Империя ученых

11 Для сравнения отметим, что в гареме Хуань-ди, предшественника Лин-ди, насчитывалось, если верить докладу сановника Чэнь Фаня от 161 г., несколько тысяч наложниц [Хоу Хань шу, цз. 66, с. 4а].

12 Впрочем, правительство, пытаясь предотвратить нашествие цянов, само прибегло в собственных владениях к «тактике выжженной земли». Власти уничтожали посевы и запасы продовольствия, сжигали селения и насильно угоняли китайское население во внутренние районы. Бедственное положение в западных пограничных областях подробно описал Ван Фу [Ван Фу, с. 117-121].

13 Монета весом в 5 шу (1 шу – 0,61 г), впервые отлитая в 118 г. до н. э. и отмененная Ван Маном.

14 Любопытным свидетельством высокой интенсивности труда тогдашнего земледелия служит эссе уроженца Хэбэя Цуй Иня (конец I в.) «Игрок», иллюстрирующее пропасть между городскими «бездельниками» и замученными непосильной работой крестьянами: «Игрок увидел крестьянина. В соломенной шляпе и с мотыгой в руках тот пропалывал поле. Его лицо было дочерна прожжено солнцем, ладони и ступни покрыты мозолями, кожа его походила на кору тутового дерева, ноги – на медвежьи лапы. Скрючившись, он ползал по земле, и струившийся с него пот смешивался с грязью. Игрок сказал: „Ты обрабатываешь поле в палящий зной, на твоей спине пятна засохшей соли, твои ноги похожи на обгорелые пни, кожа задубела настолько, что и шилом не проткнуть. Ты еле ходишь на своих стертых, обессиленных ногах. Назвать ли мне тебя зверем или птицей? Но у тебя лицо вроде как у людей. Назвать ли мне тебя деревом или кустом? Но ты можешь шевелить руками и ногами. Что за жалкая участь иметь столь неприглядный вид!“» [Цюань Хоу вэнь, цз. 44, с. 5а].

15 Приведенный эпизод отнесен в жизнеописании Чжао И к концу 70-х годов, однако Ян Чжи еще в 169 г. был изгнан со службы указом о «запрете клики» и умер дома. В середине 60-х годов он действительно занимал пост правителя Хэнани [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 28б].

16 Политический подтекст этого требует пояснения. Заметим, что Чжоу Фу примыкал к евнухам, а «запрет клики» имел прямое отношение к соперничеству «северной» и «южной» партий Таньлина. Так, вскоре после издания указа о «запрете клики» один из подчиненных правителя Пинъюани Ши Би, саботировавшего указ, говорил ему: «В пяти из шести областей Цинчжоу есть участники клики. В близлежащем уделе Ганьлин также выявляют южную и северную партии» [Хоу Хань шу, цз. 64, с. 11б].

17 Эта популярная эпиграмма не совсем справедлива в отношении Чэн Цзиня. Как правитель области, он сам взял к себе на службу Цэнь Чжи. Когда в связи с расправой, учиненной в Наньяне над группой купцов, связанных с евнухами, над головами Чэн Цзиня и Цэн Чжи сгустились тучи императорского гнева, последний, бывший инициатором этой акции, попросту сбежал, тогда как Чэн Цзинь с достоинством встретил тюрьму и смерть [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 31б].

18 Имеется в виду ущелье в верховьях Хуанхэ, где течение реки настолько бурное, что рыбы не могут плыть против него. Бытовало поверье, что те, кому удавалось подняться вверх по теснине, превращались в драконов [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 14б].

19 Любопытно, что источники радикально расходятся в характеристике личности Ду Шана. Фань Е сообщает, что у него «семья была бедна, он не воспитал себя [и не отличался] изысканным поведением, в округе его не выдвигали на службу», вследствие чего Ду Шан решил прибегнуть к услугам Хоу Ланя [Хоу Хань шу, цз. 38, с. 11б]. В «Продолжении истории Хань» Сыма Бяо, наоборот, сказано, что Ду Шан, рано похоронив отца, «служил матери с полной почтительностью», изучил «Книгу Перемен» и «Книгу Преданий», «на службе был чистым и незапятнанным», обладал литературным талантом Рбу Хань шу, цз. 38, с. 11б].

20 Это сообщение относится к 178 г., когда Цай Юн был обвинен в родственной связи с Ян Чжи. Там же говорится, что «Хуму Бань (один из восьми „сокровищниц“ списка Фань Е. – В. М.) и другие создали с Ян Чжи союз» [Хоу Хань шу, цз. 60б, с. 24б].

21 Это невероятное событие зарегистрировано в хрониках в 165 и 166 гг., оба раза – в четвертом месяце, т. е. в половодье [Хоу Ханьшу, цз. 7, с. 21а, 23а, цз. 105, с. 6а]. Сян Кай толковал его как предвестие скорого вступления на трон одного из удельных правителей, и это предсказание сбылось [Хоу Хань шу, цз. 30б, с. 28б].

22 Полный перевод и подробный анализ доклада Сян Кая даны в работе Р. де Креспиньи [R. de Crespigny, 1976].

23 К этому наказанию прибегал еще Ван Ман. Оно упоминалось и в материалах, относящихся ко времени управления Чжан-ди: сановник Юань Ань, занимая пост правителя столичной области, выражал нежелание «подвергать людей запрету служить в столь просвещенный век» [Хоу Хань шу, цз. 45, с. 2а-б]. Подвергнутые этому наказанию не считались преступниками, но, судя по изданному в 106 г. императрицей Дэн указу, по статусу находились ниже простолюдинов [Хоу Хань шу, цз. 4, с. 17а]. Во II в. запрет обычно распространялся на потомков, а также учеников и служилую клиентуру высокопоставленных чиновников. Примером может служить указ 146 г. в отношении противников Лян Цзи – Ли Гу и Ду Цяо.

24 Упоминания об этой тюрьме (ее полное название – «тюрьма Северной управы Желтых ворот») появляются со времен царствования Хуань-ди. Судя по названию, она относилась к гарему и, вероятно, была учреждена евнухами как место расправы над политическими противниками. С раннеханьского периода во дворце существовали две другие тюрьмы для служилых людей.

25 ХуГуан родился в потомственной сановной семье и начал свою карьеру еще при Ань-ди. Он был в числе тех, кто советовал Шунь-ди породниться с семейством Лян, и пользовался благосклонностью Лян Цзи, что не помешало ему пригласить ко двору ряд видных деятелей «чистой» критики, в том числе Ли Ина. Он был одним из трех гунов, разжалованных после переворота 159 г., но через несколько лет снова выплыл на поверхность, на сей раз, по-видимому, с помощью семейства Доу. В протестах он участия не принимал, но завоевал всеобщее уважение своей ученостью и составленным им сводом административных уложений империи. Фигура ХуГуана не менее характерна для позднеханьской бюрократии, чем образ поборника «чистоты».

26 Храм Лао-цзы на его предполагаемой родине был воздвигнут (или получил официальное признание) в 149 г. в период владычества семьи Лян и пользовался ее покровительством. В 165 г. евнух Цзюй Гуань по поручению Хуаньди посетил храм, совершив там поклонение. В следующем году император лично совершил поклонение Лао-цзы и Будде во дворце. Начинание Хуаньди, однако, не получило продолжения [Crespigny, 1980, с. 72-73].

27 С точки зрения характера семейно-родственных отношений в ханьском Китае представляет интерес аргументация Хэ Хая, писавшего в докладе: «В соответствии с „Записками о ритуалах“ потомки общего прадеда должны жить отдельно и владеть имуществом порознь. Их чувства взаимной любви и долга слабы, а родство далекое. Но ныне запрет клики распространяется на все пять поколений родства. Это расходится с классическим учением и противоречит правилам обыденной жизни» [Хоу Хань шу, цз. 67, с. 8а].

28 Например, когда Лин-ди и евнухи начали продавать чиновничьи должности, сановнику Цуй Ле уступили пост гуна за полцены на том основании, что он слыл «славным мужем» Хэнани [Хоу Хань шу, цз. 52, с. 27б]. Другому чиновнику снизили в десять раз квоту денежного взноса от его области из уважения к его «чистой славе» [Хоу Хань шу, цз. 78, с. 32б].

29 Заметим, что древние историографы по-разному оценивают этот альянс. В хронике «Вэй люэ» (III в.) утверждается, что Сюнь Кунь добровольно породнился с Тан Хэном из карьеристских соображений и что его поступок «был осужден почтенными мужами» [Саньго чжи, цз. 10, с. 1б]. Фань Е, видимо, не желая бросать тень на столь славное семейство, реабилитировал Сюнь Куня. Согласно его трактовке, Сюнь Кунь согласился на брак из страха перед Тан Хэном, а сам он «смолоду прославился своим талантом и потому смог избежать упреков» [Хоу Хань шу, цз. 70, с. 24а].

30 К слову сказать, эти служители гарема благодаря их учености приобрели немалый авторитет среди конфуцианских эрудитов и в 175 г. помогли Цай Юну добиться разрешения воздвигнуть у ворот Столичной школы каменные плиты с образцовым текстом Пятикнижия [Хоу Хань шу, цз. 60б, с. 11б].

ГЛАВА 3

1 Оставим в стороне вопрос о том, откуда бралась в человеке «воля» и что позволяло китайцам приписывать ей абсолютную ценность. Ответ на него потребовал бы специального разбора проблемы априорности моральных суждений и в конечном счете – проблемы межкультурного «диалога» вообще.