«Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу

— Сентиментальная привязанность. Эта последняя сотня — что-то вроде старых облигаций выигрышного займа.

— Вот именно. Тем не менее они, полагаю, дают тебе право на участие в собрании акционеров. До меня дошел слух, что ты собираешься выступить перед массами, — сказала она и откусила от бутерброда.

— Я думал созвать всех наших перед чрезвычайным собранием и удостовериться, что мы будем петь по одним нотам, понимаешь? Нет, ясное дело, такого не будет, но нам следует по крайней мере обсудить наши разногласия. Причем выступить смогу не я один, а любой из присутствующих. Например, ты, тетя Кэт. С доводами в пользу продажи.

— У меня нет твоей харизмы, Олбан, — сказала тетя Кэт без особого выражения.

— А у кого-то другого, возможно, есть, — возразил он, — и не надо рубить эти ростки на корню. — Тетя Кэт посмотрела на него. Он широко улыбнулся и сказал: — Юмор бывшего лесоруба.

— Да уж, — сказала тетя Кэт, возвращаясь к чаю с бутербродом.

Олбан поднялся из-за стола:

— Засим откланиваюсь.

Тетя Кэт посмотрела на часы и сказала ему в спину:

— Целых три минуты на кухне — и ни слова о двойной бухгалтерии. Ты делаешь успехи.

Он оглянулся, но сумел лишь ответить самым любезным жестом, на какой был способен.

Первой появилась Софи, прибывшая из Инвернесса на такси. Олбан, который в это время слонялся по холлу и время от времени выглядывал наружу сквозь входные двери в надежде увидеть мчащийся по аллее красный «форестер», поспешил с зонтом к подъехавшей машине, борясь с дождем и ветром, нападавшими со всех сторон на причудливые архитектурные формы особняка. По замыслу тети Лорен бегать с зонтами и багажом должны были дети старшего возраста, но те под шумок смылись. Олбан всеми силами старался удержать зонт в руке и не дать ему вывернуться наизнанку; только открыв дверцу такси, он понял, кто приехал.

— О, Софи. Привет!

— Здравствуй, Олбан.

Софи, белокурая и стройная, была в джинсах и в кашемировом джемпере цвета слоновой кости поверх розовой блузки. Прическа в идеальном порядке, лицо, похоже, не изменилось со времени их последней встречи, кожа изумительная, а глаза, слава богу, все еще вспыхивали спасительно-волшебными блестками зеленого.

— Спасибо, — сказала она, когда он раскрыл над ней зонт.

Поцелуя не последовало.

Он проводил ее в дом — гостей встречала тетя Лорен — и вернулся к машине за вещами. Когда тетя Лорен повела Софи в предназначенную для нее комнату на втором этаже, он последовал за ними.

— Боже мой, конечно, нет, ничего еще не упаковано, — говорила Лорен в ответ на вопрос Софи, пока они шли по коридору.

Вдруг она вся напряглась, дернула головой, будто собираясь оглянуться в сторону Олбана, и спешно поправилась:

— Ну, собственно, нет, не совсем так. Кое-что уже приготовлено к вывозу. Кое-какие… э… старые вещи. Милые сердцу… э… фамильные реликвии, представляющие сентиментальную ценность, еще кое-что по мелочи. Ага! Вот мы и пришли.

— Да, в самом деле, — сказала Софи, остановившись на пороге.

— Ванная — третья дверь слева, — напомнила Лорен.

Софи была явно разочарована, что ей отвели далеко не номер люкс. Олбан поставил ее вещи у допотопного шифоньера и направился к дверям, в то время как тетя Лорен, отчаянно краснея, приносила извинения за погоду и уверяла Софи, что Уин с нетерпением ждет встречи с ней. Софи достала портмоне, пошарила в нем, но вовремя опомнилась и со смущенной улыбкой покосилась на Олбана, который просто кивнул и вышел в коридор.

Он провел остаток дня примерно в том же качестве, находясь в холле или где-то рядом и надеясь увидеть «форестер», но не забывал встречать вновь прибывших, помогал с багажом и находил для каждого приветливое слово, что получалось у него неплохо, притом что роль швейцара была ему не по нутру. Олбан уверял себя, что беспокоится о Верушке, но понимал, что на самом деле его состояние связано с присутствием Софи и ее отчуждением. Он мысленно перебирал все нюансы тех нескольких минут, что они провели вместе, и размышлял, анализировал, препарировал.

Она его не поцеловала, даже поползновений не было. Не подала ему руки. Только кивнула. Сказала: «Здравствуй, Олбан» — и все. Неужели она и вправду собиралась дать ему на чай? Уже достала портмоне. Это неспроста. Ведь с таксистом она расплатилась. Неужели она действительно — то ли растерявшись по приезде, то ли разволновавшись (от встречи с ним?) — была на грани того, чтобы предложить ему деньги в виде благодарности за помощь с багажом? Какой из этого можно сделать вывод о ее подсознательном отношении к нему?

— Золотко мое! Ой, как мило! — повторяла Лия, когда он провожал ее в дом.

Он привлек ее к себе, чтобы взять под зонтик. Пока они шли ко входу, ветер исхлестал им ноги дождем.

— Олбан.

Энди обнял его одной рукой, потому что другой рукой уже сам подхватил свою дорожную сумку.

За Лией и Энди быстрой чередой потянулись остальные родственники: жена кузена Стива Тесса, их сын Рун, его гражданская жена Пеннинг с крошечной дочкой Ханной, сестренка Кори, ее муж Дейв и дети Лахлан и Шарлотта, кузина Луиза, ее сестра Рейчел с мужем Марком и детьми Рутвеном и Фойн, а также сестра-близняшка тети Линды — толстая, шумная Лиззи (как ни странно — в сопровождении некоего мистера Портмана, ее компаньона, которому, конечно, потребуется комната; Олбан предвидел новые проблемы для Гайдна).

Филдинг приехал с Берил и Дорис только после обеда.

— Олбан, мальчик мой, мы находимся к северу от Абердина? — было первое, что сказала Берил, когда он помогал ей выйти из «мерседеса».

— Довольно далеко к северу, а также к западу, — ответил ей Олбан, целуя ее, а потом и Дорис и пытаясь прикрыть их одним зонтом на пути ко входной двери.

— Не то чтобы нас загнали в Арктику? — спросила Дорис.

— Ну нет, — рассмеялся Олбан.

— Вот видишь, — сказала Дорис, — я же тебе говорила, Берил.

— А я никогда и не утверждала, что нас загнали в Арктику. Я сказала: обогнали «смартика». «Смарт» — это маленький «мерседес», — растолковывала ей Берил, теряя терпение. — Господи, мы еще обогнали исландский грузовик, что ж, нам теперь считать, что нас загнали к черту на рога — в Исландию?

— Но я же тебе говорила… — стояла на своем глуховатая Дорис, когда Олбан с облегчением передавал старушек тете Лорен.

— Спасибо, Ол, — сказал Филдинг, когда вещи были вынесены из машины и поставлены в главном холле. Передав Олбану ключи от машины, он стал обнимать и целовать тетю Лорен.

Филдинг, видимо, таким способом поручил Олбану припарковать «мерс», что тот и сделал, качая головой; в своем воображении он вовсе не парковал машину, а двигался в ней на север в поисках любых следов универсала «форестер» или одинокой женской фигуры на горном склоне.

Когда он вышел из машины Филдинга, поставив ее позади хозяйственных построек за северным крылом здания, зонт все-таки вывернуло наизнанку и вырвало у него из рук. Он погнался за ним, но потом оставил эту затею, потому что черный купол — уже явно сломанный, с двумя выгнутыми спицами — был подхвачен мощным порывом ветра, взмыл вверх над старым угольным сараем и полетел дальше по направлению к роще у оконечности озера Лох-Гарв. Олбан плюнул и тяжело зашагал под дождем назад к дому. Все боковые двери, через которые он пытался войти, оказались заперты, и ему, промокшему до нитки, пришлось тащиться вокруг дома к парадному входу.