Империя попаданца. Трилогия
Шрифт:
– Видишь ли, Федор Федорович. – Петр с немногими военными был на «ты», как бы подчеркивая этим обращением свое к ним доверие. И этим отношением царя с его «тыканием» очень дорожили. – Англичане пока не сообразили, какую выгоду несут паровые машины. А потому за эти три-четыре года мы должны построить как можно больше новых линейных кораблей. Потом для нас все будет намного труднее – на их острове верфи начнут бесперебойное строительство новых кораблей, мы неизбежно утратим свое преимущество. Но пока оно у нас есть, и мы должны использовать его с максимальной для России выгодой!
Адрианополь
Константин завистливо покосился на грудь
Орден Святого Георгия третьего класса вообще редкостная награда, великий князь был бы рад даже четвертой степени, что на колодке. И снова вздохнул – даже сей крест можно только за подвиг воинский получить, а как его совершить прикажете?!
– Ваше превосходительство!
К Багратиону подскакал молодой подпоручик в запыленном гусарском мундире – лет семнадцать, глаза шалые.
– Татары идут, там, за холмами. Сотен десять, не меньше! И янычары с ними, орта, а то и больше!
– Откуда они взялись?! – в возгласе Багратиона страха не было, а одно безмерное ликование. Князь повернулся к царевичу.
– Повезло нам, ваше высочество, сегодня довершим дело, вашим отцом давно начатое.
Константин только кивнул в ответ – еще бы ему не знать, как в позапрошлую войну, 27 лет тому назад, его самодержавный отец наголову истребил турок и крымских татар при Ларге, Кагуле и Пруте. А потом одним рывком захватил Крым, это гнездилище разбойников, что столетиями пили кровь со славян, – русских, малороссов, поляков и казаков. Тогда им было отмщение за все те длинные вереницы несчастных рабов, что ликующие татары столетиями уводили за Перекоп.
И вот султан собрал ошметки той орды, что избежала заслуженного ими избиения, ибо добрая треть татар присягнула России, и клятву эту исполняла с достоинством и прилежанием…
– Скачите, ваше высочество, к фельдмаршалу. Мы их истребим и закроем туркам дорогу к Царьграду. Пусть армия смело поспешает вперед – Фархад-паша на помощь султану не придет.
– Так точно, ваше превосходительство!
Отец всего один раз такую ему выдал нахлобучку за нарушение субординации, что этот урок Константин на всю жизнь запомнил. А потому, хоть он и «его высочество», но в данный момент «их превосходительное сиятельство» (тут молодой великий князь улыбнулся над своею незамысловатой шуткой) его непосредственный командир, приказы которого следует соблюдать от сих до сих. Иметь второй тяжелый разговор с императором молодой царевич не желал категорически.
И снова горестно вздохнул – в бой его явно не пускали ни старый фельдмаршал, ни этот молодой генерал. Обидно до слез! Но делать нечего – против воли самодержавного отца не пойдешь!
Петербург
Посол тяжело вздохнул, перекрестился, беззвучно шевеля губами, будто читал молитву, а сам продолжал думать о своем, крестясь перед иконами и отвешивая поклоны. Ничего не поделаешь – политика, как и искусство, требует жертв.
Три года тому назад весь русский двор, узнав о казни этой набитой дуры Марии Антуанетты (посол чуть не скривился, вспомнив высокомерную австриячку, жену короля Людовика и сестру австрийского императора), оделся в траур, который, мыслимое ли дело для культурной Европы, соблюдался чуть ли не полгода.
А эти бесконечные молебны, изнуряющие тело посты, что ханжеские супруги налагали на себя, а заодно на весь Петербург. Даже английские пуритане, известные своим аскетизмом, прах их раздери, до такой изуверской строгости не додумались.
Никто из богатых
русских вельмож в эти долгие дни ничего не праздновал и сам в гости не хаживал. И в иностранные посольства на торжественные обеды князья не ходили, откровенные беседы о российской политике перестали вести.Хотя и не было прямого на то царского запрета, но все прекрасно знали, что найдется кому донести куда следует, а там последует вечное отлучение от двора. Прецеденты уже были, а эти русские варвары готовы на коленях лизать монаршую длань.
Рабы!
Посол мысленно улыбнулся, но продолжал креститься и читать молитву. У русских словечко есть одно – холопы. Очень даже хорошо ко всем ним подходит. Варварская нация, хоть и одевается по лучшей европейской моде, лопочут на разных языках, а все одно – варвары. И хуже того – любой нормальный европеец, пообщавшись с русскими долгое время, сам таким же и становится.
Примеров тому масса, ходить далеко за ними не нужно. Вот один перед ним на коленях стоит перед иконами, чуть ли чугунным лбом не стучит о вощеный пол…
– Кхе!
Посол непроизвольно кашлянул, несколько смущенный – все же он мужчина, и не стоит так думать о женщине, тем более коронованной особе. Но не хотел бы он стать в старости таким же приторно набожным до омерзения для всякого просвещенного джентльмена, как русский император и его почтенная супруга.
Действительно, прав тот образованный русский граф, что совсем к месту пошутил над монаршей четой в английском посольстве: заставь дураков богу молиться, они и лоб расшибут.
Вот только плохо кончил этот смелый и порядочный русский дворянин, настоящий европеец без всяких комплексов, засланный по казенной надобности в безлюдную Сибирь, где в лютые морозы даже волки свои лапы с хвостами теряют.
Дикари они! Разве так можно поступать с людьми, что всей душой к ценностям английского просвещения тянутся? Даже их императрица, урожденная германская принцесса…
Посол чуть не закашлялся, стушевался и даже помотал головой, как усталая крестьянская лошадка, отгоняющая приставучий гнус. Но то продолжалось всего лишь одну секунду, и маска ледяной невозмутимости снова наползла на лицо.
Ну что за разные мысли посторонние идут в голову?! Нет, нет и еще раз нет. Гнать подальше и сосредоточиться только на деле, которое не терпит отлагательств.
Сегодня и сейчас он заставит ее величество дать британской короне четкий и недвусмысленный ответ. И прах раздери их византийскую изворотливость с коварством!
Остров Шумагина
Шумагинское зимовье было солидным – кроме «государевого амбара», где сейчас хранилось почти восемь тысяч выделанных шкур, имелись большая «приказная изба» да крепкий двор.
Рядом расположилось приземистое строение из крепких бревен, с проделанными в них бойницами и печной трубой, что поднималась из крыши, – «караульня». Над ней возвышалась сложенная из бревнышек невысокая дозорная башня. Частокола из заостренных бревен не имелось – не острог, чай, лихих людишек днем с огнем не отыщешь, а туземцы власть уважают и бунт вряд ли поднимать станут.
Посему население зимовья было совсем небольшим – приказчик Семен Прокофьев с женой Анной, крещеной камчадалкой, и старшим сыном, что помогал ему в разных делах. Младший сынок на Кадьяке в приказной школе учился, что губернатор недавно открыл, – нужда в грамотных людях на Алеутах, как и на Аляске, была огромная, а на далекую Россию в этом деле полагаться не приходилось.
На самом деле – зачем подросших детишек куда-то за тридевять земель отправлять, их на месте учить надобно. А для того во всех трех острогах на Аляске школы открыли, а в самом Ново-Архангельске даже гимназию с кадетским корпусом.