А выращивание злаков подразумевало возделывание земли. Вопрос был в том, чьей земли?
Колонисты едва ли могли притворяться, что никто не жил здесь прежде. В одной только Виргинии жило десять-двадцать тысяч индейцев-алгонкинов. Джеймстаун находился в центре территории поватенов. Сначала казалось, что есть шанс на мирное сосуществование, основанное на торговле и даже на смешанных браках. Вождь поватенов Вахунсонакок преклонил колено и был коронован Джоном Смитом как вассал короля Якова. Покахонтас, дочь Вахунсонакока, была первой коренной американкой, вышедшей замуж за англичанина (и одного из первых табачных плантаторов) — Джона Ролфа. Но этому примеру последовали немногие. Когда сэр Томас Дейл посватался к младшей дочери Вахунсонакока (“желая всегда жить в его [Вахунсонакока] стране, он полагает, что не может быть истиннее поддержки мира и дружбы, чем такая естественная связь”), его авансы были отклонены. Вахунсонакок к тому времени заподозрил, что Дейл вынашивает план “завоевать мой народ и овладеть моей страной”. Он оказался прав.
Капеллан Виргинской компании Роберт Грей в своем памфлете “На всех парусах к Виргинии” вопрошал: “На каком основании и по какому праву мы можем вступать на землю этих дикарей, забирать их законное наследие и населять их земли, без того, чтобы они причинили нам вред или спровоцировали нас?” Ответ Ричарда Хаклюйта заключался в том, что коренные американцы “взывают к нам… чтобы мы пришли и помогли”. На печати Компании Массачусетского залива (1629) был даже изображен индеец, предлагающий всем желающим: “Придите и помогите нам”. В действительности британцы намерены были помочь самим себе. По словам сэра Фрэнсиса Уайта, губернатора Виргинии, “нашим первым делом является изгнание дикарей, чтобы получить свободные земли для выпаса скота, свиней и проч., и это с лихвой нам воздастся, поскольку бесконечно лучше, если среди нас не будет никаких язычников”. Чтобы оправдать экспроприацию, британские колонисты придумали замечательное оправдание — концепцию terra nullius,ничьей земли. По словам Джона Локка (великого политического философа, который также служил секретарем графа Шефтсбери, лорда-собственника Каролины), земля принадлежит человеку, только если он “смешал с ней свой труд и тем самым присоединил ее к своей собственности”. Проще говоря, если земля была не ограждена и не использовалась для сельского хозяйства, ее можно было занимать. По мнению Джона Винтропа,
туземцы Новой Англии не огораживают земли, не пытаются осесть на ней, ничего не сажают, не приручают скот для того, чтобы обустроить землю. Поэтому естественно оставить им небольшую территорию, достаточную для их нужд, и по праву занять остальные земли, так что их хватит и им, и нам.
Переселенцы терпели коренных американцев, пока тем было место в зарождающейся экономической системе. Компания Гудзонова залива в Канаде охотно прибегала к помощи индейских охотников из племени кри, поставлявших скупщикам шкуры бобра и карибу. Индейцы наррагансетт также пользовались уважением колонистов, поскольку собирали на берегах пролива Лонг-Айленд вампум — фиолетовые и белые раковины, служившие самой старой североамериканской валютой. Но там, где индейцы требовали собственности на пригодную для сельского хозяйства землю, мирное сосуществование было исключено. Если индейцы сопротивлялись экспроприации, их было можно и должно, говоря словами Локка, “уничтожить как льва или тигра — одного из тех диких кровожадных зверей, с которыми люди не могут иметь ни совместной жизни, ни безопасности” [35] .
35
Пер. Е. Лагутина. — Прим. пер.
Уже в 1642 году Миантономо, вождь племени наррагансетт с Род-Айленда, предсказал:
Вы знаете, что у наших отцов было много оленей и шкур, наши равнины, как и наши леса, изобиловали оленями и индюками, и наши бухты были полны рыбой и птицей. Но англичане, захватившие нашу землю, косами срезают траву, топорами валят деревья. Их коровы и лошади поедают траву, а боровы портят наши отмели с моллюсками, и все мы будем голодать.
То, что уже случилось в Центральной Америке, теперь повторялось вдоль Североатлантического побережья. В 1500 году на территории, которая впоследствии стала Британской Северной Америкой, жило около 560 тысяч индейцев. К 1700 году их осталось меньше половины. И это было только начало. На территории современных Соединенных Штатов в 1500 году было, вероятно, около двух миллионов коренных жителей. К 1700 году их осталось 750 тысяч, к 1820 году — всего 325 тысяч.