Империя попаданца. Трилогия
Шрифт:
Моряки «Надежды» обнимали матросов, то ли знакомцы были, то ли из извечной морской солидарности. Хлопали друг друга по плечам, веселились, громко смеялись. Будет сегодня весело в единственном трактире, знатен будет пир, не вместит он всех желающих погулять! А потому по домам матросы за накрытыми столами сидеть будут, за чарками полными…
Наместник Сойманов с адмиралом Эльфинстоном на берегу не стали обниматься, долго и чопорно раскланивались, вежливыми словами перебрасывались. Не имел англичанин широты русской души, не обтесался. Но дело свое знает добре – как обещал императору, что доведет корабли, вот
Гречиничи
– Ты такими города сделал! А этот в особенности. Любуешься? Есть на что посмотреть!
Знакомый голос ворвался вихрем в разум Петра, и он стремительно повернулся. Ведьма! Прошлый раз гибель Маши напророчила! Только куда делся ее возраст – моложе стала лет на десять, да и язык не поворачивается ведьмой назвать: улыбается, распущенные волосы развевает легкий ветерок, одета в нарядное легкое платьице, на лебединой шее нитка настоящего жемчуга – на украшениях жены глаз набил, чуток разбираться стал.
– Люди приходят и уходят…
Она словно прочитала его мысли и печально улыбнулась. Горестная складочка собралась на краешках губ.
– Ты решаешь судьбу – мог пролить кровь, но оставил жить… – Она показала рукой на памятник у входа в университет. – Захотел прикоснуться к будущему – и они сотворили твой город. И не только Дашковы – многие выполнили предначертанное. Не обольщайся – ты лишь дал толчок, а события… Дела вершатся помимо тебя, но не без тебя. Хотя этого может не быть, ничего не быть, творить или рушить – тебе решать! Один неверный шаг – и такого будущего не станет. Хотя если ты этого хочешь…
– Нет, не хочу, – хрипло отозвался Петр. – Мне нравится этот Иркутск, мне симпатичны его дома и улицы… И я даже не мечтал, что такими могут быть и люди…
– Тогда приготовься платить! – Она печально улыбнулась, лицо в один миг постарело на десятилетие, а голос стал тяжелым. – Или за тебя расплатятся другие! Там лежит книга. – Женщина махнула в сторону, платьице закружилось в воздухе перед его глазами, а голос, уже ласковый, обволок его душу. – Посмотри ее, она того стоит…
Петр машинально шагнул вперед, к книжному лотку. И повернулся…
Женщины не было, она растаяла в воздухе без остатка, исчезла, как тогда, в занесенной снегом подворотне. Исчезла, словно растворившись, как тают воздушные замки из облаков, проносящихся в голубой синеве, как фата-моргана…
На лотке лежало множество книжек в ярких переплетах, но внимание Петра привлекла одна, стоявшая с краю, – толстая, в черной обложке с золотым тиснением. Фамилия автора «двуствольная», она встречалась ему в той, студенческой, жизни. И тоже про фельдмаршалов Российской империи, вот только в название добавлены совсем иные слова.
– Во времена царствования Великой Четы – Петра III Освободителя и Екатерины II Благоверной… – медленно прочел он продолжение названия, и руки сами протянулись к книге.
– Можно посмотреть? – Петр опомнился и спросил разрешения у сухонького старичка с бородкой клинышком, что разморился на ярком солнышке. Тот моментально оживился:
– Конечно, молодой человек! Даже если вы ее не возьмете, дороговата
для студента, то в библиотеке прочитаете. Приятно видеть, что молодежь продолжает интересоваться нашим славным прошлым…Но Петр его уже не слышал, он впал в неописуемое состояние. Перечень фамилий фельдмаршалов, помещенный в самом начале, сразу на целых пяти страницах, оглушил разум.
– Однако… – найдя в себе силы, пробормотал он еле слышно. – Офигеть!!!
В глаза бросились такие громкие имена, которым блистать на французском престоле или громко звучать на немецком языке. Нет, твою мать, они числились в русских фельдмаршалах. Он машинально перелистал страницы и стал читать, бубня себе под нос:
– Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов, полный кавалер ордена Святого Георгия Победоносца, Светлейший князь Российского и Византийского императорского и Прусского королевского достоинства!
Последнее восклицание вырвалось непроизвольно – глаза сами убежали вперед и на другой странице уперлись в знакомую дату:
– 1 июля 1770 года в победном для русских войск сражении под Коринфом был тяжело ранен ружейной пулей в глаз, лишившись оного. Однако! Я его туда отправил, а он там глаз намного раньше потерял. От судьбы не уйдешь! Кха! Как говорят – кому суждено быть повешенным, тот не утонет! Твою мать?!!
Легкий ветерок подхватил бумажные листы и перевернул страницы немного вперед. Та же дата, вот только фамилия другая, до боли знакомая.
– Смертельно ранен при взятии Очакова ядром в правый бок… Скончался на руках генералов… Его последними словами были: «Достойная смерть для солдата!»
Что?!! Петр непроизвольно взвыл. Яркий день мгновенно потух, на город опустилась темнота. И холод, страшный холод, пронизывающий насквозь, обрушился ледяным тяжелым покрывалом…
– А-а!!!
Петр закричал что было сил и проснулся. Знакомый шатер, расшитый полог, стенки просвечиваются румянцем восходящего солнца. И нет тлетворного запаха распоротых внутренностей, выжженной земли, тысяч убиенных. Он в Гречиничах, сюда его перевезли, как он и приказал после первого в супружеской жизни неудачного, а может, и счастливого, адюльтера.
– Ф-у-х! – с облегчением вздохнул Петр, и тут его пробил озноб. Он вспомнил сон. – Денисов!!!
– Я здесь, государь! – в шатер ворвался казак. – Я слышал, как ты проснулся, и побежал!
– Скачи в Очаков! Быстро, как только можно! Загони лошадей, бери моих рысаков. С заводными скачи! По пути забирай! Твори что хочешь!!!
– Зачем, государь?! – казак от удивления сделал шаг вперед.
– Сграбастай Миниха! Отволоки его от стен подальше. Старик не должен погибнуть при штурме! Спаси его – и требуй от меня что хочешь!
– Ты видел сон, государь?! – лицо Денисова перекосила страшная гримаса, и он заорал во весь голос, обращаясь к казакам, стоящим снаружи. – Взять лучших коней! Не мешкая!!! Первый десяток в седла!
Денисов повернулся к выходу, но остановился и громко попросил:
– Государь, пиши приказ фельдмаршалу, а то он не послушает!
– Сейчас! – только и ответил Петр и мигом уселся за стол, схватил перо и вкось стал писать по первому листу.
А Денисов облегченно вздохнул:
– Как хорошо, что мы вас сюда отвезли! Словно чувствовал – зато теперь на семь верст скакать будет меньше…