Империя. Цинхай
Шрифт:
– Почему он не надел бронежилета? – задавалась вопросом Дами. Ответить ей никто из присутствующих не мог, потому что не было в комнате Уоллеса Хо, а впрочем, даже будь он здесь, он бы не посмел сказать, что Энди безумно торопился поскорее к жене, зная, что их ждала ночь воссоединения после трёх месяцев воздержания, и отказался от бронежилета, чтобы не возиться с ним, теряя время. – Как это всё случилось? Почему никто не закрыл его собой? – продолжали сыпаться вопросы Дами, но топтавшиеся напротив Тэкён и Марк отвечали за её безопасность, и ничего не могли сказать о господине Лау и его охране.
Дами так и
– Госпожа Лау? Ваш муж пришёл в себя.
Быстрее подняться не могла бы даже львица или пантера, кидающаяся на добычу. Дами молниеносно вынеслась за дверь, только в коридоре растерявшись от того, что не знала, куда идти. Пришлось подождать доктора, который указывал ей направление. Телохранители шли тоже, но когда все достигли реанимации, внутрь пустили только супругу, надевшую обязательный халат.
Энди лежал под капельницами, перебинтованный, бледный и с запавшими глазами. Щёки отдавали желтизной, но он улыбался, заметив Дами. Она подошла и стиснула его ладонь в своей.
– Милый, - шёпотом сказала она. Глаза сами собой сделались мокрыми.
– Извини, что заставил понервничать.
– Боже, о чём ты говоришь! – нащупав стул отклонённой назад рукой, потому что не в силах была отвернуться от лица, которое боялась уже не застать живым, Дами подтянула к себе сидение и опустилась на него. – Милый, Энди, как ты себя чувствуешь?
– Да так себе, если честно. Но мне вкалывают обезболивающее, так что я не чувствую патрона, что во мне застрял.
– Тебе сказали?
– Да, и о том, что надо бы ещё одну операцию сделать. – Дами наклонилась к его руке и поцеловала её, капнув поверх слезой. За эти часы она успела понять, как никогда, как важен для неё этот мужчина, как много он значит для неё.
– Это опасно? – Энди попытался пожать плечами, но поморщился и перестал шевелиться.
– Думаю, что с железякой где-то возле желудка жить будет не очень удобно. – Передохнув, или переборов какую-то блуждающую боль в организме, он спросил: - Как Эндимион? С кем он?
– Всё в порядке, он дома, с Руби, под охраной толпы синеозёрных.
– Хорошо… Хотел бы я взглянуть на него.
– Послать за ним? – оживилась Дами.
– Нет-нет, не придумывай. Это большой риск. Ты же видишь, я уже докатался… А мог бы держать в голове случай с Хангёном.
– Ты думаешь, это снова была Эмбер?
– Не знаю, драгоценная моя, не знаю.
– Почему Уоллес не защитил тебя?
– Он не успел остановить меня, я… - Энди осёкся. Он хотел сказать правду, что сорвался за цветами для неё, увидев киоск, но вовремя понял, что это сгложет совесть Дами. Она подумает, что всё случилось из-за неё. Тигрица слопала барана. – Я хотел перекусить в дороге, и шагнул к лотку с уличной едой, не предупредив Уоллеса. А он, увы, не наёмник, - Энди хмыкнул, - да и стреляли двое…
– Ты их видел?
– А что толку? Это исполнители, Дами. По ним не понятно, кто их нанял.
– Я найду…
– Успокойся, - натянуто улыбнулся он снова. – Всё будет нормально. Иди, отдохни, у тебя уставший вид.
– Я не хочу уходить от тебя, пожалуйста…
– Ну, ночевать в реанимации тоже не положено никому, кроме больных, - он
слабо пожал её пальцы. – Иди, милая, мы увидимся завтра.Дами с трудом заставила себя покинуть мужа. Ей не хотелось никуда идти от него. Её место было возле его койки. Эндимион отошёл на задний план. Этот ребёнок был с ней всего три месяца, а Энди окружал любовью больше года. Никто и никогда так не относился к ней. Уже за одно это Дами обязана была посвятить всю себя ему, но и без благодарности она испытывала глубокие чувства к супругу. Неужели всё-таки полюбила всерьёз?
Уоллес бродил возле реанимации, не отлучающийся никуда. Спал ли он с тех пор, как Энди привезли сюда? По начальнику охраны было видно, что он не может простить себе невыполненный долг.
Около двух ночи Дами наконец-то поужинала. Ей не спалось, и она спустилась в неработающий в столь поздний час буфет, налила себе капучино из одного автомата, и добыла шоколадку из другого. Оставался остаток сэндвича, и этим всем можно было утолить голод. Возле столика образовался Марк, взявшийся за спинку стула.
– Не помешаю?
– Присаживайся, - одобрила это Дами. Парень сел напротив.
– Предупреждайте, когда уходите куда-то. Не бродите одна.
– Клиника охраняется, что тут случится?
– Дворец тоже охранялся. – Дами передёрнула плечами на его замечание. – Не будьте равнодушны к себе сейчас.
– Скорее я просто уже не могу ни о чём думать… Я просто хочу, чтобы Энди поправился, и вернулся домой.
Марк поднялся и сходил себе за кофе тоже. Вернувшись, он долго пил его и молчал, после чего набрался решимости и сказал:
– Я месяцами думал, что вы не достойны господина Энди. Служил только потому, что так велел он. Но теперь я вижу, что ошибался. Вы любите господина Энди.
В другой раз Дами оскорбилась бы или заинтересовалась этими словами, но сейчас мозг отказывался реагировать на что-либо, не относящееся к выздоровлению Энди, его жизни, сохранности.
– Он сказал мне, что убил Джаспера, - посмотрела Марку в глаза девушка, - и что ты об этом знаешь. Услышав это, я сомневалась, смогу ли любить настолько сурового человека… но я смогла его понять. Ты тоже его понимаешь, верно?
– Да. Иногда нужно убивать, несмотря на любовь. Если имеешь власть, если от тебя зависят другие люди. Обязанности и права у простых людей и у людей с властью совершенно разные. Кому-то позволительно прощать и быть слабым, кому-то – нет.
– Верно… ты любил когда-нибудь, Марк?
– Не знаю, возможно. Если чувство, которое прошло, можно назвать любовью, то любил.
– А что случилось? – пытаясь отвлечься от неустанного волнения за мужа, ввязывала себя в беседу Дами.
– Она оказалась недостойной.
– Чем именно?
– Нет ничего презреннее лицемерия. Измену, мне кажется, простить можно – у людей есть слабости. Но намеренная, продолжительная ложь – это отравленная сила, с помощью которой губят жизни.
– Но на поприще власти хитрость ценится.
– Если бы к власти приходили достойные люди, в этом мире были бы другие ценности. Повсеместно, - принципиально отчеканил Марк. Дами покивала, не способная спорить или продолжать дискутировать с аргументами. В голове дули сквозняки. – Идёмте в комнату отдыха, госпожа. Вам нужно поспать.