Империя полураспада

Майор, пригибаясь, пересёк чистое пространство и упал в траву рядом со штабелем дров. Травы здесь благоухали резедой и мальвой, что было несколько странно, поскольку только что в кустах не пахло даже репейником, а трава у штабеля старых досок благоухала! Или сам штабель? Разбираться с этим было некогда. Краснов принялся вытаскивать доски покрепче, и связывать их проволокой. Это было довольно неудобно, но удаче нельзя не порадоваться.

Когда нечто похожее на плот было готово к спуску на воду, майор прокрался к двери погреба и осторожно выглянул: берег оказался пустым. Никого из «пямоходящих» сейчас не наблюдалось, даже рыбаков. Пора сматываться.

Краснов вернулся к плоту, зачем-то перекрестился и принялся, кряхтя, перетаскивать конструкцию к воде. Но, когда он поравнялся с погребом, дверь неожиданно распахнулась, и в чёрном проёме появилась громадная тёмная живая масса. «Человек?..», – это оказалось последней осязаемой мыслью, мелькнувшей в мозгу Краснова, ибо в следующее мгновенье увесистая дубина обрушилась ему на голову. Пётр Петрович беззвучно свалился к ногам нападавшего.

– Отцепи его, Фофан, – просипел ударивший майора оглоблей. – Ишь, вцепился. Прям как в своё.

Пока Фофан разжимал вцепившиеся в самодельный плот пальцы беглеца, его напарник, так и не выпустивший из рук оглоблю, вдруг смачно чихнул, потом ещё и ещё.

– Слышь, чё это от тебя сёдни вонь на три версты, – спросил он, отчихавшись.

– Так я тебе который раз предлагаю: резеда, мальва, репейное масло, и всё это на две трети приправлено цветочным спиртом, – поучительно принялся объяснять Фофан. – Исключительно для желудка и опохмеловки.

– Эт чё, Тройнуха?

– Да ты попробуй, – Фофан вытащил из внутреннего кармана телогрейки ополовиненный пузырёк Тройного одеколона, отвинтил бледно-жёлтую пробку и усердно стал вытрясать содержимое в пластмассовый стакан. Затем достал из другого кармана минералку, разбавил одеколон и протянул стакан приятелю.

– На, помяни этого грешника, – кивнул Фофан на распростёртое тело майора. – Второй раз тебе ударять уж не придётся. Татьяна Клавдиевна знает, кому поручать работу.

Его напарник прислонил к земляной стенке оглоблю, взял стаканчик, понюхал и вернул Фофану.

– Не-е, – сомнительно промычал он. – Татьяна Клавдиевна сразу ущучит. А нам светиться нельзя.

– Перед кем светиться? – заурчал Фофан. – Ты же знаешь, она чужая. Чё нам с ней – детей крестить?

– Крестить – не крестить, чужая – не чужая, а она нам «бабло» отстёгивает. Так что допивай свою Тройнуху и айда тащить этого мертвяка, надо же отчитаться.

Фофан не заставил себя упрашивать, проглотил пойло, подхватил под руки обмякшее тело майора и взглянул на напарника. Тот вернулся к двери, пошарил по стене, щёлкнул выключателем и в погребе загорелся электрический свет, озаривший коридор, уходящий вглубь пригорка куда-то в сторону ресторана.

Затем оба исполнителя снова подошли к своей жертве, не показывающей никаких признаков жизни, взяли тело за ноги, и, отчаянно сопя, потащили прибитую ими дичь для отчёта и получения вознаграждения.

Глава 12

Мерный звук летящих с большой высоты капель, ударяющихся о камень, привёл в сознанье Александра Викторовича. Более того, зудящий водяной звук разбудил уснувшую на время боль. Она пылала всюду, отдаваясь эхом даже в сокровенных, казалось бы, недоступных для боли районах человеческого организма.

Знатнов понятия не имел, какие органы кроме нервной системы отвечают за распространение боли, и есть ли от неё «заглушки». Во всяком случае, если эти заглушки существуют в человеческом организме, то именно сейчас они все до единой были сняты, спрятаны, уничтожены.

Всё тело представлялось единой саднящей раной, где каждую его клетку методично долбили капли, падающие с какой-то неоглядной высоты и рассыпались сотнями звуковых осколков, пробирающихся до самой сердцевины костей своим надсадным дребезжащим звуком.

Это было невыносимо. Знатнов постарался привести разбежавшиеся чувства в порядок, а за одно – память. Это пока не удавалось, поскольку он просто не мог открыть глаз и осмотреться: где он, что с ним, как здесь оказался, и в реальном ли он сейчас мире?

Разрешение даже одного вопроса заставило бы сознание сбросить с себя сеть смятения, вынырнуть из пучины хаоса, где оно до сих пор пребывало. Только глаза отказывались подчиняться, тело тоже. Удалось лишь чуть-чуть пошевелить пальцами правой руки. А это уже была пусть небольшая, но победа.

Почувствовалась резь в кистях обеих рук. Значит, они связаны и стянуты верёвками за спиной. Но почему же до сих пор он ничего не различает?! Откуда неведомая пелена темноты? Тут пришёл на помощь нос. Он учуял острый запах грязных тряпок. Так могли пахнуть только солдатские портянки. Этот удушающий отвратительный смрад ни с чем спутать нельзя. Похоже, что головою Знатнова уткнули в кучу видавших виды клочков человеческой одежды.

Александр Викторович попробовал повернуть свою ещё туго соображающую голову в сторону. Получилось! Надо же. Значит, не всё ещё потеряно. Может, он просто долго лежал без движения?

Знатнов попытался перекатиться с места на место. Опять получилось! Правда, ядовитый запах портянок так и не исчез, но выяснилось, что способность передвигаться, ещё не утеряна. Так перекатываясь с боку на бок, он упёрся в отвесную шершавую стену, имевшую выпуклый угол. Александр Викторович после нескольких попыток всё же поднялся по стене на ноги и прислонился к выступу спиной так, что верёвки, стягивающие руки, оказались на шершавой базальтовой грани. Теперь уже дело было только за временем. Если успеет перетереть верёвки до того, как враги вернутся, то можно будет попробовать одолеть эту пещерную нечисть. В сущности, справиться с нападавшими даже в темноте, не составило бы труда, благо, что чутьё и сила ещё никуда не исчезли.

Знатнов принялся медленно и мерно, как падали откуда-то капли, приседать возле надёжного каменного выступа. Надёжного ещё и потому, что базальтовый гребень вольно-невольно помогал перетирать путы. И вскоре – О, Боже! – это удалось!

Пленник судорожно вытащил правую руку из ослабленных верёвочных пут и сразу же ощупал лицо: так и есть! Голова была обмотана солдатской портянкой!

Александр Викторович остервенело сорвал вонючее отрепье и тут же принялся обеими руками растирать задеревеневшие щёки. Это помогло. Кровь снова принялась медленно, но верно пульсировать по капиллярам, возвращая коже чувствительность. Только темнота не отступила.

Правда, она приняла совершенно другой вид: тёмные пятна теней клубились по небольшому, судя по всему, помещению без окон, без дверей. Хотя нет, было всё-таки какое-то маленькое зарешеченное отверстие на высоте примерно пяти метров от пола каземата.

Эта своеобразная цилиндрическая камера имела всё же откуда-то приток воздуха. Вскоре Александр Викторович начал различать запахи смазочных или нефтеперегонных материалов. Значит, этот каменный каземат – не тюремная камера. Да и с какой стати похитители станут прятать Знатнова в тюрьму? в какую? для чего?